«Да чего я в самом деле, — в который раз попыталась она себя успокоить. — Разве не видно, что он желает мне только добра? Может быть, ему просто стыдно за то, что он хотел использовать меня, чтобы добраться до моего обидчика и его денег...»
Успокоить себя более или менее удалось. Но в голове занозой застрял болезненный вопрос: за что же все-таки просил у нее прощения Иван Глебов?
В аэропорту «Куантрен» их встретил лично господин Жак Тириньи. Он не мог усидеть в офисе и примчался взглянуть на Анюту. Глава T&G уже видел первые отснятые на фото и видео материалы и все никак не мог поверить, что хрупкая девушка с ангельским лицом — это его хорошая знакомая, бывший менеджер «Валькирии» Анна Венгерова. Возможно ли?
Оказалось, что возможно.
— Вы как настоящая русская матрешка, — сделал он Ане замысловатый комплимент.
Коля Игумнов, на правах старшего группы, представил всех своих людей. Тириньи демократично пожал каждому руку, а Ивану чуть было не оторвал ее.
— Как же, как же! — говорил он с улыбкой. — Кто не помнит! Иван Глебов!.. Мы в Швейцарии любим спорт. И спортсменов любим. Правда, больше своих. Но великие для нас — свои.
Анне даже стало немножечко стыдно за то, что она недооценивала спортивную славу Ивана. Если его и в Швейцарии знают, то можно представить, что он был за хоккеист! А она его личным водителем наняла...
Поселили всю группу в гостинице «Хилтон» на берегу Женевского озера. Круче, видимо, отеля не нашлось. А она-то думала, что прагматичные швейцарцы засунут их в какой-нибудь трехзвездочный отель с потомками тех клопов, которые лично сосали кровь у таких знаменитостей, как Байрон, Гёте, Гюго, Бальзак, Стендаль, Лист, Вагнер... Все эти господа (и еще целый список) бывали здесь не раз. Кое-что, несмотря на занятость, Анна все же успела прочитать о Швейцарии и даже запомнить. Как не запомнить, например, что в той же Женеве есть улицы под названием Рай, Ад и Чистилище?!
Ей достался просторный номер с телефонами в ванной и туалете, с огромной кроватью под балдахином, гравюрами под старину на стенах и видом на озеро, на удивление большое и синее.
Анна долго смотрела на запруженную машинами и людьми набережную внизу, окантованную домами современной постройки. На небольшой порт, из которого выходили одна за другой несколько яхт под разноцветными парусами. На стрелку волнореза, откуда бил высоко в небо мощный фонтан, разбрызгивая на сотни метров вокруг водяную пыль.
Анне очень хотелось забраться в шикарную ванну с гидромассажем, но, прежде чем это сделать, она заглянула в номер Глебова, который он делил еще с тремя мужиками из съемочной группы, — что видно из их окон?
А из их окон был виден Монблан. Ослепительно белый, унижающий все соседние вершины, такой далекий и такой близкий.
«А вот здесь крыть нечем. Ну нет в Питере гор. Нету...»
Иван оказался один. Соседи его побросали вещи и сразу рванули в город. Понятное дело, нужно было пользоваться моментом. Сегодняшний день как бы не в счет, а вот с завтрашнего — работа, работа, работа... Сам Ваня никуда не рванул, потому что куда же он без тела, которое должен охранять?
— Сейчас я это тело приведу в порядок, такая жарища, и мы тоже погуляем. Я быстро, — пообещала она.
Анюта управилась в рекордные сроки, оделась полегче (белая расклешенная юбка, малиновый топ) и спустилась вниз, где ее уже ждал Глебов.
Растворившись в праздной толпе, которая словно специально высыпала на улицу одновременно с ними, они направились в центр города и очень скоро заблудились в лабиринте до невозможности узких улочек, с домами, казалось, вросшими друг в друга, нахлобучившими на окна-глаза черепичные крыши. От улиц не отставали и площади — крошечные, да еще с фонтанами в центре. Обычный номер в «Хилтоне» и то больше.
— Да, не Дворцовая площадь, — заметила Анна. — Зато зимой со снегом никаких проблем... Слушай, — вдруг вспомнила она, как господин Тириньи тряс Ивану руку в аэропорту, — если тебя узнали здесь... ты что, играл за границей? В Америке?
— Ну, в Америке, — неохотно признался Глебов. — Давай лучше поменяем тему.
— Ты подожди... Тема как тема. Я же не спрашиваю, сколько у тебя баб было.
— А я и не скрываю...
— Нет, ты меня не собьешь. В Америке, насколько я знаю, миллионные контракты... Ты был долларовым миллионером?
— Миллионные контракты у единиц. А остальные пашут за кусок хлеба, — все с той же неохотой произнес Иван. — Посмотри-ка лучше сюда.
Глебов остановился перед витриной магазина сувениров. Ничего особенного. Они уже проходили мимо похожих витрин. Перочинные ножи, зажигалки, брелоки, пивные кружки, игральные карты, бумажники, посуда, ложки, шкатулки и прочая сувенирная мелочь. И на всем этом либо герб Швейцарии, либо Монблан во всей красе, либо фонтан на Женевском озере... Ничего особенного.
Видимо, Глебов действительно не хотел говорить о своем заграничном прошлом. И о тех деньгах, которые заработал в Америке. А судя по тому восторгу, который выказал ему господин Тириньи, деньги были немалые. И неужели он все потерял? До последнего цента?
Они пошли дальше, вышли на набережную Роны, где сразу наткнулись на дом, в котором жил Достоевский (если им верно удалось прочесть табличку). Потом потоптались за спиной уличного художника, который с такой быстротой переносил на свой холст островок с памятником Жан-Жаку Руссо, словно не писал, а воровал его. Постояли на мосту под очень «оригинальным» названием Монблан, полюбовались панорамой. Покружили вокруг городской ратуши и, наконец, увидев в одном из переулков кронштейн с эмблемой таверны, поняли, что неплохо было бы перекусить. Если б не чувство голода, они бы ни за что не свернули в этот переулок. И не возникла бы тогда ситуация, на первый взгляд вполне безобидная, последствия которой были самыми серьезными.
— Смотри! — воскликнула Анна, остановившись в двух шагах от таверны, у витрины магазинчика, торгующего компьютерными играми. — Это же твоя игра! Точно твоя!
На одном из дисплеев за стеклом действительно была та самая броская картинка на хоккейную тему, которую Анюта не раз видела на портативном компьютере Глебова.
— Она, проклятая, — вздохнув, подтвердил Иван. — Ловко они с моей игрой раскрутились.
— Купим на память? Как сувенир!
— Чтобы я за свои бабки свою же игру покупал! Не смеши! Лучше я эти деньги проем и пропью.
Глебов подхватил Аню под руку и чуть ли не силой повел к таверне. Это и в самом деле была самая настоящая таверна. Назвать заведение рестораном, кафе или бистро — язык не поворачивался. Ни одного окна, ни одной электрической лампочки — сплошные свечи, вставленные в горлышки больших бутылок, столы из грубо обструганных досок, вместо стульев — деревянные чурбаны, на каменном полу — жидкий слой сена, голые, даже не кирпичные, а булыжные стены и, как апофеоз, очаг с вертелом, на котором мужчина в крестьянской одежде двухвековой выдержки готовил поросенка.
Анна испытала чувство, доступное лишь путешественникам во времени. Правда, это чувство несколько поутихло, когда подскочивший к ним вполне современный гарсон провел их на второй этаж.
Здесь тоже царил дух средневековья. Свечи, в окнах — витражи на библейские сюжеты, на стенах — щиты, скрещенные алебарды и пики, по углам — рыцари, с ног до головы закованные в сверкающие доспехи... Но столы были уже из века сегодняшнего, и сидела за ними вполне современная публика, занятая вкусной едой и приятной беседой.
Объяснившись худо-бедно по-английски с официанткой в национальном костюме, они сделали заказ, который был выполнен с такой скоростью, будто на кухне заранее знали, кто придет и что закажет.
— Давай за нас, — подняв бокал с таинственно мерцающим «Бордо», сказал Глебов. Такой тост, грех было не поддержать.
«Сейчас он начнет признаваться в любви!..» — почувствовала Анна. И не ошиблась. Не сразу, правда, а только после второго бокала вина, Иван тронул-таки эту самую захватывающую в мире тему.
— Кажется, настало время серьезно поговорить, ты не находишь? — спросил он.
— А разве до сих пор мы говорили несерьезно? — с улыбкой ответила она.
— Ты мне нравишься, — словно не слыша ее, продолжил Глебов. — Больше, чем нравишься. Но... Я попал в дурацкое положение. Прямо из тех, про которые говорят: куда ни кинь — всюду клин... Нужно было сразу тебе все сказать...