— Добрый день, сударь, добро пожаловать в наши края, — сказала Долли и поклонилась молодому человеку, но руки не протянула, надеясь, что он поймет ее намек и будет держаться официально. Так и получилось — сосед поклонился и сказал:
— Счастлив познакомиться с вами, сударыня. Меня уже представили остальным дамам, и даже пригласили на завтрашний праздник. Надеюсь, как хозяйка бала вы не будете возражать?
— Мы — провинциалы, и балы нам заменяют гулянья, если вас это заинтересует, мы все будем рады, — заметила княжна, ухватила под руки сестер и обратилась к барону. — Крестный, я проверила, все уже готово, и мы с сестрами можем ехать домой. Если ты отпустишь к нам в гости Мари и Натали, то мы вернемся завтра часам к десяти, чтобы успеть расставить посуду до приезда гостей.
— Дядюшка, пожалуйста, можно нам поехать? — заныли девушки и повисли с двух сторон на руках барона.
— Ну, хорошо, поезжайте, — согласился Александр Николаевич и с облегчением подумал, что проведет тихий вечер в одиночестве. — Я сейчас скажу кучеру Савве, чтобы оседлал коня и проводил вас до Ратманова.
— Позвольте мне проводить барышень, — предложил Лаврентий, — мне это доставит большое удовольствие.
— Пожалуйста, буду премного вам обязан, — поблагодарил барон, пожав руку молодому человеку, — и жду вас завтра обязательно к нам на праздник, мы начинаем в два часа пополудни.
Лаврентий поклонился, поблагодарил хозяина и, встав у дверцы коляски, по очереди подал руку четырем молодым девушкам. Долли уже вскочила на Лиса, которого конюх привел к крыльцу. Барон закрыл дверцу коляски, Лис, пришпоренный наездницей, рванулся вперед, а Лаврентий поехал позади экипажа, поняв, что лучше пока не приближаться к девушке, так явно выразившей свое нежелание афишировать знакомство с ним.
Через полчаса они были уже в Ратманово. Мария Ивановна вышла на крыльцо, чтобы встретить своих питомиц. Как веселые птички выпархивают из цветочных зарослей, девушки, легко слетев по подножке на крыльцо, окружили Опекушину со всех сторон, пытаясь рассказать, как славно они провели время, но твердый голос Долли остановил их щебет:
— Тетушка, позвольте представить вам господина Островского, он — наш новый сосед, унаследовавший Афанасьево. Господин Островский любезно проводил нас домой.
— Добрый вечер, сударь, очень благодарна вам за заботу о моих девочках, — сказала Мария Ивановна и протянула Лаврентию руку, которую тот почтительно поцеловал. — Буду рада дальше продолжить знакомство с вами на завтрашнем празднике.
Лаврентий поблагодарил и откланялся; на обратном пути он все старался понять, пригласила ли его старая женщина бывать в доме, но потом понял, что, скорее всего, — пока нет, и решил завтра завоевать симпатии Марии Ивановны, справедливо считая ее ключом от дверей замка своей принцессы.
Сразу после ужина, когда тетушка отправилась к себе в комнату, девичья стайка собралась в спальне Долли. Ольга лежала на кровати, Лиза, Мари и Натали расселись на белых с золотом легких стульях, стоящих вокруг маленького круглого столика в нише окна, а сама хозяйка комнаты сидела на банкетке перед туалетным столиком, повернувшись к зеркалу спиной.
— Боже, до чего же он импозантный, — тринадцатилетняя Натали с удовольствием выговорила модное слово, считая, что так она кажется взрослее.
— Да, очень импозантный, — как эхо откликнулась ее ровесница Ольга.
— Ну, и чем он импозантен? — скептически спросила их Долли. Она не могла отрицать, что Лаврентий — красивый мужчина, но ее идеалом был брат, и хотя новый сосед был так же высок и черноволос, как Алекс — на этом сходство заканчивалось. Светлейший князь Черкасский был очень красив, но привлекало в нем скорее другое: ощущение силы и уверенности, исходившие от Алексея, смягчались великолепным чувством юмора и обаянием, под которое попадали не только женщины и дети всех возрастов, но и мужчины. А в Лаврентии ничего этого не было, но объяснять это своим глупым молодым собеседницам она не собиралась. Но этого и не потребовалось, ноту осуждения внесла Лиза:
— А мне он совсем не понравился, — она говорила тихо, и ее худенькое лицо с огромными янтарными глазами слегка порозовело, — он подал мне руку, когда помогал сесть в коляску, и я почувствовала опасность и угрозу, и еще он думал про какие-то цветы, про красную розу.
Долли с раздражением подумала, что опять сестре мерещатся ее видения, и из чувства противоречия сказала:
— Наоборот — хорошо, когда мужчина любит цветы, это редкое качество у этого грубого пола.
Настроение у нее испортилось окончательно. Лиза мучила ее, пытаясь рассказывать про разных людей странные, часто неприятные и опасные вещи. Веселая и деловитая Долли, двумя ногами стоящая на грешной земле, была, к глубокому огорчению тетушек, даже не очень религиозна, а уж поверить в такую мистику, как чтение мыслей через прикосновение к руке, она не могла никак. Ну почему это случилось с их Лизой, за что им такое невезение? Сестра вещала, как какая-то Кассандра. Зачем вообще нужно что-то знать о тайных мыслях людей?
Даша Морозова, которую она попросила понаблюдать за Лизой, в первый же день встала на сторону сестры и теперь ходила за ней как привязанная, преданно заглядывая в глаза, только потому, что, взяв подругу за руку, сестра на ушко ей что-то рассказала.
— Боже мой, Долли, она пересказала мои самые сокровенные мысли, — воскликнула тогда Даша, и ее глаза, ставшие огромными, как блюдца, мечтательно уставились на подругу.
— Ах, какая тайна, — саркастически заметила княжна, — она рассказала тебе, что ты мечтаешь о Пете, младшем сыне дворецкого Ивана Федоровича. Может быть, я тоже прорицательница?
— Откуда ты знаешь? Это Лиза тебе рассказала? — удивилась Даша и залилась краской.
— Нужно быть слепой, чтобы этого не заметить. Ты так краснеешь, когда мы его встречаем, что я каждый раз думаю, не станет ли тебе плохо, — ответила Долли и пожала плечами.
Но переубедить Дашу, уверовавшую в магические способности Лизы, она уже не смогла. То же самое произошло неделю спустя с Наташей и Машей, которым юная княжна, подержав их за руки несколько мгновений, пересказала их самые тайные мечты. Теперь девичья троица с благоговением смотрела Лизе в рот, ожидая от нее каких-то новых откровений. Похоже, что Долли осталась в одиночестве. Она вспомнила Елену и Алекса — вот кто бы поддержал ее в этой битве разума с суевериями, но родных с ней не было, и приходилось одной бороться за умы младших сестер. Она решила расспросить Лизу, надеясь найти нелогичности в ее рассказе.
— Расскажи нам, что ты почувствовала, когда коснулась его руки? — спросила она, внимательно гладя на сестру.
Лицо Лизы приняло задумчивое выражение, как будто она вспоминала подробности своих ощущений, а потом девушка заговорила:
— Я видела клумбы с цветами, и на каждой клумбе были цветы только одного сорта, и я знала, что с этими цветами связано зло. И еще я видела темно-красную розу, бархатистую, с капельками росы, но не живую, а как будто нарисованную. Больше я ничего не почувствовала. Но мне кажется, что с этим человеком связано что-то очень опасное, может быть даже смерть…
Лиза замолчала. Долли потеряла дар речи, ведь сестра никак не могла знать ничего об этой розе, которую так подробно описала — альбом с рисунками Лаврентия держала в руках только она одна. Что же это значит? Неужели Лиза, как прорицательница Кассандра в старом греческом мифе о Троянской войне, говорит правду, а она ей не верит… Но ведь в это действительно невозможно поверить!
Мучимая противоречивыми мыслями, она взглянула на сестру. С очень светлыми, пепельного оттенка волосами и золотисто-карими, янтарными глазами в густых черных ресницах, Лиза действительно напоминала существо из волшебной сказки. Но как могла до мозга костей земная Долли, которая, дожив до семнадцати лет, даже ни разу не имела романтических иллюзий, поверить в мистические способности той, что привыкла считать малышкой!..
— А как эта роза может быть связана с опасностью? — осторожно, боясь показать, что уже колеблется, спросила княжна.
— Я не знаю. Те клумбы — от них как бы шли волны холода и ужаса, а роза стала последней картиной, которая всплыла в моем мозгу, когда я отпустила его руку, — растерялась Лиза. Она умоляюще посмотрела на сестру, — я не могу объяснить, я просто это знаю.