— Стася, расскажи, что произошло, — предлагает господин Кан.
Мне не сложно, потому — рассказываю. Без подробностей: коротко и по существу. Я ни в чем не виновата, парни сами ко мне прицепились, так что смысла что-то скрывать — не было.
— И ты утверждаешь, что не знаешь, что за молодой человек за тебя заступился? — в итоге спрашивает господин Кан.
— Да. Я впервые его видела, — спокойно киваю.
— Ты не можешь быть уверена: он был в маске, — замечает Лин, не сводя с меня цепких карих глаз.
— Я слышала его голос. Он мне незнаком, — не глядя на него, отвечаю.
— Хорошо, Стася, — кивает господин Кан, принимая мои слова на веру, — я хочу попросить прощения за недостойное поведение телохранителей моего сына. Они набраны недавно и еще не посвящены во все… детали.
Напрягаюсь еще больше. Чтобы такой человек — и просил прощения?.. С чего бы? Каких неприятностей теперь мне ждать?..
— Благодарю за ваше внимание, я не держу обиды, — отвечаю вежливо, — Я могу идти?..
Господин Кан награждает меня не самым приятным взглядом. Я не в курсе всех традиций, потому, вполне могла допустить ошибку, когда так прямо попросила отпустить себя… но терпеть взгляды Лина, ровно, как и общество его отца, я больше не могла. В конце концов, это мой выходной. Имею я право хоть один день в неделю спокойно выдохнуть, сидя на своем диване?!
— Да, конечно, Стася. Иди. Все сотрудники ночного клуба будут предупреждены о тебе и о твоем положении, — наконец, отвечает господин Кан.
Они и так предупреждены. Только новоиспеченная банда вашего сына не в курсе — кто я. Интересно, с чего это Лин решил набрать себе охрану? С кем опять поссорился?..
Хотя нет, не интересно.
Поднимаюсь, кланяюсь и иду на выход. У самого лифта останавливаюсь, ожидая, когда дверцы раскроются. Слышу позади себя шаги…
— Хорошо выглядишь.
Не реагирую. Жду лифт.
— Стася.
Не реагирую.
На моем плече появляется мужская рука, а в следующую секунду меня разворачивают на сто восемьдесят градусов.
— Я с тобой разговариваю, — чуть склоняясь надо мной, по слогам произносит Лин.
— Я слышу тебя, — отвечаю ровно.
— Тогда почему не реагируешь? — спрашивает молодой человек.
— Потому что не хочу, — спокойно произношу.
Дверцы за моей спиной открываются: я снимаю с себя чужую ладонь и вхожу в кабину лифта.
— Не обязательно быть такой гордой. Это помешает тебе в жизни, — протягивает молодой человек.
Смотрю на него прямо, жду, когда дверцы закроются.
Наконец, лифт едет вниз…
Не люблю этого парня. Не люблю его отца. Зачем нужно было тащить меня сюда в мой единственный выходной, когда можно было обойтись простым звонком — я бы все равно ответила правду! Господину Кану лучше не врать. Никогда.
Выхожу из здания и иду к автобусной остановке. Уверена, машина мордоворотов ждет меня на парковке, но я не хочу пользоваться этими «благами». Мне не в лом и на автобусе до дома доехать. Пусть это будет чуть подольше по времени… зато я не буду чувствовать себя обязанной.
Странное дело, но, как только я выхожу на улицу, у меня вновь появляется ощущение взгляда на спине. Что это? Паранойя? Или тот парень в маске взял в привычку — следовать за мной по пятам?
Не, это вряд ли.
Кому я вообще могу быть интересна?..
Когда добираюсь до дома, Динь-динь встречает меня у порога и сразу ведет на кухню, придерживая за плечи.
— Как себя чувствуешь? — осторожно интересуется, тут же пододвигая ко мне тарелки с наготовленным.
— Как пациент психбольницы, — отвечаю честно, — Дин! Не надо так со мной. Серьезно, я здорова.
— Ну, раз огрызаешься, значит, действительно здорова, — поджав губы, бурчит Динь-динь.
— Не обижайся. Ты же знаешь — в такие моменты меня лучше не трогать минут десять, — ровно отвечаю, начиная буквально впихивать в себя еду.
Лучше есть и молчать, чем озвучить все то, о чем я сейчас думаю.
— Да, в такие моменты мне хочется нарисовать на табличке «Не трогать, это опасно!» и закрепить эту штуку на твоей голове, — продолжает бурчать Динь-динь.
Около семи минут проходит в молчании, но потом подруга не выдерживает:
— Там и Лин был, да?
— Ага, — отставляя от себя пустую посуду, коротко отвечаю.
— Приставал опять? — уточняет Динь-день.
— Пытался.
— А ты?
— Уехала на лифте, — отставляю и пустой стакан, а затем откидываюсь на спинку стула, — как же он меня раздражает.
— По тебе обычно не заметно, — выдает Динь-динь.
— Чего?! — моему изумлению нет предела.
В моем воображении.
На деле все звучит намного спокойнее.
— Ну, я же тебя знаю. Даже если тебе что-то не нравится, ты этого не показываешь. У тебя обычно… блин, не люблю это выражение, но к тебе оно подходит идеально
— у тебя обычно Poker Face.
— Я показываю, когда мне что-то не нравится, — не соглашаюсь с ней.
— Неа. Ты так думаешь. Твое лицо всегда спокойно. Ты просто бросаешься равнодушными фразами — а этим ловеласов вроде Лина не оттолкнуть.
— Ты хочешь сказать, что он не унимается на мой счет, потому что я недостаточно четко сказала ему «нет»? — поднимаю брови.
— Я в этом уверена, — фыркает Динь-динь.
Я ненадолго задумываюсь над этим утверждением… а потом выпархиваю из своих мыслей с важной информацией, которую нужно озвучить вслух:
— Кстати, та шестерка отморозков оказалась группой новых телохранителей Лина.
— СЕРЬЁЗНО?! — теперь уже изумлению Динь-динь нет предела.
— Да, и меня вызвали, потому что неизвестный в маске побил их, защищая меня.
— Так, может, это Лин их и отправил — чтобы позадирать тебя?..
— Нет, это не выглядело так… в смысле… — встряхиваю головой, пытаясь представить — а если это действительно так? — Какой ему смысл тогда делать все это через отца? Господин Кан не любит, когда его отвлекают по пустякам.
— А как они вообще на тебя вышли? Я так понимаю, Лина с ними не было? — хмурится Динь-динь.
— Эта шестерка заметила меня еще в клубе. Я же за баром стояла… А после того, как их побили, они выяснили — кто я: а там уже Лин подключил отца, чтобы меня привезли на допрос.
— И чего от тебя хотел господин Кан?
— Он хотел узнать, кем был тот парень в маске. Но я сама — понятия не имею, так что они просто время зря потратили.
— Делаааа, — протягивает Динь-динь, — Что ж это за парень такой?!
— Чтоб я знала, — складываю руки на груди.
— Может, ты ему просто понравилась?
Награждаю подругу тяжелым взглядом.
— А у тебя вообще все мировые процессы этим объясняются? — спрашиваю скептично.
— Ты же не слепая, — сухо произносит Динь-динь.
— К чему этот вопрос? — хмурюсь.
— В зеркале себя видишь. Значит, в курсе, что твое личико — очень хорошенькое, — еще суше отвечает подруга, — Тебе даже косметикой пользоваться не надо.
— Всем надо пользоваться косметикой, — парирую спокойно.
— Заканчивай! Ты понимаешь, о чем я! — взрывается Динь-динь.
Этаким «взрывом колокольчиков»… Милым таким. И звонким.
— Я люблю только тебя, — создав из рук подобие сердечка, произношу няшным голосом.
Подруга фыркает, качая головой и закатывая глаза.
— Ну?.. — подначиваю ее, продолжая строить из себя какое-то подобие анимешного персонажа.
Динь-динь держится.
— Ну-ну?.. — демонстрирую ей вторую заготовку, строя милую мордочку.
Та вновь закатывает глаза, но в итоге не выдерживает, и мы одновременно визжим, тряся ладошками:
— Кавайййййй!!!!
Да. Мне стыдно, но это так. Заядлая анимешница и дорамщица Дина Жгутова подсадила меня на азиатскую культуру. В ход пошло все: и японские анимэ, и корейские дорамы, и китайские шоу талантов, и К-рор в целом. Вот почему я знаю, кто такой Ли Мин Хо, и вот почему я в наглую пользуюсь приемчиками (типа Эге) из арсенала айдолов, когда мне нужно вернуть настроение своему колокольчику.
И я не знаю, почему Динь-динь так расстраивается, когда я игнорирую вопросы о своей внешности. Но у нас это постоянная тема для споров.
— Тебе нужен парень, — в итоге припечатывает меня подруга.