Это были французы, немцы, испанцы, фламандцы или шотландцы, но все они разбойничали вместе, и королевство, которое уже так пострадало от войны, теперь страдало еще больше от мира.
Аррасский договор был для них всего лишь клочком бумаги. С жадным аппетитом они бросились на бургундские земли, громко заявляя как бы для очистки совести, что этим Аррасским договором король обворован. Но был и лучший предлог: у англичан еще оставались некоторые крепости, и якобы с целью их атаковать они опустошали страну.
Но бургундская сторона имела своих живодеров.
Наученная опытом, Катрин старалась избегать опасных мест, которые хорошо знала. Помимо нескольких передышек в больших аббатствах или укрепленных городах, она выбирала кружные или заброшенные дороги.
Самыми опасными были леса. В них скрывались несчастные крестьяне, покинувшие сожженные дома и лишенные всех средств к существованию. Они вели дикую жизнь, становясь волками еще в большей степени, чем те животные, у которых они оспаривали пропитание.
Дважды Катрин и ее спутники были обязаны жизнью быстроте их лошадей. Третий раз Готье пришлось выбросить за собой мешок с собственной провизией под ноги группе заросших волосами и покрытых лохмотьями полулюдей, полупризраков, которые бросились их догонять.
– Иначе пришлось бы обнажить меч, – пояснил он Катрин. – Я заметил детей среди этих бедняг…
Не раз молодой человек умолял Катрин повернуть обратно. Но Катрин ничего не хотела слышать.
Споря, прячась, выискивая укрепленный город, в котором можно было немного передохнуть, они добрались наконец до Шатийонского леса. Им оставалось покрыть всего три лье, когда разразилась драма.
Трое путешественников ехали через лес вдоль маленькой речки, которую Катрин хорошо знала. Это был Ожин, чьи воды заполняли рвы замка Эрменгарды. Спускалась ночь, но было решено, что в этот вечер они остановятся только в замке.
– Мы так близко теперь, что было бы жаль терять время! Заночуем в замке…
– Мы близко, но погода портится, – сказал Готье. – Вот уже дважды я слышал вдали гром, и мне кажется, я вижу там довольно темную тучу.
Весь день жарило, как в печке. Не раз они останавливались на берегу ручья, чтобы освежиться.
Катрин пожала плечами:
– Гроза неизбежна, Готье, но я ее даже желала бы. Мне кажется, что хороший ливень был бы кстати.
– Ну и что ж, пусть будет ливень! – заключил добродушно Готье. – Я чувствую, что настолько высох, что могу вспыхнуть, если ко мне поднести факел на расстояние фута.
Именно тогда они увидели в прозрачных водах реки зловещий кровавый след и оперение стрелы, торчавшей из воды так прямо, что сомнений не было – она торчала из тела.
Может быть, успев привыкнуть к такого рода зрелищам, они бы и проехали мимо, если бы не услышали стон, а затем и шум битвы.
Готье придержал лошадь, спрыгнул на землю, спустился к берегу реки и двинулся к тростниковым зарослям.
– Помоги мне, – крикнул он Беранже. – Здесь человек, он еще жив.
Пока Катрин заводила лошадей в лес, чтобы привязать там к дереву, Беранже бросился на зов друга.
Вдвоем им удалось вытянуть на берег крупного мужчину, одетого в широкую блузу и штаны из грубой ткани, с которых потоками стекала вода. Из его груди торчала стрела, лицо было искажено страданием. Розоватая пена покрывала обескровленные губы, из которых вырывался слабый стон.
Катрин опустилась перед раненым на колени и платком вытерла его губы.
– Он умрет?
– Стрела вошла слишком глубоко, чтобы я мог ее вырвать, – произнес Готье, осматривавший рану. – Если бы у него был шанс, я срезал бы оперение и протолкнул ее вглубь, чтобы вытянуть из спины. Но смерть уже делает свое дело…
Действительно, лицо человека стало приобретать свинцовый оттенок. Катрин торопливо достала из своего мешочка, висевшего на поясе, маленький флакон, который поднесла к губам умирающего. Это была смесь из кипрского вина, всевозможных ароматических трав, знаменитого «жгучего раствора господина Арно», которым Жак Кер снабдил ее среди прочих вещей.
Горячая влага потекла по губам раненого. По его телу пробежала дрожь, и он открыл глаза. Его карие глаза казались подернутыми туманом. Он двинулся, потом обратил лицо к молодой женщине и вытянулся. Его руки били воздух, губы двигались, но беззвучно.
– Похоже, он хочет что-то сказать! – прошептал Беранже.
Катрин дала ему еще каплю эликсира. Тогда раненый пробормотал:
– Бегите… Нельзя… туда идти! Жи… водеры! Дворянчик из Коммерси… Его называют… капитан Гром. Уезжайте… отсюда!
Он всхлипнул, запрокинулся назад в предсмертном спазме, из его рта хлынула кровь, и он замер.
– Он мертв, – сказал Беранже дрожащим голосом, и Катрин закрыла ему глаза.
– Гром! – проворчал Готье. – Капитан Гром! А это еще кто такой?
– Грома я не знаю, – сказала Катрин. – Но могу вам сказать, кто такой Дворянчик. Он прекрасен, как женщина, знатен, как принц, доблестен, как Цезарь, молод… как вы, Готье, и жесток, как монгольский воин! Его зовут Роберт де Сарбрюк граф де Коммерси, архангел с глазами невинной девушки и душой демона. Однако смотрите… слушайте…
Теперь уже была ночь; под деревьями и в лесной чаще слышался гул, и первые вспышки пожара краснели на излучине реки.
– Мы не сможем проехать, – заявил Готье, увлекая Катрин к тому месту, где она привязала лошадей. – Надо спрятать животных, спрятаться самим и переждать. Когда они все сожгут… они, конечно, уйдут в другое место.
Замаскировав лошадей в чаще, они спрятались в соседней лесосеке.
Приближалась гроза. Огромные бледные вспышки простреливали небо, которое грохотало почти без перерыва, но еще не упало ни одной капли.
– Только бы пошел дождь! – пробормотал Готье. – Появилась бы надежда, что он потушит огонь. Ветер его несет как раз на нас. Он преграждает нам дорогу, по которой мы могли бы обогнуть деревню. С другой стороны река, а она кажется мне быстрой и опасной.
– Лучше утонуть, чем попасть в руки этим людям, – возразил Беранже.
Катрин ничего не говорила. Сквозь деревья она видела, как двигаются вдалеке беспокойные тени, но с каждой минутой голоса людей, крики и проклятия слышались все явственней.
– Кто-то, должно быть, убежал, – предположила Катрин. – Послушайте! Его преследуют… Боже мой! Они приближаются. Надо идти, или мы окажемся в кольце! С Божьей помощью!
Они неслышно двинулись вдоль реки, потом осторожно спустили лошадей в реку. Животные плыли вверх по реке, борясь с течением.
Раскаты грома следовали один за другим, а грохот, доносившийся из захваченной деревни, перекрывал тот шум, который они производили при плавании.
Наконец копыта лошадей коснулись дна реки.
– Мы не попали во вспышки света, – сказал Готье с удовлетворением. – Это удача и…
Он не закончил фразу. Внезапно луг, поднимавшийся над отмелью, и заросли как будто вспыхнули. Группа людей, некоторые из которых держали факелы, отделилась от высокого леса, направляясь к укрепленной ферме, которая стояла на вершине холма и которую Катрин увидела слишком поздно. Но в одно мгновение путешественники оказались на свету.
– Эй! – крикнул один из разбойников. – Вы только посмотрите, что там в реке!
С дикими воплями они стали спускаться по лугу вниз.
– Мы погибли! – простонала Катрин.
– Если эти люди на стороне короля Карла, у нас, может быть, есть шанс, – крикнул Готье. – Ворон ворону глаз не выклюет!
– Живодеры не служат никому, а только самим себе!
Они пытались направить лошадей в реку, но было уже поздно.
Не прекращая испускать дикие вопли, несколько мужчин уже вошли в реку и успели схватить лошадей за поводья. Юноши обнажили оружие, отчаянно пытаясь защищаться, но их усилия были напрасны. В мгновение ока все трое были брошены на прибрежный песок.
– Славная добыча! – вскричал один из нападавших. – Важные птицы и, наверное, богатые люди! Торговцы, конечно…
– Торговцы! – прорычал Готье, неистово вырывавшийся. – У нас что же, вид торговцев? Мы дворяне, подонок, а наш друг…
Он замолчал. Тот, кто казался главным, встал на колени перед Катрин, которая ударилась головой о пень, когда ее швырнули на землю, и лежала неподвижно, оглушенная. Он грубо сорвал черный капюшон, который покрывал голову молодой женщины. Показались золотые косы, казавшиеся почти рыжими в свете факелов.
– Смотри-ка! Смотри-ка!.. – проговорил он. – Какой приятный сюрприз!