- Добрый день, инженер Сан Тельмо… Я рад встретиться с Вами. Я испугался, что Вы остались
в деревне и мне пришлось бы посетить таверну, разыскивая Вас…
- Я вижу, у Вас высокое представление о моей персоне. Вы отводите мне столь же ничтожную
роль, как и доктору Ботелю.
- Ну, хорошо… Мы судим, сравнивая поведение…
- Выходит, я ничтожнее его, не так ли?..
- Я так не сказал, инженер Сан Тельмо…
- Разговоры ни к чему, когда предельно ясно все дают понять выражение лица и взгляды…
- Вы очень взвинчены. Я понимаю Ваше состояние и сожалею… Любой человек на Вашем ме-
сте чувствовал бы себя хуже Вас.
- Вы продолжаете намеки!..
- Я говорю о Вашем сгоревшем доме, об одежде и вещах, окончательно пришедших в негод-
ность. Потеря в деньгах крайне мала, а Вы – чрезвычайно богатый человек… Стоимость каждого из
мешочков золота, которые я берегу для Вас, более пятидесяти тысяч долларов, а их – четыре… Не
считая того, что продолжает вырабатываться на руднике. Когда Вы изучите бумаги…
- Реверендо, ничто из этого меня не интересует…
- Я думал, что это – единсвенное, чем мне удалось бы заинтересовать Вас, ведь Вы даже не
спросили меня, как Ваша жена…
- Вы – не тот, у кого я должен об этом спрашивать!.. Когда я захочу это узнать, то обращусь к
доктору, в чьих руках я оставил жену…
- Ну конечно!.. На доктора – вся надежда…
- Реверендо Джонсон!..
- Вашей жене лучше. Не знаю почему, но мне кажется вы интересуетесь этим гораздо больше, чем хотите показать… Этот… несчастный случай, назовем его так…
- Это нельзя назвать иначе!..
- Хочу думать, что Вы не лжете, это было бы слишком низко, слишком ничтожно…
- Довольно! Если Вы думаете, что Ваш духовный сан избавит Вас от должного ответа на Ваши
вызывающие слова, то глубоко заблуждаетесь, Джонсон!..
- Я никогда не думал прикрываться своим духовным званием, незачем. И в данный момент, ин-
женер Сан Тельмо, я могу заверить вас, что впервые мне хотелось бы освободиться от связывающего
меня обета…
142
- И как бы Вы поступили, не будучи им связанным?..
- Я ответил бы Вам должным образом.
- Ну и почему же Вы этого не делаете?..
- Поскольку мой обет нерушим, я не могу, не должен и не хочу позволить, чтобы во мне говорил
мужчина, когда так нужно пасторское слово…
- Мне?.. Позвольте мне рассмеяться… Я даже не был окрещен по Вашей вере!..
- Я это знаю. Вы – традиционный католик. Вы давали супружескую клятву перед католическим
священником. Мне отлично знаком и текст, и таинство слов, соединивших Вас с Вероникой де Касте-
ло Бранко, и смею Вас заверить, что Ваше поведение не соответствует словам…
- Может быть. Но я не готов выслушивать проповеди ни католиков, ни протестантов!..
- А выслушать человека, к которому Вы обратились, как к другу, когда впервые приехали сюда
одиноким, отчаявшимся и потерявшим надежду?.. Выслушать друга, который принял последний
вздох и последние слова Вашего брата?..
- Ох, замолчите!..
- Деметрио… Я редко ошибаюсь, оценивая людей, и вы – не подлец и не мерзавец…
- Кто?..
- Простите меня… Я сказал это с излишней откровенностью… Я хотел сказать, что человек,
пять месяцев назад приехавший в Порто Нуэво и пожинавший в этом доме самые печальные воспоми-
нания, человек, который плакал рядом со мной на могиле брата не способен обращаться подобным об-
разом, как поступили Вы, с таким созданием, как Вероника де Кастело Бранко. Деметрио, какая чудо-
вищная причина, какие обстоятельства смогли Вас так изменить?..
- Невообразимо, нелепо, правда?.. Однако, для того, чтобы родился другой нужно, чтобы, был
первый. Из отчаявшегося сердца моего брата появился бездушный человек, без какой бы то ни было
веры, за исключением ненависти и страстной жажды мести!
- Деметрио!..
- Это – правда!.. Ужасающая, страшная правда… Смиритесь с ней, как смирился я. Я – подлец, сволочной человек. Мое сердце переполнено ненавистью, с этим ничего не могут сделать ни религия, ни дружба… Простите меня, Реверендо Джонсон, и оставьте с миром. Это – единственная любез-
ность, за которую я буду Вам признателен, если Вы мне ее окажете.
Напрасно Реверендо пытался удержать Деметрио. Он уже мчится вниз с холма, и мгновение
поколебавшись, Реверендо Вильямс Джонсон тоже направляется к деревне торопливым шагом.
***
- 136 -
- Вероника, Вам лучше?..
- Да, лучше… Большое спасибо.
Открыв глаза, Вероника увидела рядом с собой сеньору Ботель, наклонившуюся над диваном,
на котором Вероника провела ночь. В руках Адела деловито держит чашку бульона…
- Я только что спросила Хайме, и он сказал, что Вы уже можете поесть. Я покормлю Вас вот
этим самым бульоном с ложечки, чтобы Вы восстановили силы.
- Спасибо…
Вероника через силу улыбнулась… Лицо Аделы Ботель такое простодушное, в нем столько
наивной доброты, что Вероника чувствует себя менее одинокой и забытой, когда эта женщина с про-
стым лицом и грубыми руками по-сестрински участливо улыбается ей…
- Все мужчины – одно горе… Особенно, когда они приезжают в Матто Гроссо… Сельва
превращает их в дьяволов, она распаляет их кровь. Господи, Боже мой, что за ночь!.. Да что говорить, в конце концов?.. От вашего дома не осталось ничего, кроме кучи золы и пепла…
Адела Ботель собиралась продолжить, но раздаются шаги. Кто-то приближается к ним, громко
топая по доскам.
- Хайме!..
143
- Как Вы, сеньора Сан Тельмо?.. Вам лучше, не правда ли?.. Сейчас у Вас другое лицо… Вы по-
завтракали?
- Да, доктор… благодарю.
Только что побрившийся, в чистой рубашке, протезвевший Хайме Ботель кажется гораздо ме-
нее отвратительным, враждебным и грубым. Он пришел в себя, вернувшись в атмосферу врачебной
практики, в нем заметны немногие сохранившиеся черты профессионала после десяти лет пьянства, варварства и дикости сельвы.
- Пульс бьется ровно, хотя немного слабоват. Вы потеряли много крови, и нужно ее восстано-
вить… Сейчас я дам Аделе рекомендации по тому, что Вы должны есть и пить, пока будете лежать
здесь…
- Вы хотите сказать, что я не могу вставать?..
- Ни сегодня, ни завтра. До тех пор, пока не срастутся швы Вы должны соблюдать покой, и по-
том – двигаться спокойно…
- Это – то, что мне необходимо…
- Вам необходимо лечиться. В Вашем доме Вам пока что нечего делать, поскольку дома, как та-
кового, нет.
- Но мне нужно спуститься в деревню, чтобы поговорить с Реверендо Джонсоном, с властями, с
индейцем, владельцем пироги.
- Ваш муж взял все это на себя. Есть вещи, которые может уладить только он, а не Вы.
- Это не его дела, а мои – дела, которые должна решить я.
- Успокойтесь!.. Скажите, что Вы хотите, только не двигайтесь… Хотите, чтобы снова откры-
лось кровотечение?.. Сдержите свой нрав!.. Вы – как дикий зверек. Да уж, славная работенка будет
для Сан Тельмо – укротить Вас…
- Доктор Ботель!..
- Ну же, ведите себя хорошо, так будет лучше для всех. Пусть эти бездельники войдут… Вы
знаете, что по Вашей милости я на два часа задержался с уходом на рудник?.. Не думайте, что я так
поступаю ради кого-либо, но мне нравятся тигрицы… Ну ладно… До вечера.
- Ну, это уж слишком!..
- Ну, успокойтесь… успокойтесь… Не из-за чего расстраиваться, не за чем сердиться, прошу
Вас. Такой уж он, мой Хайме… У него такая манера разговаривать, но, уверяю Вас, что он придает
большое значение Вашему лечению и испытывает к Вам глубочайшую симпатию.