- Да что Вы говорите?..
- Я слишком хорошо его знаю. Когда он не пьет, он не такой уж плохой, он умеет дружить и
сдерживать свои слова. Ну, давайте… здесь уже находятся люди, которые должны перенести Вас.
Хайме разрешил мне, чтобы я уложила Вас на самую лучшую кровать… Отсыпайтесь, отдыхайте…
Отдых – вот, что Вам необходимо. Понятно, что все это достаточно бедное для Кастело Бранко…
- Кастело Бранко!..
- Когда недавно выйдя замуж, я была в Рио, я видела особняк. Это – самый прекрасный из всех
домов на холме, из белого мрамора, с чудеснейшим парком… Вы жили именно там?
- Да, Адела… именно там.
- Вы – племянница дона Теодоро, его любимая племянница… Как раз вчера вечером, когда я за-
кончила перекладывать вещи в шкафах и приводить комнату в порядок, я перелистывала старые жур-
налы и увидела Вашу фотографию… Там – фотографии на двух страницах. Вы – верхом на лошади, Вы – в бальном платье, а также – в фехтовальном костюме с рапирой, верно?..
Череда воспоминаний завертелась в калейдоскопе мыслей, оживляя картины прошлого. На
мгновение Вероника забывает о доме Ботелей, о присутствии радушной простушки Аделы, о двух
рослых, крепких индейцах, с невозмутимостью бронзовых статуй ожидающих рядом, чтобы перене-
сти ее. Перед ее мысленным взором – парк, фонтаны, помпезные мраморные стены, флигель оружей-
ного зала и тот самый фехтовальный поединок, на котором она заметила ненависть, появившуюся в
серых глазах Деметрио…
Это было несомненно – он питал к ней отвращение, ненавидел ее. Его любовь и поцелуи были
144
игрой, фарсом, подходящим для его ненависти, этой необъяснимой ненависти к ней. Этот фарс приго-
дился, чтобы вырвать ее из родного гнезда, отравить душу Джонни, чтобы лишить ее расположения и
привязанности Теодоро де Кастело Бранко. Этот фарс помог ему в глуши чащоб Матто Гроссо сделать
из нее ту, кем она стала: обиженная дурным обращением жена, исключительная личная собственность
жестокого грубияна.
- Что с Вами?.. Вам хуже?.. Вам еще больнее?.. Мой Хайме оставил мне несколько таблеток, чтобы Вы приняли их, если боль усилится… Конечно, это легкое снотворное, Вы долго проспите по-
сле того, как выпьете их.
- Дайте их мне, Адела… Мне стоит забыться еще на несколько часов… Кастело Бранко…
Джонни… Бедный Джонни!.. Если бы ты только знал!..
***
Если бы Вероника не только вспоминала, если бы ее мысли одним необычайным скачком мог-
ли бы на самом деле перенести ее в особняк Кастело Бранко, она заметила бы огромную разницу. Те-
перь вэтих залах не играет музыка, под позолоченной крышей столовой не накрывается большой стол
к обеду, не течет шампанское, открытое проворными и умелыми руками слуг, одетых в ливреи... Мол-
чаливый парк, приглушающий свет, льющийся с высоты. А в правом крыле особняка вся жизнь, ка-
жется, сконцентрировалась трех комнатах, образующих личные апартаменты Джонни: салончик, где
ожидают несколько друзей; кабинет, где собираются на консилиум самые лучшие медики Рио и спаль-
ня, где лежит в кровати изможденный, исхудавший, сгорающий от продолжающейся уже много дней
лихорадкиДжонни. Наследник знатного дома один на один, на равных борется со смертью.
- Теодоро… Они уже ушли?..
- Консилиум все еще продолжается. Но доктор Ортега только что поговорил со мной.
- Они дают надежду?
- Да, наконец-то обнадеживают… Наконец-то!..
Дон Теодоро опустился на стул, и Сара кладет на его поникшую голову свою дрожащую ру-
ку… Они находятся в самом дальнем конце спальни Джонни, достаточно близко от кровати, чтобы не
упустить ни единого движения любимого сына, но довольно далеко, чтобы иметь возможность сво-
бодно разговаривать… Рядом с кроватью дежурит сиделка.
- Что сказал тебе Ортега?..
Кроме того, что он – величайший медик, он еще и друг. Для него не является секретом это
большое горе, эта ужасная боль, от которой мучился Джонни, и именно ей он приписывает бóльшую
часть болезни…
- Конечно, Джонни сильно страдал, но если бы он не начал пить, как сумасшедший, ничего бы
этого не случилось.
- Кто знает… кто знает!.. Не то, чтобы я хотел оправдать его, но этот удар был для него слиш-
ком сильным.
- Кажется неправдой, что рядом с таким ангелом, как Вирхиния…
- Он любил Веронику.
- Ну и что?.. Немного желания – и можно приказать себе послать эту любовь куда подальше.
- Как легко это сказать, Сара!.. Джонни был бы очень счастлив, женившись на Веронике…
- Я так не думаю. Славную услугу оказала она инженеру сан Тельмо.
- От нее не было никаких известий?..
- До сих пор – ничего… Неблагодарная!..
- Она уехала отсюда такой грустной… В последнее время, я был груб и несправедлив с ней.
- Я не заметила, чтобы ты делал что-то особенное. Кроме того, глупо, что ты волнуешься по пу-
стякам, когда Джонни находится в таком состоянии... Этого нам не достаточно?..
- Одна боль не успокаивает другую… настолько связаны в моем сердце и душе Джонни и Веро
ника!..
- Уж я-то это знаю, знаю!.. Но то, что произошло, что случилось… Не стоит продолжать тер
145
заться тем, что не имеет решения. Я понимаю, что Вероника была для тебя дочерью, но дочь, или пле-
мянница, она вышла замуж и уехала. С нами осталась Вирхиния, этот ангел – Вирхиния… Если бы
только Богу было угодно, чтобы сердце Джонни склонилось к ней!..
- Позволь бедному сердцу Джонни успокоиться… Взгляни, кажется он приходит в себя. Ты не
хочешь оставить меня с ним наедине?..
- Да, я пойду ненадолго к Вирхинии. Она так опечалена и так озабочена этой болезнью брата, что ни ест, ни спит. Как бы ей не стало хуже от своей болезни…
- Ее болезнь весьма необычная, о ней я тоже поговорил с доктором Ортега…
- И что он тебе сказал?.. Что она очень больна?..
- Нет, наоборот… Мы поговорим после. Ступай к ней, если хочешь. Джонни очнулся.
- Поговори с ним и подумай, что влюбиться в другую женщину – это самое лучшее, что могло
бы с ним произойти…
Сара ушла.
Дон Теодоро подошел к кровати. Огромные глаза Джонни приоткрываются, рассматривая от-
ца.
- Папа…
- Я здесь, сынок… Ты лучше себя чувствуешь?
- Думаю, да.
- У тебя болит голова?..
- Сейчас совсем чуть-чуть, почти не болит…
- Думаю, все самое худшее – уже позади, сынок, родной мой. Не так давно я разговаривал с док-
тором Ортега и он наконец-то успокоил также и твою мать…
- Да… мама… Где она?.. Я хочу ее видеть.
- Попозже увидишь… а также и Вирхиню. Все зависели от тебя.
- А Вероника?.. Было от нее письмо, телеграмма?.. Где она?.. Как она?..
- Известия из Матто Гроссо задерживаются…
- Но как же так?..
- Не прошло еще и полных трех недель, как они уехали. Они, должно быть, все еще в дороге…
- Пошли телеграмму в Куйабу. Отправь телеграммы во все отели…
- Я уже послал.
- И что же?.. Что?..
- Ничего, сынок… Теперь нужно ждать ответ и подумать сейчас о чем-то другом…
- О чем-то другом?..
- О других вещах, не о Веронике, сынок.
- Ты уже не любишь ее, она уже не имеет для тебя никакого значения…
- Она имеет для меня еще большее значение, чем я сам бы этого хотел. Но есть вещи, которые
невозможно изменить. Я и не думаю отказываться от нее, я всегда буду готов сделать для нее что бы
то ни было, но нужно иметь терпение. Нам не подобает злиться на сеньора Сан Тельмо из-за наших
чрезмерных переживаний…
- Ты говоришь о нем так, будто он стал для тебя важнее кого бы то ни было.