- Нет, Реверендо… Сейчас я, пожалуй, не смогу сопровождать Вас в церковь. Идите, оставьте
меня тут… Не теперь, сейчас я не смогу…
Вероника вошла в дом, сдерживая слезы, а Вильямс Джонсон медленно, не торопясь, продол-
жает свой путь.
***
- Вероника… Куда ты смотришь?..
И снова ночь. И опять, опершись на грубо оструганные деревянные перила веранды, Вероника
с тоской и беспокойством смотрит на кучку желтых огоньков, вытянувшихся, как светящиеся змеи, и
отражающихся в водах реки. В это время белая башенка деревянной церквушки не различима, но вход
в таверну сверкает так, словно является центром мироздания для убогой и бушующей первобытной
толпы, плодом их амбиций и вожделений.
- Не пора ли им уже вернуться с рудника?..
- Я уверена, они возвращались по другой дороге, и, вероятно, остановились в таверне. Раньше
мой Хайме всегда так делал, и инженер Сан Тельмо наверняка с ним согласится…
Вероника с трудом подавила вздох. Адела посмотрела на нее и не осмелилась по-сестрински
упрекать, или осуждать ее. Это возвышенное, тоскующее, невеселое, такое благородно-безутешное и
глубоко задумчивое создание внушает Аделе огромное уважение. Ей не удается понять бесхитрост-
ную, чистую и целомудренную душу печальной и порабощенной Вероники.
- Самое лучшее, что Вы можете сделать, это идти спать.
- А если он не вернулся с рудника?.. Если с ним что-то случилось?.. Вам никогда не приходило в
голову подумать об этом, видя, что Ваш муж не возвращается с рудника?..
- Ах, дорогая!.. Сначала я жила, дрожа от страха: а вдруг хищники, змеи, или туземцы, или одна
из этих болезней, нападающих внезапно… Это, и многое другое!.. Я уже рассказывала Вам, что так я
и проводила ночи, боясь увидеть, что моего Хайме принесут на носилках. Но когда он приходил, разъ-
яренный, то немедленно предоставлял мне доказательство того, что он жив и здоров. Тогда я и пред-
почла идти и ложиться спать.
- Жив и здоров!.. Думаю, Вы стали жертвой самой разнузданной дикости и распущенности…
Как Вы можете жить с таким человеком?.. Как Вы можете переносить такие страдания?..
164
- Ай, Вероника!.. А что я могла сделать, чтобы помешать ему?.. Он – мой муж… И несмотря ни
на что, мы любим друг друга. Я его люблю, он… хороший… Даже в самые худшие дни он не переста-
вал приносить мне все необходимое для жизни. Если он видит, что я в самом деле больна, он заботит-
ся обо мне и делает так, чтобы другие меня уважали…
- И это все, что Вы осмеливаетесь просить?.. Это все, к чему Вы стремитесь в этой жизни?..
- Могло быть и лучше, но ведь могло бы быть и хуже… Сначала я хотела вернуться к родным.
Если бы у меня были родители, братья, но у меня были только дальние родственники, вырастившие
меня лишь из милости. Они очень обрадовались, отделавшись от меня. Здесь я, по крайней мере, в
своем доме и не должна выпрашивать угол в другом месте. Прислушайтесь!.. Думаю, они идут
сюда… Да, это – они. Пойду, лягу в кровать, пока мой муж меня не увидел…
Вероника вернулась назад, притаившись в полумраке веранды. Она видит бредущего мимо,
шатающегося Ботеля, а рядом – Деметрио, молчаливого, мрачного, с залитыми алкоголем глазами, с
неуклюже заплетающимися ногами, едва удерживающими его. Добравшись до самого конца веранды, Деметрио замечает жену.
- Вероника!.. Что ты здесь делаешь?..
- Ничего.
Попятившись, Вероника отступила назад, пока спиной не почувствовала стену. Под неверным
светом почти догоревшей керосиновой лампы выделяется перекошенное, жуткое лицо. В зрачках Де-
метрио – металлический блеск, а губы растянуты в саркастической усмешке…
- Думаю, ты не возвращаешься от пастора только сейчас…
- Что?
- Не в лошадь, а в пастора, вот в кого я должен был целиться из револьвера этим утром!
- Ты сошел с ума?..
- Я разберусь с ним прямо сейчас… Клянусь, что хочу отделать его, как он того заслуживает!..
- Нет… Не сходи с ума. Ты пьян. Только так ты можешь возложить ответсвенность на невинов-
ного и ненавидеть его без причины…
-Вероника!..
- Ты напился до того, что алкоголь сочится у тебя изо всех щелей… Насколько отвратительно
видеть тебя таким!.. С души воротит от одного твоего запаха!..
- Вероника!..
Глубоко уязвленный и сильно раненый в своей собственной любви, Деметрио выпрямляется.
Его руки хватают Веронику за плечи, предотвращая все ее попытки убежать.
- Ну, хватит, довольно!.. Ты не должна высказывать мне все это, виновата только ты сама. Все
это из-за тебя… из-за тебя!.. Я пью, потому что страдаю и мучаюсь из-за тебя!..
- А на что ты рассчитываешь?.. Пусти меня!.. Пусти!..
- Вероника!.. Жизнь моя!..
Деметрио чувствует, что сходит с ума, теряет рассудок. Наконец-то она тут... Наконец-то он
крепко-накрепко сжимает в объятиях своих рук это божественное, восхитительное, столь желанное
тело, о котором прежде он бесполезно мечтал. Эта чистая, незамутненная юность, благоуханная и чу-
десная, словно жаркое дуновение огня сводит его с ума, воспламеняя его чувства в глупом и нелепом
порыве страсти…
- Я больше не могу… Ты – моя жена!.. Порвем с прошлым, начнем жизнь сначала!.. Я люблю
тебя!.. Люблю!.. Мы еще можем быть счастливы!..
- Никогда!.. Никогда!..
- Что?..
- Я скорее умру!.. Да, умру!..
Вероника с большим трудом освободилась от этих сжимающих ее рук. Неуклюжие пальцы
грубо разрывают ее одежду, но ночная тьма защищает ее.
Одним прыжком Вероника преодолевает лесенку, прячется за колонну и наконец убегает. Она
мчится вниз по склону холма, а на востоке уже брезжит бледное сияние дня…
165
***
- Вероника!.. Вы здесь?.. Что происходит?..
- Ничего… Ничего, думаю, уже ничего, Реверендо…
- Но Вы такая уставшая, у Вас нет сил!.. Вы прибежали оттуда, сверху, правда?..
- Да… Так и было…
- Вам плохо… Проходите, входите в дом, там Вы мне и расскажете… Садитесь сюда. Распоря
жусь, чтобы немедленно принесли горячего чая. Вы очень быстро бежали, правда?.. Нет, не отвечайте, не говорите, подождите... Хуана, Хуана!.. Немедленно завари чай. А лучше – свари кофе, поживее…
Ради Бога, Вероника, что с Вами случилось?.. Вы плачете?..
- Нет… Я не должна, я не хочу плакать.
- Здесь Вы можете поплакать, если хотите. Перед вами – настоящий друг, который отдал бы
свою кровь до последней капли, лишь бы не текли эти слезы, потому что Вы не должны плакать…
- Спасибо!.. Но это – ничего. Был только миг, глупый миг страха!..
- Этот человек осмелился угрожать Вам?..
- Нет…
- Он обидел Вас?.. Быть может, он захотел дурно поступить с Вами?..
- Прошу Вас, не расспрашивайте меня!.. Спасибо за то, что предоставили мне убежище… но
позвольте мне промолчать…
- Вероника, если Вы мне прикажете, я уважу Ваше молчание, но мне хотелось бы знать. Я пред-
почел бы узнать все, чтобы постараться защитить Вас… Сан Тельмо – вне себя. Ему можно доверять
не больше, чем умалишенному. В городе он содержался бы в сумасшедшем доме, а здесь он позволяет
себе разгуливать на свободе и с оружием в руках вытворять, что ему нравится…
Почти не отдавая себе отчета Реверендо Джонсон сжал ледяные, дрожащие руки Вероники в
своих, когда, тихо ступая, вошла босоногая служанка-туземка, неся попрошенный ее хозяином кофе.
- Выпейте немного кофе. Вам нужно восстановиться. Вы еще не пришли в себя от потери кро-
ви… Но зачем Вы должны были бежать сюда?.. Разве там не было Аделы, Ботеля, слуг?..