Она пристально смотрит на меня большими глазами, нижняя губа надувается, влажная и мягкая. Я хочу показать ей, что чувствую, мне просто хочется, чтоб мы были в другом месте, не в доме моих родителей. Не то, чтобы это меня когда-либо останавливало.

Я выбираюсь из кровати и запираю дверь, медленно поворачиваясь к ней лицом.

Ее брови поднимаются, и она смотрит на меня, словно спрашивая - мы действительно собираемся сделать это?

Ухмыляюсь, медленно снимая рубашку, пока иду к ней, а затем расстёгиваю брюки.

Она не выглядит взволнованной. Не та реакция, на которую я надеялся.

Я вытаскиваю эрекцию из боксеров, держа твердую, жесткую длину в руке.

Она облизывает губы, показывая кончик розового язычка.

Хорошо, это больше похоже на ту реакцию, которой я ожидал.

— Ты уверен? — тихо спрашивает она, когда я иду к ней, поглаживая член, и наслаждаясь тем, что она не сводит с него глаз. Я наблюдаю, как медленно растет голод, что делает меня ещё тверже.

Киваю.

— Если ты сможешь быть тихой, — шепчу ей. — Ты сможешь быть тихой? Не издашь ни звука?

Кажется, она воспринимает это как достойный вызов. Выражение ее лица становится все более бессмысленным, и она кивает. Выскальзывает из пижамы, пока не оказывается на коленях на кровати, совершенно голая.

Я подхожу к краю, и она с готовностью пробегает языком вверх по члену от основания до кончика.

И останавливается.

— Так Лаклан знает правду о нас? И у него все нормально с этим?

Я стону.

— Пожалуйста, не упоминай имя моего брата, когда у тебя в руках мой член, — улыбаюсь ей. — Но да, он в порядке. Он никому не скажет, и, в свое время, когда мы скажем правду, по крайней мере, мы знаем, чего ожидать.

Она кажется удовлетворенной этим и, наконец, забывает все, кружа языком по моему твердому стволу, перед тем как слизать влагу с кончика. Забавно, как иногда ее ум удерживает ее от наслаждения сексом, будто она не может перестать блуждать в мыслях и жить в настоящем моменте, даже когда этот момент в ее проклятом рту.

Мгновение я позволяю ей лизать и сосать, просто потому, что мне нравится взгляд в ее глазах, пылающая потребность в чем-то таком сексуальном. Но до того как она слишком увлечется, я отступаю и требую, чтобы она подвинулась. Ложусь на кровать и маню ее пальцем.

— Иди сюда, — тихо говорю я, указывая на свое лицо. — Прямо сюда.

Она снова выглядит шокированной. Не двигается, кажется неуверенной.

— Что, боишься, что не сможешь сдержаться? — дразню я.

— Конечно, смогу, — говорит она и медленно разводит ноги над моей грудью, поднимаясь к моему лицу.

Я крепко держу ее бедра и располагаю киску прямо над своим ртом. Неторопливо высовываю язык и осторожно провожу им по влажным складкам. Она сразу же напрягается и тихо вскрикивает, и я впиваюсь пальцами ей в кожу, чтобы снова предупредить ее о том, что надо быть тихой и необходимо контролировать свои действия.

Она такая приятная на вкус, ее мускусный, богатый аромат наполняет меня и заводит как никогда раньше, и, когда я обрабатываю ее языком, жадно погружаясь в нее и порхая над опухшим клитором, я тот, кому трудно сохранять спокойствие.

Вибрации из моего рта, кажется, действуют на нее, и вскоре она раскачивает бедрами на моем лице, пока я поедаю ее. Я теряюсь в этом пьянящем желании, наслаждаясь каждым гребаным ощущением. Это грубый, порочный, первобытный, способ вкусить женщину в ее самом чистом «я». Я мог бы делать это вечно, высасывать каждую последнюю каплю, облизывая ее, как самый сладкий, спелый плод.

— О, боже, — тихо произносит она, и ее рука взлетает к стене, чтобы опереться, пока она трахает мое лицо. Я прижимаю кончик языка к клитору, потирая кругами, пока она не кончает. Когда оргазм вырывается из нее, я чувствую каждый импульс, мой рот пропитан ею, ее кожа сияет жаром и влагой. К ее чести, она остается тихой, продолжая издавать шум в виде дрожащих стонов и вздохов, которые так же сексуальны, как и ее обычные крики.

Когда она начинает извиваться и ерзать, я отстраняюсь и улыбаюсь ей, едва видя ее лицо за этими удивительными сиськами.

— Привет, — тихо говорю я, двигая бровями.

— Вау, — шепчет она в ответ.

— Мы еще не закончили, — говорю ей. Встаю и толкаю ее на кровать, чтобы она была на спине. Забираюсь на нее, коленом раздвигая ноги, пока не оказываюсь прямо над ней, грудь прижимается к ней. Я оборачиваю пальцы вокруг ее запястий и прижимаю ее руки над головой, удерживая ее на месте. Затем провожу кончиком носа вниз по лицу, останавливаясь на губах, чтобы поцеловать ее.

— Черт, Наташа, — шепчу я, ненадолго закрывая глаза. — Ты понятия не имеешь, что делаешь со мной, что заставляешь меня чувствовать.

— Ты это уже говорил, — произносит она. — И все мне рассказал.

Она права. Потребовалось время, но, в конце концов, я сказал ей правду.

Я глубоко вдыхаю и устраиваюсь, член прижимается к ее влажной киске, но не входит.

— И что я сказал? — нежно спрашиваю я.

— Ты сказал, я для тебя больше, чем могла бы представить. Ужасно много.

Один из способов описать мои чувства.

— Ужасно много, — повторяю я, открывая глаза, потерявшись в ней так сильно, всего в нескольких дюймах. Черт возьми, я снова теряю себя с ней. Нет, я уже потерялся.

Я пытаюсь глотать. Сжимаю губы, пытаясь найти мужество.

— Это ужасно много, — говорю я. — Даже больше, чем это. Наташа... Я люблю тебя. И точка. Я был влюблен в тебя раньше, и теперь люблю тебя сильнее. Даже не знаю, как такое возможно, но это так. И поскольку все так, это заставляет меня думать, что все возможно. Даже мы.

Она смотрит на меня, вихрь эмоций в ее глазах, и мне жаль, что я не могу заглянуть глубже и понять, что она чувствует. Она потеряла дар речи.

Я едва ощутимо потираюсь губами о ее губы.

— Поговори со мной, — шепчу я. — Скажи что-нибудь.

— Ты любишь меня, — говорит она с трепетом.

— Да, — отвечаю, улыбаясь как дурак. — Да. Наташа, я люблю тебя. Больше, чем могу выразить словами. Просто знай это. Верь. И люби меня в ответ.

— О, Бригс, — шепчет она, губы расплываются в широкой, сияющей улыбке. — Я никогда не переставала любить тебя.

Мое сердце стучит.

— Даже после стольких лет?

— Даже после всех этих лет. В темноте и свете я никогда не переставала чувствовать. Я могла отодвинуть чувство в сторону, возможно, похоронила его, поставила на паузу, но я никогда, никогда не переставала чувствовать.

У меня такое чувство, словно миллион воздушных шаров выпущены в моей груди. Я хочу смеяться. Хочу плакать. Удивленно смотрю на нее. Просто так чертовски удивительно, что мы снова нашли друг друга, и что эти мы, эти мы прекрасны.

— Я люблю тебя, — говорю ей снова.

— Я люблю тебя, — отвечает она.

Целую ее, горячо, настойчиво и властно, пока мое тело начинает ускоряться, пытаясь догнать сердце. Эта мягкая нежность, которую я чувствую к ней, кружится с первобытным желанием, и, прежде чем осознаю, что делаю, толкаюсь в нее. Она разводит ноги шире, позволяя моему члену войти, и я погружаюсь в нее, такую влажную и мягкую вокруг моей твердой длины. Мы так хороши вместе, как замок и ключ, и трудно представить, как я мог так долго жить без нее.

— Ты - мое спасение, — шепчу ей на ухо, облизывая край. — Ты спасаешь меня от мира. Ты спасаешь меня от самого себя.

Одной рукой я удерживаю ее руки над головой и сильнее врываюсь в неё, быстрее и бесконечно глубже. Другая рука движется к ее клитору, снова работая над ним. Хотя она кончила лишь несколько минут назад, я знаю, она все еще отчаянно нуждается в этом. Я врезаюсь в нее бедрами, становясь быстрее, грубее, ожесточённее, когда кровать начинает трястись, и она начинает стонать, кусая губы, чтобы не закричать.

— Ты ощущаешься так хорошо, чертовски хорошо, — стону я, мир ускользает, и остаемся лишь мы в гедонистической дымке. Вращаю бедрами, попадая в нужное место, и вскоре она снова кончает, тело судорожно сжимается подо мной, глаза зажмурены, сочный рот открыт, и она задыхается.