Джонни переписал нужные имена в блокнот. Барт не имел представления, где сейчас живут повар, горничная или приходящая прислуга. Фамилия садовника была Делеван.

– А в ту ночь он мог быть здесь? – поинтересовался Джонни.

– Он и был здесь. Я слышал, что полиция брала у него показания. Но в суд его не вызывали.

– Что это были за показания?

– Вот этого я не знаю.

– Как получилось, что он оказался здесь?

– Ну… В роще перед домом был натянут гамак. Иногда, если он работал допоздна, а на следующий день хотел быть здесь пораньше, он брал на кухне что-нибудь поесть и спал в гамаке. Отец уволил его, как только узнал об этом. Считалось, что гамаком могут пользоваться только члены семьи. – Барт стоял, и казалось, что в нем воплотилась гордость всех поколений Барти.

– Его не вызывали в суд в качестве свидетеля?

– Нет.

– Интересно почему?

– Должно быть, потому, что он ничего не видел, – предположил Барт.

– Здесь есть какой-нибудь адрес? Минутку… – Джонни щелкнул пальцами, – я знаю, где его искать. Кто-то мне сказал, что он живет в маленьком поселке Туми. Его показания обеспечили Натаниэлю алиби.

– Натаниэль, – презрительно сказал Барт, – не мог убить даже мухи. Обычно это делала за него моя мать.

Глава 14

Джонни шел вслед за Бартом по красному ковру. В гостиной Нэн сидела на бледно-желтом диване рядом с Диком. Еще в комнате находились Дороти и Бланш. Старая дама исчезла.

Когда Барт вошел в комнату, Бланш умоляюще улыбнулась ему. Ее худое лицо, на котором выделялся нос с высокой переносицей, стало жалким.

– Как успехи? – спросил Дик.

– Так, не очень, – ответил Джонни. Барт молчал. Казалось, он утратил весь свой пыл. Если он и собирался что-то сказать или сделать, сейчас он уже колебался.

– Ну что, сдаетесь? – дерзко спросил Дик.

– Нет, это просто непостижимо! Так не поступают! – решительно, как будто была не в состоянии больше сдерживаться, произнесла Дороти.

– Как? – переспросил Джонни.

– Нельзя скрывать факты! Вершить личный суд там, где дело касается всех! Речь же идет об убийстве! Извините меня, но я считаю, это ужасно.

Никто из семьи Барти не произнес ни слова. Только Нэн тихо сказала:

– Но, Дотти, отец попросил Дика о помощи, и Дик хотел защитить его.

– Защищать было не нужно, – пылко возразила Дороти. – Нужно было верить. Мне кажется, произошла ужасная ошибка.

– Мы были детьми, Дот, – пояснил Дик и посмотрел на Дороти.

– Я понимаю, – ответила она, – но это не оправдание. Можно понять все, что хочешь, даже нужно, но это не означает одобрить или считать, что плохое перестало таковым быть.

– Она права, – твердо сказал Барт. – Слишком многие умолчали о том, что они знали. Мама, Натаниэль. Ты, Дик, Бланш.

– О Барт, прошу тебя, – Бланш заплакала.

С трудом подавляя гнев, Дик сказал Джонни:

– Это вы довели Бланш до слез. Вы принесли несчастье в этот дом. И ради чего: разве вы доказали, что Макколи невиновен? Или что виноват я?

– Нет, – согласился Джонни.

Нэн взмахнула ресницами. Взгляд ее темных глаз был мрачен.

– Джонни, ты принес уже достаточно зла, ведь правда? Теперь, когда ты все понял, может, тебе лучше остановиться? – Джонни ничего не ответил, и глаза Нэн налились слезами. – Тебе нравится делать меня несчастной? Прошлое есть прошлое. Я думала, ты…

Джонни посмотрел на нее. Для Нэн сомнений не существовало. Если бы Джонни рассказал ей сейчас о ее родителях, ничего бы не изменилось. Это было бы просто жестоко.

– Я лучше пойду, – только и сказал он.

Хозяйка, пригласившая его, в слезах. Хозяин расстроен, Дик непоколебим, Нэн несчастна. А Кристи нет в живых уже семнадцать лет. Да, ему лучше уйти.

Дороти проводила его до дверей. Ему оставалось только печально кивнуть ей на прощание. Никаких доказательств. Все, что он узнал, не могло доказать невиновности Макколи. Зачем тогда Нэн вообще знать о своем происхождении?

Дороти, естественно, ничего не знала о Нэн. Она пылко воскликнула:

– Проклятье, никто не говорит всей правды! Джонни, что все это значит? Кто же убил Кристи?

– Откуда мне знать, – мрачно ответил он. – Это было семнадцать лет назад.


Сидя в гостиной, Дик шептал Нэн на ухо:

– Ты права, любовь моя. Прошлое есть прошлое. Если бы мы поженились, мы могли бы уехать отсюда. Поехали бы куда-нибудь и были бы счастливы.

– Счастливы, – шепотом повторила она.

– Так давай поженимся, – почти выдохнул Дик. – Анализы будут готовы самое позднее в пятницу. А может быть, даже в четверг. Я могу поторопить их, пользуясь авторитетом Барти.

– И сколько нам придется ждать?

– Нисколько.

– Завтра четверг.

– Давай не будем ждать. В пятницу?

– Мне нечего надеть, – наивно призналась Нэн.

– Надень это красное платье, – предложил Дик, – дорогая, тебе так идет красное.

– Невеста не может быть в красном, глупый.

– Надень белое, – посоветовал Дик, – или голубое.

– У Дотти есть белое платье. Мы можем подшить его.

– Давай, – прошептал Дик, – если ты меня любишь.

Прощаясь с Дороти, Джонни сказал:

– Спокойной ночи, Дотти. Позаботься о Нэн. Ей нужен друг. – И вышел.

Ночной воздух был прохладен и чист. На поля спустилась тьма. «Что должен я сделать для Нэн», – спрашивал себя Джонни, но видел он глаза Дороти.

В большой спальне в доме Барти две кузины ссорились. Нэн обвиняла Дороти в том, что она злая. Ссору начала Дороти, заявив, что не одобряет тех людей, которые что-то скрывают, какие бы они для этого ни находили причины.

– Но Дик не совершил ничего ужасного, – вспыхнула Нэн. – Просто он не болтун. И хотел помочь своему отцу. Что здесь плохого? Необязательно выкладывать все, что знаешь, только потому, что кого-то убили, – Нэн дрожала от негодования. – Дик не имеет абсолютно никакого отношения к убийству, что бы здесь ни говорили. И мы просто устали. Как только анализы будут готовы, мы немедленно поженимся. Как можно раньше.

– Дорогая, не надо… – попросила Дороти.

– И мы сразу же уедем отсюда. Завтра можно получить разрешение на брак. Значит, в пятницу…

– О нет!

– Да, – сказала Нэн. – Дик спросит разрешения у Бланш. Если она не захочет лишних хлопот, мы обвенчаемся в доме у какого-нибудь священника.

Дороти была в ночной рубашке. Она только что сняла халат. Теперь она бессознательно снова начала натягивать его.

– Дот, ведь ты будешь на моей свадьбе, да? – попросила Нэн.

– Да, конечно, – ответила Дороти без всякого воодушевления. Она была просто ошеломлена.

– Дот, Бланш хочет, чтобы свадьба состоялась здесь, – теперь Нэн казалась более счастливой. – Просто, скромно, без посторонних, только близкие родственники. Большой подготовки не потребуется. Если все будет удачно, можно мне надеть твое белое шелковое платье?

– Постой, Нэн, – сказала Дороти, садясь рядом с ней. – По-моему, так не годится. Почему ты не хочешь немного подождать?

– Я могу выйти замуж и в красном, – обиделась Нэн. – Дику все равно. Или в голубом.

– Я говорю не об одежде. Речь идет о твоем замужестве и вообще о семье Барти.

– Я выхожу замуж за Дика, – упрямо сказала Нэн.

– Неужели тебе все равно, что здесь произошло убийство? – тихо спросила Дороти. – Что в этом доме убили молодую женщину?

– Это не имеет ко мне ни малейшего отношения.

– Тебе безразлично, что говорят о Натаниэле? Дорогая, у него репутация лгуна, труса…

– Его давно уже нет в живых. Все это в прошлом.

– Да, хорошенького предка ты выбрала для своих детей, – жестоко заметила Дороти. Она поднялась и заходила по комнате.

Нэн неподвижно сидела на краю кровати, с трудом пытаясь сдержать слезы.

– А старая миссис Барти? Очень умная особа, – сказала Дороти, – судья и присяжный в одном лице. Бланш тоже.

Нэн зарыдала и, давясь слезами, воскликнула:

– Почему ты против меня?!

– Я за тебя, – ответила Дороти.

– Нет, против. Ты же знаешь, что я всем сердцем люблю Дика. И он любит меня, Мы собираемся пожениться. Так почему мы не можем…

– Ну отчего ты, Нэн, не хочешь взглянуть правде в глаза? Все эти долгие годы тот несчастный человек в тюрьме…

– Но он же совершил убийство, – возразила Нэн, – и должен сидеть в тюрьме. Я просто не понимаю…