Шарлотта Армстронг - Лучезарно-голубое

После ухода Джонни Эмили лежала тихо. Буря, бушевавшая у нее в душе, уступила место грустному и в то же время приятному покою.

Уходя, Джонни оставил дверь приоткрытой, и Эмили слышала, что в больнице полно посетителей. Она слышала стук каблуков, смех. В конце концов мир не прекратил своего существования.

Все-таки она правильно сделала, что позвала Джонни Симса. Милый, надежный Джонни, парень с добрыми зелеными глазами и с длинным подбородком. Высокий, спокойный Джонни, которого научили одному простому, но важному правилу – держать слово. Джонни встретится с Клинтоном. Расскажет ему так деликатно, как только можно, о том, что произошло. Он позаботится о Нэн. Сейчас Эмили поняла, что в словах Джонни была правда. То, что предстоит пережить Нэн, не обязательно будет ужасным.

Если бы только Нэн могла увлечься Джонни. Он всегда был защитой и опорой для нее, все еще может наладиться. Правда была бы сказана, а многолетняя ложь, выполнив свое назначение, отброшена.

Она глубоко вздохнула и задремала.

Дверь приоткрылась, в комнату вошел мужчина. На какое-то мгновение Эмили показалось, что это вернулся Джонни. «Который сейчас час? – беспокойно подумала она. – Неужели утро?»

Осторожно двигаясь, мужчина подошел к кровати. Он был в шляпе, и Эмили увидела, что это не Джонни.

Мужчина был крупный и высокий. На его лице выделялись холодные серые глаза. Его большой рот с полными губами был хорошо очерчен, слишком хорошо, словно у статуи. Он обогнул кровать и встал спиной к окну, а лицом к двери.

– Я так и знал, что это вы, мисс Макколи, – сказал он. – Вы меня помните?

За семнадцать лет он не стал выше, но лицо утратило былую свежесть.

– Вы сделаете Нэн очень несчастной, – упрекнул он Эмили.

– Я? – Эмили приподнялась на кровати. – Ты никогда не женишься на дочери Клинтона, – в ее голосе звучал вызов. – Только не ты.

– Почему же нет? Кто может винить Нэн за преступление ее отца?

Сердце у Эмили заколотилось от гнева.

– За твое преступление!

– Вы все еще настаиваете? – Его голос звучал печально, даже утомленно. Он повернулся к окну и потянул за шнур, скреплявший венецианские шторы. – Почему же вы тогда не рассказали Нэн о том, что я, по вашему мнению, совершил?

– Я еще расскажу, – с угрозой произнесла она. Она понимала, что все это вредно для ее сердца. Он стоял, уставившись глазами в пол. Он даже не снял шляпы. – Неужели ты думаешь, что сможешь жениться на дочери Кристи? – спросила Эмили с каким-то горьким торжеством в голосе. – Никогда.

– Я думаю, что вы не много сумеете рассказать ей, – вежливо сказал он. – Вы упустили свой шанс. – Его руки взяли подушку за угол: – Вам не следовало возвращаться.

– Мой брат расскажет ей, – резко возразила она.

– Возможно, он попытается, – произнес этот опасный светловолосый человек, – но будет уже слишком поздно. – Он дернул за подушку. Ее голова упала.

– Нет, – слабо сказала Эмили. – Бесполезно…

– Она не знает своего отца, – заметил мужчина очень спокойно и вполне резонно. – Почему Нэн должна поверить тому, что он ей скажет? Если вообще он сможет ее разыскать. Вы же знаете, что нет никаких доказательств. И не будет.

– Тогда…

– Я не могу допустить, чтобы вы вмешивались в наши дела перед свадьбой. На это есть причина.

Эмили попыталась дотянуться до кнопки звонка, но он не позволил ей. Подушка легла ей на лицо. Последнее, о чем Эмили подумала с чувством торжества и одновременно поражения, было: «Вот оно, доказательство! Наконец!»

Ричардсон Барти засек время по часам. Когда, по его мнению, прошло достаточно, он положил подушку на прежнее место.

Он бесшумно пересек комнату, в которой стояла абсолютная тишина и уже не слышалось ничьего дыхания, кроме его собственного, и открыл дверь. После этого он вытер дверную ручку в том месте, которого касалась его рука. В дверях соседней палаты стояли люди и разговаривали. Он быстро отвернулся от рыжеволосой женщины в норковом жакете, поднеся руку к шляпе, чтобы спрятать лицо. До двери в конце коридора было тридцать футов. Миновав ее, он оказался на автомобильной стоянке.

Его машина находилась не на стоянке, а за углом, укрытая каким-то цветущим кустиком. Естественно, это была арендованная машина, но Дик Барти не хотел рисковать больше, чем необходимо. Сейчас он был и старше и мудрее, чем семнадцать лет назад.

Через двадцать минут он припарковал машину, пересек переулок и нажал кнопку звонка.

– Дик? Дорогой, это ты?

Он взбежал по лестнице. Когда раздался телефонный звонок, он все еще обнимал Нэн.

Джонни наконец добрался домой. Когда он вошел, зазвонил телефон.

– Не может быть! – вскрикнул он, когда Дороти сообщила ему ужасную новость.

– Врач сказал, что так иногда случается со слабым и изношенным сердцем, – Дороти плакала.

Мысли в голове у Джонни путались. Как же так? Он только что видел Эмили! Он не мог рассказать девушкам то, что узнал от Эмили. Пока еще не мог. И ему не хотелось упрямо хранить тайну и заставлять их гадать, что он скрывает. Он не поставит ни себя, ни их в подобное положение. Он вообще не скажет им, что видел Эмили.

Но почему же она умерла?

– Послушай, Дотти, – сказал Джонни, – ты хочешь, чтобы моя мама пришла к вам?

– Здесь Дик, – рыдала в трубку Дороти, – но я думаю… Да, Джонни, путь она придет.

Джонни бросил трубку, выскочил из дома и бегом промчался два квартала до дома Миллеров. Там он оторвал своих родителей от бриджа.

– Барбара, я отвезу тебя туда, – проговорил отец. – А сейчас отправляйся домой с Джонни. Собери вещи. А я все объясню Миллерам.

– Минуту, – сказал Джонни. – Я хочу, чтобы вы оба запомнили – я ничего не знаю о звонке, которым меня сегодня вызвали в больницу.

– Так ты видел Эмили, Джонни?

– Да, но вы не должны об этом никому говорить. Пока не должны.

– Почему же?

– Потому, что Эмили попросила меня кое-что сделать. В тайне от всех.

– Ты по-прежнему собираешься сделать это? – со слезами спросила мать. – Теперь, когда Эмили!…

– Конечно, – сказал Джон твердо. – Я обещал.

Джонни был знаком с одним из тюремных священников, человеком, которого все звали отец Кляйн. Как-то раз Джонни разговаривал с ним об одном заключенном, проводя очередное расследование для Родерика Граймса. Поэтому на следующее утро в десять часов Джонни вошел в маленький кабинет священника, рассчитывая, что тот поможет ему.

– Вы хотите, чтобы я рассказал ему о смерти его сестры? – спросил отец Кляйн.

– Я должен сам увидеть его, – ответил Джонни. – У меня поручение от Эмили. Вы можете мне помочь?

– Оно касается его дочери? – прямо спросил священник.

– Да, – Джонни не мог скрыть удивления.

– Тогда я приведу его. Как вы думаете, не будет ли лучше, если я сам скажу ему о мисс Эдит?

– Эдит?

– Она называла себя Эмили.

«Я изменила все имена. Мне пришлось», – вспомнил Джонни.

– Я был бы вам очень благодарен, – сказал Джонни и стал ждать.

Он ждал отца Нэн.

Вчера вечером Джонни не виделся с девушками и не встречался с этим Ричардсоном Барти. Он думал, что лучше будет сначала все узнать у отца Нэн.

Наконец священник вернулся в сопровождении худого маленького человека с седыми волосами. Он выглядел очень больным. Джонни увидел, что он прихрамывает. Его лицо было белым, как бумага, и казалось неестественно безмятежным.

– Джон Симс? Я слышал о вас, – сказал мужчина тихим вежливым голосом, – от своей сестры. От чего она скончалась?

– Сердце. Я очень сочувствую вам, сэр.

– Она была такая хорошая, – произнес мужчина. Джонни давно не слышал слова «хорошая» применительно к человеку.

– Как моя Полли? – спросил мужчина.

– Кто?

– Мэри. Я имею в виду Нэн. Ее настоящее имя Мэри. Бывало, я называл ее Полли – тогда я был молод, а ей было только год или два. Я звал ее «Полли Макколи». Глупая простенькая рифма. Кристи она никогда не нравилась.

– Она… она очень переживает. Моя мама с ней. – Джонни почувствовал, что путается в словах: его захлестнула лавина незнакомых имен. Кроме того, он совсем не знал этого человека, не понимал его и не доверял ему.

– Вы хотите остаться вдвоем? – спросил священник, почувствовав смущение в его голосе.

– Одну минуту, сэр, – Джонни мучительно нуждался в поддержке, – я думаю, вам лучше остаться. Ему может понадобиться старый друг, а не новый знакомый вроде меня.