Не правда. Не. Правда.
Ладно.
Может, и правда. Но разве обязательно все портить, когда я взяла и решилась? Наплевать, по какой причине.
— Это меняет твое отношение ко мне?
— Не-а. Какой дурак откажется быть использованным такой красавицей? — И он, не отрывая взгляда от моих губ, сполз чуть ниже и лизнул открывшуюся в распахнувшейся льняной рубахе грудь. — Но тут есть нюанс, рыбка моя. Ты повторишь мне это на большой земле, когда мы вернемся на нее. И тогда я зажгу для тебя все звезды на небесах.
Дразнящее удовольствие от мимолетной ласки омыло меня, брызнув от места его влажного касания покалывающими искрами по всему телу, но избавить совсем от привкуса разочарования не смогло. Вот почему я вечно обречена быть какой-то неуместной или несвоевременной? Все у меня или потом когда-то, или уже поздно, или место с обстоятельствами не подходящие, или человек не тот.
— На одну ночь? — фыркнула я, завозившись в объятиях Марка, подумывая гордо отстраниться, но, собственно, зачем себя лишать хоть таких приятностей? — Ох, похоже, я уже упустила свой шанс, ведь предложенная мне среда была вчера.
Щедрый даритель (хотя пока только обещатель сказочного наслаждения) потерся колючим подбородком о мое плечо, издав задумчивое «м-м-м».
— Скажем так: я расширяю… хм-м… или углубляю? Не суть, изменяю мое предложение. На одну, на две, на неделю. Готов быть использованным тобой до конца твоего отпуска.
Я даже приподнялась, оглядываясь на него изумленно.
— С чего это вдруг?
— Почему нет? Я никогда не был жадиной. К тому же вроде как виноват перед тобой, хотя по мне, так все здорово. Ну или, скажем, у меня особенный подход и отношение к землячкам. В общем, почему бы тебе самой не придумать ту причину, что больше придется тебе по душе.
— А потом?
Вот теперь сам Марк отстранился от меня, падая на спину и с удовольствием потягиваясь всем своим загорелым и по-прежнему очень-очень голым мускулистым телом.
— Белоснежка, не загадывай так далеко. Живи сегодня и сейчас. Кто знает, что произойдет завтра или через две недели? Я могу попасть в тайфун на своей яхте и вообще погибнуть. Или твой — кто там он тебе тот обидчик — позвонит, прилетит, приметелит, чтобы вымолить на коленях прощение. Хочешь меня? Получишь. Но не сейчас, когда в тебе говорит в первую очередь обида, злость, отчаяние и остатки адреналина после вчерашней ночи. Сейчас нам надо продержаться этот день, уберечь тебя от тропического солнца, найти пропитание, но главное — воду. Я видел, тут растут кокосовые пальмы не очень далеко.
Он легко вскочил на ноги и повертел головой, разминая шею.
— Значит, там есть вода? — Вот сейчас я вдруг ощутила, что во рту суше некуда. Или дело тут совсем не в обезвоживании, а в завораживающем виде на широкую спину, завлекательные ямочки на твердых ягодицах и восхитительный рельеф мышц на бедрах?
— В кокосах есть вода, точнее, кокосовое молоко.
Не поворачивайся! Имей хоть каплю совести! Ага, нет ее тут.
— Да как его пить, оно же такое густое? — пробурчала, тоже поднимаясь на ноги. Смотреть на него снизу вверх это… м-да.
— Оно густое в банках, продающихся в магазине. — Потянул меня на себя за руку, нахально удерживая от возвращения рубашки в пристойное положение. — А натуральный сок, или как его называют, молоко кокоса — бесцветная водичка. Иди пока умойся. Тебе ведь сейчас не страшно будет подойти к воде? Тут мелко у берега и хорошо видно дно. Самое главное — не наступи на морского ежа, это очень и очень больно. А потом сразу уходи с солнцепека. Крема у нас с собой нет, а лечить тебя от солнечных ожогов мне сейчас нечем. Так что старайся находиться все время в тени и обязательно надень не только рубаху, но и мои штаны. А я пойду добуду нам питье и еду. Раз уж ты обзавелась пока только одним гномом, придется мне поработать за семерых.
И этот нахал облапал уже обе мои груди и, чуть присев, потерся о них колючим подбородком так, что я аж взвизгнула, и смачно чмокнув оба соска по очереди, легко подскочил на ноги.
— Девочки налево, мальчики направо, смотри не перепутай.
И что это было?
Минуты три я еще сидела на песке, в недоумении хлопая глазами и уставившись в заросли, где скрылся Марк.
Это он меня продинамил так изящно? Или на самом деле говорит то, что думает?
«Капитан окинул нечитаемым взглядом свернувшуюся от страха клубком девушку, лежавшую на его широкой кровати — единственной из имевшихся на этом корабле. Сердце бедняжки сначала замерло, а потом забилось в необъяснимом ей самой трепете. Она здесь полностью во власти этого незнакомца. Беззащитная противостоять ему. Это ли не самое ужасное положение, в котором только можно очутиться? Почему же ее охватил не один только страх, а еще и предвкушение? Предвкушение чего-то… прекрасного?
— Леди, не в моих правилах принуждать к чему-либо женщину, попавшую в беду. Особенно такую чистую и невинную, какой видитесь мне вы. Я, хоть и считаюсь у себя на родине преступником, воспитывался как джентльмен, и имею понятие о таких эфемерных вещах, как честь и достоинство. Если вы решите продолжить наше знакомство после возвращения в Лондон, то я буду рад пригласить вас на прогулку по Ковент Гарден. Там и обсудим размеры вашего долга мне и возможные методы его оплаты…».
Черт!
Опять мой персонаж заговорил в голове голосом Марка.
Да еще, подлец, окончательно перекрасился из брюнета в выгоревшего на солнце блондина с отросшими до плеч волосами. Мало того, что в последнее время непрошеным является в мои мысли (хотя я клялась себе, что на отдыхе принципиально не сяду за планшет и не напишу ни строчки!), так еще и ведет себя не по запланированному сценарию! А ведь должен был силой взять спасенную бедняжку в первую же ночь! Потом, правда, она бы его полюбила и простила, ведь по-настоящему грубым он не был бы, вознес бы ее в процессе к звездам многократно, а после вообще повел себя, как истинный герой, надорвавшийся и почти убившийся насмерть ради великой цели — какой же роман без этого. Но вот теперь хоть умри не выстраивается сюжет в таком ключе.
А все этот… блондин, голый-загорелый, виноват! Негодяем быть он упорно не желает, но и романтический герой из него никакой. Что за крушитель моих комфортных жизненных ценностей и любимой моральной цветовой окраски? Вот тут должно быть белое и хорошее, вон там — черное и плохое. А этот… фейерверк красок какой-то, точно как и само его место обитания. И как таким не наслаждаться? Именно так, как я никогда не делаю в той, реальной жизни, но вполне себе в порядке вещей воспринимаю сейчас.
Правильно, никак.
Вот так, мысленно бурча и ругаясь с непослушными героями, вымышленными и обитающими в действительности, я между делом сбегала в кустики, левые, разумеется, потом умылась в соленой воде, потерла пальцем зубы, подумала, подумала, глядя на манящую безупречную гладь утреннего океана, да и разделась догола. Ну а что? Будем считать, что это почти полноценная замена прохладной ванне с морской солью. Зашла в воду по колено, затем чуть глубже. Марк не соврал — песчаное дно было видно прекрасно, как будто в увеличительное стекло. Прошла еще дальше, по пояс, рискнула погрузить в воду с головой и…
И ничего.
Ну, то есть ни страха, ни ужаса, никаких последствий вчерашнего вынужденного купания.
Так это же прекрасно! По крайней мере, на мелководье я смогу по-прежнему плескаться без опасения рухнуть в обморок от приступа панической атаки.
Опустила голову в воду, как смогла, руками разобрала спутавшиеся за ночь пряди, выполоскала их от набившегося песка. Ну и пора возвращаться в тень. Марк так запугивает этими солнечными ожогами, что лучше и правда послушаю его.
— А-а-а-а! Мои глаза-а-а! — раздался совсем рядом мужской вопль.
Охнув с перепугу, споткнулась и рухнула снова в воду.
— Марк! Марк, что с глазами? Ты куда-то влез? Кто-то укусил? Попала ядовитая жидкость? Я знаю, я читала, что в тропиках есть такие растения, которых надо беречься, — я тарахтела и тарахтела, подбежав со всей возможной скоростью к прикрывавшему руками лицо мужчине. Обхватив ладонями его щеки, постаралась развернуть к свету. Хотя… Вот что бы я там увидела? Химический ожог? Травму? А дальше что? Ты, Полина, умеешь оказывать первую медицинскую помощь пострадавшему в подобных условиях, когда под рукой ничего, кроме песка, океана и незнакомых пальм?