Сочельник она собиралась провести у Джейн. Комнату для гостей уже переделали в детскую, а для Коко приготовили другую, поменьше, на первом этаже. Она заранее предвидела, как нелегко будет переступить порог этого дома, в котором все напоминало ей о Лесли и о месяцах безмятежной жизни вместе с ним.

Днем в Сан-Франциско прибыли мать Коко, Гейбриел и его дочь. Из аэропорта они отправились прямиком в «Ритц-Карлтон», чтобы отдохнуть и привести себя в порядок. Няню с собой они не взяли: Гейбриел заявил, что сам позаботится о дочери. Флоренс слегка тревожилась и призналась в этом Джейн. Слишком уж давно она не общалась с маленькими детьми.

– Вот чем плохо иметь молодых друзей, мама, – поддразнила ее Джейн и со смехом пересказала разговор Коко.

Как всегда, они собирались провести вместе Сочельник и Рождество, а вечером разъехаться по домам. Флоренс и Гейбриел на следующий день после Рождества отправлялись в Аспен, Коко предстояло вернуться в дом на берегу океана. Но на двадцать четыре часа они вновь стали одной семьей, пусть и не самой традиционной. С каждым годом их семья росла: Лиз и Джейн ждали малыша, у Флоренс появился друг, который годился ей в сыновья, и двухлетняя малышка, которая по возрасту могла быть ей внучкой.

– Мы окончательно перестали быть стандартной семьей, о которой ты мечтала, – заметила Джейн, провожая Коко в ее комнату. – А может, никогда и не были ею. – Она засмотрелась куда-то в пустоту, словно мысленно возвращаясь в те времена, когда сестры подрастали и их отец был еще жив. – Знаешь, в детстве я так завидовала тебе! – негромко призналась она. – Папа был от тебя без ума. Мне всегда казалось, что после твоего рождения у меня не осталось ни единого шанса заслужить его похвалу. Ты была такая крохотная, такая хорошенькая! Даже мама поначалу умилялась. Ей никогда не хватало времени, тем более на всех нас. Надеюсь, мои дети никогда не смогут сказать то же самое обо мне.

– А я всегда думала, что звезда в семье – это ты, а я в ней чужая, – открыла свою тайну Коко. То же самое она говорила психоаналитику два года назад, но теперь, когда эти слова были повторены в присутствии Джейн, они вдруг перестали причинять боль.

– Может, потому я и срывала на тебе злость. – Джейн виновато взглянула на сестру. – Мне самой едва хватало места в этом доме, а тут еще появилась ты! Вот я и стала бороться за родительскую любовь.

– Наши родители были поглощены работой и занимали видное положение в обществе, – задумчиво проговорила Коко. – Они просто не успевали быть еще и родителями.

– А мы лишились возможности побыть детьми. Нам пришлось сразу становиться звездами. Я попалась на эту удочку, а ты нет. Ты просто послала соперничество ко всем чертям и вышла из игры. А я всю жизнь пыталась произвести на родителей впечатление. Но если уж на то пошло, что толку? Какая разница, сколько фильмов я сняла? Этот малыш гораздо ценнее. – И она погладила свой живот, который продолжал расти с каждым днем. Джейн превращалась в карикатуру на беременную женщину.

– Похоже, ты на верном пути, – мягко заметила Коко и обняла сестру. Сказать то же самое о себе она не могла. У всех ее близких были родственные души, а у нее нет. Она ушла от любимого человека. – Значит, ты хочешь иметь нескольких детей? – продолжала она, обратив внимание, как часто Джейн говорит не о «ребенке», а о «детях».

– Возможно, – улыбнулась Джейн. – Смотря как появится на свет этот малыш и насколько симпатичным он будет. А если вдруг окажется таким же вредным, какой была я, сдам его обратно! Вот ты в отличие от меня всегда была милой. И от этого я еще сильнее ненавидела тебя.

Лесли оказался прав: Джейн завидовала ей и ревновала родителей, но теперь наконец высказалась откровенно, будто из давно надутого шарика выпустили воздух. Сестрам уже незачем соперничать за внимание матери, а их отца давно нет на свете.

Теперь главное место в жизни матери занимал Гейбриел. Флоренс уже сообщила Джейн, что к предполагаемому моменту рождения ребенка они с Гейбриелом уедут на Багамы, поэтому проведают маленького родственника только после возвращения. Мать осталась верна себе. Мужчины в ее жизни менялись, а сама она – никогда, и, судя по возрасту, никаких шансов на перемены не предвиделось. Дочерям приходилось с этим мириться.

– Мы с Лиз уже говорили о еще одном ребенке, – известила Джейн сестру. – В следующий раз мы могли бы взять донорскую яйцеклетку у меня, если все будет в порядке, оплодотворить донорской спермой, а ребенка выносит Лиз. Я рада, что этого ребенка ношу я, но, если честно, мне осточертело быть жирной. Через два месяца мне стукнет сорок. Сорок лет, да вдобавок неподъемный живот – это уж слишком. Наверное, я все-таки уродилась в маму. – Она рассмеялась. Сестры знали, что второй такой же тщеславной женщины, как Флоренс, не сыщешь в мире. Нерешительно взглянув на Коко, Джейн присела на кровать в комнате для гостей: носить ребенка ей было слишком тяжело, подолгу стоять она не могла и ходила с трудом. – Ты не могла бы побыть со мной, когда родится малыш? Я попросила бы тебя присутствовать при родах, но не знаю, как ты к этому отнесешься. Лиз будет со мной, но я хотела бы видеть и тебя. – На ее глаза навернулись слезы. Коко присела на кровать рядом с сестрой и обняла, чуть не заплакав.

– Конечно, я буду только рада, – заверила Коко. Они посидели обнявшись. Просьба Джейн наполнила Коко гордостью. Наконец она вытерла слезы и неловко засмеялась. – Черт, возможно, это мой единственный шанс увидеть, как рождаются дети, мне же обеспечена участь старой девы.

– На твоем месте я бы об этом пока не беспокоилась, – возразила с улыбкой Джейн. – Насколько я понимаю, от Лесли никаких вестей? – осторожно спросила она, и Коко покачала головой:

– Я ему не звонила. Но в День благодарения мне позвонила его дочь Хлоя. И сказала, что ему недостает меня. И я по нему скучаю.

– Господи, так позвони ему! Не раздумывай!

– Может, и позвоню когда-нибудь, – со вздохом согласилась Коко, но Джейн поняла, что звонить она не станет. Коко слишком напугана и упряма. Джейн скорее всего позвонила бы Лесли, если бы Лиз не считала, что вмешиваться не стоит. Пусть примут решение сами. Но Джейн не терпелось протянуть влюбленным руку помощи.

Затем они поднялись на второй этаж. Коко смешила переваливающаяся утиная походка Джейн, и втайне она не переставала радоваться тому, что будет рядом с сестрой во время родов. Джейн сообщила Лиз об этом, как только они вошли на кухню. Лиз как раз заканчивала готовить ужин.

– Ну, слава Богу! – с облегчением вздохнула она. – А то я понятия не имею, что от меня требуется. Правда, мы ходили на курсы для беременных Ламаза, но я уже все забыла. Слишком уж ответственная задача. – Лиз улыбнулась Коко.

– Верно, – согласилась Коко, охваченная трепетом предвкушения и пораженная заметной переменой в сестре. Отношения между Коко и Джейн за последние два месяца изменились к лучшему. Долгие годы они копили обиды, раздражались и вот сейчас неожиданно стали подругами. Об этом Коко и мечтала всю жизнь.

Усевшись за кухонным столом, они оживленно болтали. Коко рассказала о том, как они с Лесли познакомились в этой самой кухне, над лужей кленового сиропа. Выслушав ее, Лиз расхохотались, а Джейн чуть не упала в обморок.

– Слава Богу, меня здесь не было. Я бы тебя придушила!

– Знаю, потому и не сказала тебе ни слова. Мы буквально купались в кленовом сиропе, пока Лесли не убрал его.

– Напомни мне об этом в следующий раз, когда я попрошу тебя посторожить дом!

Наконец они разошлись переодеваться, и Коко, шагнув через порог своей комнаты, порадовалась, что ей не придется видеть кровать, на которой они спали с Лесли. Детскую ей обещали показать позднее, но она поклялась себе, что в большую спальню даже не заглянет – это слишком больно. Горечь утраты так и не утихла, и Джейн с Лиз догадывались об этом. Флоренс по-прежнему не знала, что происходит, и не задавала вопросов.

Флоренс с Гейбриелом прибыли ровно в семь и привезли очаровательную двухлетнюю девчушку в красном бархатном платьице, таких же бантиках и черных лаковых туфельках на ремешках. Гейбриел сам нарядил дочь. С собой гости захватили большой разборный манеж, в котором можно было уложить малышку, когда она утомится. Дочь Гейбриела оказалась очень милой и послушной. Мать обращалась с ней как со взрослой, и это напомнило Коко о Хлое.