— Доделала сайт Лолы и всерьез обдумывала кое-что.

Хотя я наклонилась, чтобы прочитать названия, я чувствую, что он повернулся лицом ко мне.

— Еще одни размышления? Я тоже немного занимался чем-то подобным.

Мое сердце успокоилось после поцелуев в отделе овощей и фруктов, а сейчас снова заколотилось, когда я тихо отвечаю:

— Помимо очевидного, я думала о новой работе.

Люк старается сохранить хладнокровие, когда делает вид, будто присоединяется ко мне прочитать состав йогурта.

— Правда?

Я киваю в ответ.

— Тот парень, знакомый Оливера, связался со мной по поводу одного заказа.

— Ты про сайт? — не выдержав, он тянет меня за руку и разворачивает к себе лицом. Я чувствую, как в нашем разговоре нарастает напряженность, поскольку все еще висит вопрос о том, что будет после его переезда в Беркли.

— Ага, сайт и разработка дизайна рекламных материалов. Довольно большое предложение.

Я смотрю, как он, сглотнув, несколько раз кивает.

— Например?.. Насколько большое?

— Он заплатит мне больше, чем я получаю за год, работая барменом, — услышав это, Люк замирает. — Так что после попытки дозвониться до тебя, — он вздрагивает от этого, — я позвонила в «Блисс» и уволилась. Теперь предстоит уйти и от Фреда. Работа у него сдерживала меня больше всего. Мне там так хорошо, но… не знаю… — не найдя подходящее слово, я повторяю: — А это — большое.

— Большое тоже может оказаться хорошим, — отвечает он.

Кивком он предлагает вернуться к покупкам, и мы проходим по всем нужным отделам. Почувствовав мое желание сменить тему, Люк рассказывает, как его сестра случайно встретилась с Лолой, и они обе проболтали полчаса, обсуждая нас. Договорившись между собой, что они просто парочка беспокойных кумушек, хотя все равно любимых, мы обнаружили, что обошли полмагазина, прежде чем поняли, что Люк, забыв про свою тележку, начал складывать свои продукты в мою.

И это совсем не кажется странным.

В отделе хлопьев я беру рисовые, он кукурузные, и мы двигаемся дальше.

Мне на глаза попадается целая полка «Поп-тартса», и, остановившись, я беру черничные и кладу их рядом со своими покупками.

— Мои любимые, — замечает он.

Подмигнув, я говорю:

— А я знаю.

Он озадаченно смотрит на меня.

— Откуда?

— Видела коробку у тебя в шкафу и пустую в мусорке. Думаю, к этому моменту они уже закончились, даже если ты ел по одной печеньке в день. Что я по-прежнему считаю бредом, кстати.

Он как-то странно смотрит на меня, но никак не комментирует, когда, закончив со списком Лолы, мы берем кое-что и для него. И одновременно наклоняемся к тележке еще раз все проверить у касс.

— Ты знаешь, — говорит Люк, — у нас это получается реально хорошо.

Наклонив голову, я жду, что он пояснит.

— Я про эти бытовые дела. Только взгляни, как хорошо смотрятся мои яблоки рядом с твоими. Или мой шампунь рядом с твоими тампонами. Кажется, будто они созданы лежать вместе в этой тележке. Мы не спорили, какого именно купить тунца и согласно выбрали «Раффлс», а не «Лэйс». Это просто… приятно знать.

Я улыбаюсь.

— Знать? Что знать?

Люк наклоняется поцеловать меня в щеку.

— Знать, что мы хороши вместе не только в постели или в баре, но и вообще — просто вместе.

— Согласна, — я поворачиваюсь навстречу его поцелую, и наши губы соединяются, пока мы смотрим друг другу в глаза. Почувствовав, как он улыбается, я вижу, как в его глазах появляется любимые мной игривые искорки.

— Я люблю тебя, — слегка отодвинувшись, шепотом говорит он и потом целует меня еще раз. У меня сжимается горло от необходимости сказать ему то же самое.

Но не здесь. Я чувствую, как за нами наблюдает кто-то позади нас и как мы стоим посреди ярко освещенного равнодушного магазина. Хотя и отвернуться не могу: Люк Саттер сейчас — чертово чудо, и в памяти всплывает голос Лолы. Она права: он теперь мой.

Кассир начинает сканировать наши продукты, и накал момента как-то тихо сходит на нет. Расплатившись каждый за свои покупки, мы вместе толкаем тележку к моей машине.

— Теперь тебе нужно будет ходить в офис? — интересуется он, направляя тележку к багажнику. Когда я хочу взять один пакет, он останавливает меня: — Дай мне.

— Нет, — отвечаю я на его вопрос. — Все нужные программы у меня есть, так что могу работать из дома. Ну или пару раз в неделю выбираться в кофейню, чтобы сменить обстановку.

— То есть ты имеешь в виду, что можешь работать где угодно? — его вопрос полон надежды.

— Могу, — у меня в груди словно хлопает крыльями стая птиц.

Когда все пакеты загружены, Люк секунду смотрит на меня и потом, наклонившись ко мне, мягко целует. Такого медленного головокружительного поцелуя, такого легчайшего прикосновения у меня в жизни не было, и я тут же хочу попросить о сотне таких же.

Может ли от одного поцелуя начаться овуляция?

— Буду иметь в виду, — говорит он и затем, взяв тележку, показывает в сторону своей машины. — Увидимся вечером у Фреда, Логан.


***


Когда прихожу на работу, вижу Фреда за стойкой и чувствую первый настоящий укол грусти в связи со своим скорым уходом. Особенно близких отношений с отцом у меня нет, поэтому я всегда с нетерпением ждала свои рабочие смены, чтобы пообщаться с Фредом.

Бабуле Фред тоже понравился бы.

Чаще всего единственные дети в семье попадают под фокус чрезмерной родительской заботы, и на их плечи ложится весь вес их надежд и мечтаний. Мои родители — особенно мама — рано поняли, что я не их идеальная маленькая копия, поэтому в мой адрес чаще высказывалось неодобрение, нежели поддержка. Бунтаркой я никогда не была, но и не угодничала всем подряд. И по большей части провела подростковые годы, выслушивая от родителей то по одному поводу, то по другому.

А вот бабушка всегда принимала меня такой, какая я есть. Хотя уверена, из-за моего упрямства она не раз мечтала продать меня бродячему цирку. Но еще она знала, что черты характера, которыми описывают подростка как трудного, в дальнейшем сделают из меня уверенную в себе и независимую женщину.

Работая, я обдумываю много всего — что делать с собственной жизнью и как, о том, сколько еще перемен меня ждет за горизонтом. Снова и снова возвращаюсь к разговору с Люком в магазине, и с каждым разом он становится все более важным. Он уже определился с переездом в Беркли, но об этом мы еще толком не говорили. В груди начинает ныть от мысли находиться вдали от него. Сан-Диего я всегда считала своим домом — даже когда приезжала сюда только на летние каникулы. Смогу ли я сейчас уехать отсюда?

Сегодня показывают крупный матч, и народу в баре полно. Вижу много постоянных посетителей, но новых еще больше. Кто-то из них помоложе, кто-то постарше. Я слежу, чтобы всем вовремя приносили напитки, и глаз не спускаю с одной буйной женской компании за столиком у музыкального автомата.

Люк появляется в районе десяти и садится за стойку, пока я подменяла одну из официанток. Когда подхожу к нему, он смеется вместе с Фредом и, притянув меня к себе за шлевку джинсов, широко улыбается.

Мое тело словно наполняется множеством крохотных бомбочек, когда Люк так улыбается.

— Привет, — говорит он.

Он переоделся в темные джинсы и голубую футболку, плотно обтягивающую бицепсы и мышцы спины. Не в состоянии сдержаться, я провожу руками по его бокам. Его мягкие волосы падают на лоб, а улыбка превращается в хищную, когда я говорю:

— Вот и ты.

— Могу я отвезти тебя домой?

— Я сама на машине, — напоминаю я. — Тебе завтра утром не на работу? — положив перед ним подставку, я достаю стакан и наливаю пинту нового IPA; уверена, ему понравится.

Когда ставлю стакан, он ловит мою руку и проводит пальцем по запястью.

— Из нас двоих это ты обычно встаешь перед рассветом, чтобы поймать волну. Я хочу поехать с тобой домой. Я еще не был в твоей постели.

Он произносит это без единого намека на беспокойство, и внезапно я больше ни о чем другом и думать не могу.

Люк — в моей постели.

Люк — голый под моим одеялом.

Люк — запрокинувший голову на подушку, когда кончает.

Когда я ему отвечаю, мой голос заметно дрожит: