Поспешно отключаю телефон и неторопливо продолжаю восхождение. По мнению Джезз, у ме­ня скудный опыт общения с парнями. С местны­ми я общалась и точно знаю, что такого общения мне больше не надо. Джезз перешла в нашу шко­лу уже после истории с носом. К тому времени все порядком перепутали, возвели в квадрат и по­забыли, так что Джезз не в курсе, и меня это впол­не устраивает.

Парень был из так называемых сачков — любил прогулять школу и посачковать на заднем дворе. Стоило ему посмотреть в мою сторону, и я слов­но прикасалась языком к батарейке. На уроке изо­бразительного искусства он слушал мисс Джей, откинувшись на спинку стула, а у меня по телу разливался «дзынь!» и в ушах стоял звон. Вскоре тон перерос в электрический ток, и когда парень вдруг пригласил меня на свидание, я получила раз­ряд, означавший немедленную смерть по всем за­конам физики. Ничего общего у нас с «сачком» не было, но под действием электричества девушки ра­зумно не мыслят.

Мне нравились его волосы, росшие как попало. Улыбка, возникавшая ниоткуда и исчезавшая туда же. Что он высокий и в моих снах я смот­рю на него снизу вверх. Ужасно нравились его футболки. Когда он пригласил меня на свидание, на нем была футболка с псом, выгуливающим человека на поводке. И еще: пространство вокруг него всегда было закрыто. Типа туда надо очередь отстоять, чтобы попасть. Другие девчонки пыта­лись, я видела, но невидимый охранник их так и не пропустил.

Да что уж теперь. Вечер не удался, потому что я нечаянно сломала ему нос, после того как он по­ложил руку мне на задницу.

Папа тогда еще жил в доме, и перед свиданием и поведала ему, как представляю наш разговор. «Может, обсудим «Убить пересмешника», мы сейчас в школе проходим. А может, поговорим о художни­ке Ротко — миссис Джей показывала его работы».

«Похоже, намечается романтический вечер, — одобрил папа. — Как когда-то у нас с мамой. Она штудировала серьезную прозу, а я — комедии, но мы нашли компромисс: выбрали фильм Вуди Ал­лена. Фильм я, по правде сказать, забыл, а как от нее сладко пахло зеленым чаем — помню».

Папина история не выходила у меня из головы, когда я заявилась в ночное кафе «Барриз», люби­мое пристанище «сачков». Суперразговора, одна­ко, не получилось. За нашим столиком царил зву­ковой вакуум: астронавты, те, пожалуй, оценили бы. Наконец мы двинулись в кино. По дороге я завела-таки разговор про «Убить пересмешника», и тогда он перешел на звуковой вакуум в квадра­те и положил руку мне на задницу.

— Ч-черт, — завопил он, когда я с размаху за­ехала ему локтем в лицо. — Черт, ты же мне нос сломала!

— Нечего было меня лапать. На первом свида­нии так не поступают! Аттикус Финч никогда бы так не сделал!

— Ты пошла со мной, хотя встречаешься с дру­гим парнем? — продолжал вопить он.

— Нет!

— А кто тогда Аттикус Финч? — Герой книги, которую мы проходим в школе!

― Ты толкуешь про книги? Когда я залил кровью пол-улицы? Черт. Черт!

― И не чертыхайся тут при мне.

Надо и впрямь быть последней идиоткой, чтобы говорить про книги, когда кровь заливала ему рубашку — между прочим, по моей вине, — но все мои планы рухнули, а вида крови я не выношу, и меня жгла обида, что он оказался жалким любите­лем потискать, так что я развернулась и не огля­дываясь побежала домой.

Мама взглянула на меня и скомандовала: «К ра­ковине, живо!» Она придерживала мои волосы, пока меня выворачивало наизнанку. Я не призна­лась, что сломала ему нос; сообщила только, что он не тот, кем казался. Мама погладила меня по голове, утешая: «Бывают и такие. Бывает, что от них тошнит».

Легче мне не стало.

А вот от Тени меня не стошнит. Я уверена. Он не из тех, кто распускает руки, он тот, кто гово­рит об искусстве. Так что папа прав: ради любви и романтической истории стоит подождать.

Наконец я добираюсь до вершины холма и вскакиваю на велосипед. Вокруг дрожат и переливаются в огни ночного города, а я лечу в туманном тон­неле мыслей о Тени. О том, что он где-то тут, в прозрачной темноте. Брызжет красками. Разбрызгивает в ночной мгле птиц и голубое небо.

***

Вешаю на велосипед замок и иду в кафе.

В «Барриз» я бываю нечасто: учитывая, что мес­то моего первого свидания стало местом моего преступления, меня сюда особо не тянет. Мы с Джезз обычно тусуемся в кофейне на Кент-стрит: Джезз по субботам предсказывает там посетите­лям будущее.

Я бы давно махнула рукой на все клятвы Джезз о том, что она ясновидящая, но ее пророчества имеют тенденцию сбываться. Она предсказала, что у меня аллергия на сок гуавы, и научного прогрес­са ради я выпила целый литр. Папа несколько не­дель называл меня «Крупнолицая дочь моя».

Вот и Джезз, сидит в боевом прикиде на ди­ванчике у стенки, катает во рту леденец. Всякий раз, когда она приходит ко мне с ночевкой, мама раскладывает на видных местах фотопугалки от стоматолога. «Меня это не проймет, миссис Дер­виш, — улыбается Джезз. — Я видела свое буду­щее, с зубами у меня все в порядке». Мама зака­тывает глаза.

Длинные темные волосы Джезз заплетены в мелкие косички, усеяны цветами; на ней розовое платье и сапоги на мощной платформе, добыча из секонд-хенда на Делани-стрит. На ценнике значи­лось пятнадцать баксов, но Джезз уболтала хозяи­на лавки до десяти.

Рядом сидит Дэйзи в еще более боевом прикиде: и черное платье-комбинация, шелковые зеленые балетки. Наряд под стать глазам: они как два холодных моря, над которыми вздыбился смерч рес­ниц. Светлые волосы коротко острижены, и взгляд от этого еще пронзительнее. На таких девушек всегда засматриваются. Такие девушки это любят.

Интересно, на что похожа я. Смотрюсь в зеркало. Полинялые джинсы и футболка с концерта группы «Мэджик дерт» выглядят так, будто я в них спала. Не далеко от истины, если подумать. Соби­раю волосы в пучок, втыкаю крест-накрест рисовальные кисточки и направляюсь к девчонкам.

Вы опоздали, — говорю я.

Джезз наставляет на меня леденец и буравит взглядом.

―Ладно, опоздала я, какая разница? — Я утаскиваю у нее пару чипсов. — Мы ведь решили гу­лять всю ночь? Куда торопиться?

Дэйзи поясняет:

―У Джезз предчувствие, что мы будем встречаться с теми парнями, которые войдут сейчас в дверь.

―Ты вообще видела парней из округи? — об­ращаюсь я к Джезз.

―Верно, Люси, — поддерживает меня Дэйзи, — Красавчиков тут мало.

Дэйзи знает, что говорит. Она сама «сачок», поэтому часто здесь бывает. Мы сдружились около месяца назад, когда попали в одну группу по ли­тературе. Дэйзи всегда мне нравилась, просто пу­ти и компании у нас разные.

Наш совместный поход — дело случая. Не­сколько часов назад мы втроем прятались в кустах от Дилана — бойфренда Дэйзи — и его дружков. Они по-своему отмечали окончание школы: забра­сывали одноклассников яйцами.

«Наш роман в агонии, — прошипела Дэйзи, по лицу которой стекал желток. Видимо, мы с Джезз тоже хорошо смотрелись в омлетной смеси, пото­му что Дэйзи прибавила: — Прошу прощения за бойфренда-идиота. Я обязательно с ним порву. Только завтра. Иначе не с кем будет провести по­следний вечер двенадцатого класса».

«Идем с нами», — предложила Джезз.

Следующее яйцо чуть не выбило Дэйзи глаз. Больше аргументов не потребовалось.

Глядя, как она следит за дверью, я спрашиваю:

— Ты и вправду бросишь Дилана? Вы ведь с конца десятого класса вместе.

— Брошу. Понять не могу, отчего я этого рань­ше не сделала. Для временного помешательства — слишком долго.

— Люси непременно нужна романтическая ис­тория, — говорит Джезз таким тоном, словно вре­менным помешательством страдаю я. — А мне до­вольно просто приключения. Завтра родители вер­нутся из отпуска, так что это мой последний шанс. Потом начнется беспробудная подготовка к экза­менам. Нельзя же, чтоб все мои дневниковые за­писи за двенадцатый класс состояли из: «Смотре­ла телик. Смотрела телик. Почистила зубы. Перед сном поцеловала маму с папой. Тайком еще смот­рела телик». Завтра я напишу: «Всю ночь гуляла. Целовалась кое с кем».

На прошлой неделе Джезз пришло приглаше­ние на прослушивание в театральный колледж. А я уверена, что курсы актерского мастерства ей даром не нужны.

— Целовалась кое с кем, а не с кем попало, — подчеркиваю я.

— О ’кей. Целовалась кое с кем симпатичным. Например, с ним, — заявляет она, указывая на дверь.

— Ни за что, — протестуем мы с Дэйзи.

— Именно то, что надо. — Джезз окидывает се­бя взглядом в зеркале. — Лео Грин, учится в мо­ей группе по литературе. Мне нравится, как он пи­шет. А что это за парень с ним?