Лорд Монтегю, ища ее губы, с рычанием ослюнявил ее щеку. Когда он попытался залезть языком ей в рот, Мелисса вдруг укусила его за язык.
Он отскочил назад, изрыгая бессвязные ругательства. В безудержном гневе он размахнулся, чтобы ударить ее по лицу, но, счастью, девушка успела уклониться.
Однажды это уже сработало, значит, сработает и сейчас. Мелисса изо всех сил пнула его носком туфельки в голень. Монтегю взвыл и схватился руками за ушибленную надкостницу, которая не далее как вчера однажды уже пострадала. Пока он подпрыгивал от боли, Мелисса, воспользовавшись моментом, схватила свои вещи и убежала.
Лорд Монтегю плюхнулся на скамейку и пару минут потирал голень. Вдали послышался гудок приближающегося поезда. Хромая и кипя от злости, Монтегю покинул перрон, подошел к семафору и отключил стоп-сигнал. Отойдя от железнодорожного полотна, он скрестил руки на груди и стал бесстрастно взирать, как последний поезд в Лондон, не остановившись, проносится мимо станции.
Мелисса больше часа пряталась в зарослях мокрого кустарника, слушая, как лорд Монтегю зовет ее. Он пытался сначала задобрить ее, потом запугать, делая все, чтобы она вернулась. В конце концов он убедился в тщетности своих стараний и с проклятиями забрался в свой экипаж. Бедной измученной девушке показалось, что это тянулось целую вечность.
Наконец лорд Монтегю хлестнул лошадь вожжами по крупу и уехал.
Мелисса ждала еще час, опасаясь, что он вернется.
Когда ее одежда совершенно промокла, а зубы застучали от холода, девушка поднялась на перрон и более-менее удобно устроилась на жесткой скамейке.
Утром на перроне появился начальник станции и изумленно посмотрел на странную молодую леди. На телегах приехали несколько крестьян, направлявшихся со своими продуктами на продажу в Лондон. Они стояли кучками на перроне, разговаривая между собой, и таращили глаза на перепачканную одежду и ввалившиеся глаза девушки.
Один из них предложил ей еще теплый кусок пирога, испеченного женой. Мелисса с благодарностью приняла угощение и проглотила пирог почти не жуя. Он был очень сухой, и ей вдруг сильно захотелось пить.
Наконец вдали послышалось пыхтение паровоза. Мелисса одной из первых забралась в вагон. Только когда поезд отошел со станции и стал набирать скорость, она позволила себе откинуться на жесткую спинку сиденья.
Поезд то останавливался, то двигался дальше, а Мелисса то просыпалась, то снова начинала дремать под стук колес. Вагоны на станциях пустели и вновь наполнялись людьми, но Мелиссе ни до кого не было дела – она слишком устала, чтобы волноваться. На нее, похоже, тоже больше никто не обращал внимания.
В вагоны заходили крестьяне, груженые всевозможной провизией. Корзины съестных припасов, озерная свежая рыба, парное мясо, головки сыра, яйца – запах этих продуктов стоял в каждом вагоне. Грузовые вагоны постепенно заполнялись целыми курятниками и флягами с молоком. Все это везлось в Лондон, чтобы накормить этот огромный город.
Наконец состав, протяжно гудя и лязгая тормозами, прибыл на Юстонский вокзал.
Усталая и измученная Мелисса вышла на перрон. Ее сразу же чуть не задавили здоровенные мужчины и женщины, Проталкивающиеся с огромными вьюками и мешками сквозь толпу, чтобы поспеть на грузовые телеги, развозящие фермеров по городским рынкам.
Волоча по земле чемоданы, с зонтиком под мышкой, Мелисса добралась до уличного торговца и купила чашку чая. Пока она пила чай, перрон уже успел опустеть.
Посмотрев на большие вокзальные часы, девушка вытерла слезы жалости к себе. Ее сестра Мария, разумеется, была сейчас на работе. Мелисса сомневалась, что ей удастся уговорить владелицу дома, где жила Мария, впустить ее в комнату сестры.
Пока ее утомленное тело не найдет отдыха и покоя в теплой постели, эта несчастная одиссея не закончится. Мелисса устояла перед искушением выпить еще одну чашку чая, застегнула кошелек и засунула его в карман юбки.
– Не хотите ли поехать со мной в кебе?
Мелисса вздрогнула и огляделась. Полная женщина лет сорока, обратившаяся к ней, доброжелательно улыбалась, слегка наклонив голову набок. Две горлинки, пригнездившиеся на ее огромной шляпе, также наклонились набок.
– Я… я не знаю.
– Если мы поедем вдвоем, поездка выйдет вдвое дешевле, – продолжала незнакомка. Она пожаловалась на поезда с их вечной сутолокой и кивнула в сторону улицы.
– Но, может быть, нам с вами не по пути? – спросила Мелисса. – Я еду к своей сестре.
– Как мило, у меня у самой две дочки. Они очень дружны.
Мелисса насторожилась. Эту женщину она видела впервые, а всем известно, что незнакомые люди бывают опасны. Она попыталась определить возраст женщины. Вероятно, той было лет сорок или сорок пять. Может быть, у нее уже есть внуки. Черная краска, скорее всего, скрывала белые как снег волосы.
– Вы очень похожи на одну из моих дочурок, – продолжала женщина. – По-моему, мы можем пригодиться друг другу. Вы знаете, я живу в Лондоне совсем одна, порой мне бывает одиноко, – ее выразительные глаза беспокойно блуждали по снующим туда-сюда пассажирам.
Мелисса кивнула:
– Признаюсь, мне и самой бывает одиноко. Я с удовольствием как-нибудь навестила бы вас.
Женщина широко заулыбалась.
– Правда? О, я была бы вам очень признательна, – она взяла Мелиссу за руку. – Вы такая милая. Пойдемте, моя дорогая.
– Но я вас не знаю… – начала Мелисса. Сила, с которой незнакомка тащила ее за руку, удивила девушку.
– Я вас тоже, но это легко поправимо, – она повела Мелиссу через вокзал. – Как вас зовут, моя милая?
– Мелисса.
– Чудесное имя. А я вдова, меня зовут Гермиона. Гермиона Бьюфорти.
Глава вторая
– Черт!
Даже такое неподобающее леди ругательство не принесло успокоения. Мария Торн сняла кожух печатной машинки, в которой заклинило три клавиши, и стала осторожно разбираться в механизме, перепачкав и руки, и находящийся в машинке лист.
Ее верхняя губа досадливо скривилась. Мария вытерла руки и принялась подчищать страницу. Она с сожалением вспоминала те дни, когда быстро и аккуратно исписывала страницу за страницей от руки своим красивым, витиеватым почерком, похожим на арабскую вязь. Из-за почерка ее и взяли на эту работу. Затем миссис Эйвори Шайрс, ее работодательницу, убедили приобрести это мерзкое устройство.
– Черт! – проворчала Мария снова. Она убрала волосы с глаз и внимательно взглянула на лист бумаги, над которым работала. С отчаяния она так переусердствовала, что протерла резинкой бумагу до дыр. – Черт. Черт.
– Черт!
Она обвела глазами комнату, чтобы утешиться видом книг, стеллажи с которыми стояли вдоль всех стен.
Но и чертовски полезная вещь, решила она.
Библиотека служила также и конторой, в которой миссис Шайрс обрабатывала свою обширную корреспонденцию. Заветной целью этой дамы было достижение избирательного права для женщин, ради чего, собственно, и велась вся эта переписка. Кроме того, что в библиотеке располагались сотни томов по самым различным вопросам, она имела и другие достоинства – была тихой, спокойной, светлой и достаточно уютной. Это место как нельзя лучше подходило для того, чтобы излить здесь свои печали.
Мария вынула из машинки испорченный лист и вставила туда новую чистую страницу.
Она размяла пальцы, готовя себя к работе, и выглянула в единственное окно конторы. Почтальон заворачивал за угол.
Мария засунула ластик за ухо и стала печатать, медленно и внимательно, заставляя себя сосредотачиваться на каждом слове. Ее пальцы бегали по клавишам все быстрее и быстрее, дело уже подходило к концу, но тут раздался звонок и послышался скрип парадной двери. Мария вскочила с места, даже не допечатав слово до конца.
Сегодня она получит письмо от сестры. Когда младшая сестра Марии отправилась в Брирфилд, миссис Шайрс благосклонно дала согласие на то, чтобы ежедневные письма от Мелиссы приходили на ее адрес. Мария начинала тревожиться, потому что со времени получения последнего письма прошло уже около недели. Она поспешила к выходу.
Ей не удалось разглядеть почту за массивными плечами дворецкого.
Знакомые, приходившие с визитами, обычно называли его «святым» Питером. Он совершенно не соответствовал образу английского дворецкого. Миссис Шайрс наняла его после того, как ее горячая речь в защиту прав женщин закончилась тем, что к парадному подъезду ее дома прибыла шайка уличных хулиганов. Пока ее прежний семидесятилетний дворецкий, съежившись от страха, слезно умолял их уйти, эти головорезы побили кирпичами окна и опрокинули двух стоявших у входа каменных львов.