– Да, можем ли мы что-нибудь сделать? Что-то, кроме того, чтобы поддерживать ее состояние? Есть ли какая-нибудь надежда, что более качественные препараты или лечение помогут ей побороть пневмонию?
– Боюсь, не в этом случае, – сказала доктор Томас.
– Понимаю. Как вы нашли меня?
– В тюрьме был ваш номер. Она узнала, что больна после того как, попав в тюрьму, сдала кровь. Она никогда не говорила о семье. Жаль, что ваша встреча произойдет при таких обстоятельствах, – продолжила врач.
– Я пыталась найти ее годами, но безрезультатно. Эта печальная история началась, когда Дейдра была еще подростком. То, что я узнала сейчас, даже хуже, чем когда я узнала, что она в тюрьме, – сказала Бьюла со слезами на глазах.
– Я понимаю. Сожалею, что это первое, о чем вы узнали, – сказала доктор Томас.
Она убрала ручку в карман, ее телефон подал сигнал.
Бьюла достала бумажные салфетки из сумочки.
– Готовы ее увидеть? Имейте в виду, она в бессознательном состоянии, но может вас слышать. Дейдра испытывала сильнейшие боли, поэтому мы должны были дать ей соответствующие препараты. Кислород также поддерживает ее состояние. Уверена, что она не похожа на себя ту, какой вы ее видели в последний раз.
Я просто кивнула. Как только мы направились в ее палату, у меня началась паника. Я глубоко вздохнула и применила навыки, позволившие взять себя в руки. Дышать медленно, сосредоточиться. Издалека я увидела нечто напоминающее скелет, лежащий на больничной койке.
Я вошла в полутемную больничную палату, крепко держа бабушку за руку. Видеть маму в таком состоянии было ужасающе. Лежащая передо мной женщина выглядела так, как будто она уже умерла. Ее кожа была серой, щеки впали, делая ее еще более похожей на скелет. Казалось, каждый глоток воздуха, который она делает, требует усилий. Ее рот был приоткрыт, и я увидела, что у нее нет зубов. Губы были втянуты, как у старухи. Они были бесцветными, сухими и потрескавшимися. Ее волосы слиплись в светлые и темные пряди на практически лысой голове. Сердце в ее слабой груди билось так, как будто она бежала наперегонки. Она была накрыта тонким одеялом, и под ним я могла различить очертания изможденного тела моей матери. Кислородная трубка в носу поставляла ей воздух. Хотя ее глаза были едва открыты, казалось, что она смотрит на что-то, что нам невидимо. Ее пальцы были тощими и желтыми из-за долгих лет курения. Я не могла поверить в то, что вижу.
Рядом с ее кроватью стоял вооруженный охранник. Он выглядел огромным и устрашающим и смотрелся чужеродно рядом с кислородной машиной. Моя мама никуда бы не делась, живой отсюда уйти она не могла. Они приковали одну ее руку наручниками к кровати. Зачем? Куда могла сбежать умирающая женщина в коме?
Охранник кивнул без всякого выражения на лице. Он был похож на статую цвета красного дерева, а его руки были большими как у героя комиксов, и выглядел он устрашающе, охраняя умирающую женщину. Его темно-синяя форма плотно обтягивала широкую грудь, а к бедру был пристегнут пистолет. Массивный, пугающий.
Бьюла подошла к ее кровати. Улыбнувшись охраннику, она сняла компресс с головы мамы и поцеловала ее в лоб. Он уставился на нее, не моргая. В голове промелькнула мысль, что он мне не нравится.
Как только бабушка взглянула на свою дочь, по ее лицу полились слезы. В последний раз, когда она ее видела, Дейдра была молода, здорова и красива. Бьюла придвинула стул и села рядом, держась за поручень кровати. Я стояла у двери как окаменевшая и не могла заставить себя подойти ближе. То, что я уже увидела, было больше, чем я могла вынести. Казалось, что от звука ее кардиомонитора закладывало уши. Пока я стояла и смотрела, пытаясь принять реальность происходящего, вошла медсестра и представилась.
– Здравствуйте, я Элейн. Медсестра Дейдры. Сегодня ночью я слежу за ее состоянием, – сказала она с улыбкой. – Привет, Маршалл, – сказала она вооруженному охраннику.
Он улыбнулся, что выглядело странно на его серьезном лице.
Элейн была крупной дамой с темными длинными волосами и голубыми глазами. От нее исходила мягкость, которая, я уверена, была нормой для тех, кто заботится об умирающих пациентах. Она начала делать то, что должна – заботиться о моей матери. Надев резиновые перчатки и маску, она добавила лекарства в капельницу и проверила кислород, поступающий в нос. Подняла одеяло, и из-под него показались похожие на палки ноги. Мама застонала.
– Она может слышать вас и чувствует, что я что-то делаю. Каждый раз она издает какие-то звуки, но делает это бессознательно, – сказала медсестра, глядя на нас.
– Доктор сообщила вам о состоянии Дейдры? – спросила медсестра.
– Она сказала, что ей осталось не более двух дней, что она без сознания и испытывает ужасную боль, – сказала Бьюла.
– Ей уже не больно. Мы позаботились об этом, дав морфин, не так ли, Дейдра? Тебе ведь намного лучше сейчас, – сказала медсестра, наклонившись к маме. С нами она начала говорить шепотом, как будто мама могла услышать. – Она на грани смерти. Я думаю, это произойдет через день, максимум через два. Это видно по ее коже. Видите, кончики пальцев посинели, и ноги синеют. Мы убрали одеяло, потому что она была в испарине, и я положила холод ей на лоб. У вас есть ко мне вопросы? Я уверена, их должно быть много.
– Мы можем остаться здесь на ночь? – спросила Бьюла.
Я не хотела здесь оставаться. Эта мысль пугала меня. Что будет, если придет смерть? Я не была настолько сильной, чтобы быть здесь, когда она сделает свой последний вздох. Пожалуйста, Элейн, скажи нет, мысленно умоляла я.
Элейн посмотрела на Маршала, он кивнул ей. На этот раз без улыбки.
– Вы обе можете остаться. Вам нужно смириться с тем, что Маршалл будет приглядывать и за вами. Я принесу раскладные койки позже, вы можете поставить их здесь, рядом с Дейдрой. Вы еще можете поговорить с ней. Ее никто не навещал до вас, я очень рада, что кто-нибудь побудет с ней. Я видела слишком много умирающих в одиночестве, – сказала медсестра.
Она проверила жизненные показатели и поменяла компресс на лбу мамы.
– Как давно она здесь? – спросила бабушка.
– Пять дней. Маршалл доставил ее на скорой, и с тех пор находится при ней. Она еще могла разговаривать, когда поступила. Я спросила, есть ли у нее родные, которым я могу позвонить, она сказала, что не может вспомнить. У Дейдры был жар 40° и двусторонняя пневмония.
Бабушка чувствовала, что ей необходимо рассказать о том, как моя мама оказалась в таком положении в свой всего лишь сорок один год. Пока они разговаривали, я смотрела на нее. Я хотела понять, как человек, у которого было все, оказался в такой ситуации.
Может сейчас она могла бы найти покой, который ей так нужен. Впервые я испытывала к ней что-то вроде жалости. Мне было жаль, что она умирает так, жаль, что она вынуждена лежать в наручниках, находясь при смерти. Я больше не злилась на нее, я хотела поговорить с ней, пока она жива.
Медсестра ушла, и бабушка собралась в кафетерий за кофе.
Я смотрела, как она выходила из палаты с опущенной головой, вытирая слезы.
Мужество быть рядом с мамой взяло верх, и я подошла к ее кровати. Воспоминания о нашей жизни мелькали у меня в голове, а слезы наполняли глаза, но я знала, что должна поговорить с ней. Было страшно дотронуться до нее или подойти слишком близко. Я перестала обращать внимание на странного человека, стоящего рядом с ее кроватью, в тот момент, когда собралась раскрыть душу.
– Это я, Прюденс. Мы с бабушкой приехали повидать тебя. Я хочу, чтобы ты знала, что я не злюсь на тебя из-за того, что произошло. Я знаю, что ты страдала. Я хочу, чтобы ты знала, я ценю то, что ты отправила меня к Бьюле. Это лучшее, что ты могла сделать для меня. Это был твой способ позаботиться обо мне, единственный, который ты знала на тот момент. Я люблю тебя, мама. Я знаю, что по-своему и ты меня любишь. У нас с тобой было много приключений. Я рада, что ты моя мама. Пожалуйста, помни об этом. Ты сделала все, что могла. Я выжила. И я в порядке. Если ты должна уходить, то не беспокойся ни о чем. У меня все будет хорошо. Я встречаюсь с Алексом Конрадом, мама. Это тот парень, которого ранили у нас дома. Он жив, и я люблю его. Он невероятный. И за то, что ты привела его в мою жизнь, спасибо. Ты еще думала, что он гей. Оказалось, что нет. Знай, что несмотря ни на что, я люблю тебя и буду любить.
Я заплакала, и мои слезы закапали на ее одеяло. Сердце мамы билось из последних сил. Мне хотелось поднять ее из постели и заставить выйти отсюда, заставить начать все сначала. Но я знала, что это невозможно. Мне хотелось разбудить ее, дать ей еще один шанс. Но все было так, как есть, и изменить что-то было не в моих силах. Я не могла заставить маму подняться, так же как и не могла заставить ее бросить наркотики. Это было не в моей власти.