Дана Алексеева - Люблю (ненавидеть) тебя

Я кинулась на кресло, утыкаясь лицом в мягкую обивку.

Все сбежались на шум.

—Оливия, что такое?! – мамины руки приподняли меня.

— Я не могу смотреть на себя, мама.

— Ох, моя девочка, – она прижала меня  к груди, и я вдохнула аромат духов, знакомый с детства. – Мы все с тобой. Оглянись вокруг. Мы очень за тебя переживаем.

Она подтерла платком мои слезы. Я вдохнула глубоко, успокаивая сердечный ритм. Поймала взглядом стрелку на циферблате – около двух часов осталось до предполагаемой свадьбы.

Дверь скрипнула, и в комнату зашла Мин, она была без дочки. С утра она отлучилась  и  сейчас снова приехала. На ее лице было волнение, а в руках – свернутая бумага. Она подошла ко мне и склонилась к уху.

— Это тебе, – он вручила мне записку. – От него.

Одного местоимения достаточно, чтобы понять, кто мог написать это письмо. Я сжала бумагу в руках и побежала в туалетную комнату. Закрывшись, я  села на тумбу около туалетного столика и развернула письмо.

Сердце бешено колотилось в груди, а исписанная бумага тряслась от дрожания моих рук.

«Дорогая Оливия,

Я не знаю, успеет ли это письмо дойти до тебя, прежде чем твои губы произнесут клятву любви и верности другому человеку. Но я не могу больше молчать. Ты спрашивала, зачем я улетаю из этой страны? Я трус, Оливия. Самый настоящий трус. Я бегу от тебя, от себя, от правды. Я не могу смотреть на твое лицо, зная, что не смогу дотронуться до него. Больше не могу слышать твой голос, понимая, что не услышу в нем того, чего так жаждут мои уши. Я болен. Навсегда болен тобой. Единственное излечение – смерть, и я решился на нее, но судьба-злодейка  лишила меня такой возможности. Как же я выл, когда вновь открыл глаза в больнице и вспомнил все, невыносимая мука!

Я настоящий безумец, раз решился написать тебе именно в этот день.Но в моем безумном сердце тлеет надежда еще раз вдохнуть аромат твоих волос, который будоражил  и сводил меня с ума.Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Три слова, которые я должен был сказать тебе еще до аварии. Они всегда всплывали в моей голове, когда я видел тебя, но язык немел при попытке воспроизвести это вслух.  Мы были жестоки друг другу, неоправданно жестоки. В твоих глазах читался страх, возможно, в нем я видел свое отражение.

Пока я окончательно не сошел с ума,  я говорю тебе, БУДЬ СО МНОЙ. СЕЙЧАС И НАВСЕГДА. Если то тепло, которое я увидел сегодня в твоих глазах, еще не испарилось под напором моей холодности, то я повторяю,БУДЬ МОЕЙ НАВСЕГДА.

Если ты еще не разорвала это письмо в клочья, то знай, я буду ждать тебя. В аэропорту Сан-Франциско в двенадцать часов дня. Мы улетим, и я больше никогда тебя не отпущу.

Но если ты до сих пор сомневаешься, то рви безжалостно бумагу и не читай больше ни строчки. Они будут лишь раздражающим шумом в твоей памяти. А я не хочу, чтобы у тебя болела голова понапрасну.

Если же ты готова отдать свое сердце отчаянному безумцу, то не медли ни секунды. Мы слишком долго тратили время не на то и не на тех.

Знай, я жду тебя. Считаю секунды и смотрю вдаль, выискивая в толпе твое лицо, которое надеюсь все же увидеть.

Мартин».

Нарисованное сердце с крыльями было завершением письма. Я дочитала до последней строчки, потому что не сомневалась. Я накрыла лицо письмом, и  мокрые капли от слез отпечатались на бумаге. Мои губы прикоснулись к строчкам, оставляя алый след мой ответных чувств.

Сложив письмо, я выбежала из уборной. В висках пульсировало, а корсет не давал глубоко вдохнуть. А сейчас мне дико не хватало воздуха.

Нашла в комнате Эйми и потянула за руку из комнаты.

—Эйми, мне нужна твоя помощь.  Приготовь машину, я поеду в аэропорт.

— Что ты задумала?

— Умоляю, я объясню все по дороге. Времени нет.

—Оливия!

- Если ты желаешь мне счастья, то сделай, как я сказала.

Эйми всегда была на моей стороне. Она поджала губы в недовольстве, но кивнула мне в знак согласия.

— Я буду ждать тебя внизу, – сказала она и направилась к машине.

Я сбросила фату и начала собирать в сумку все самое необходимое. Увиденное привело маму в ужас.

—Оливия, что происходит? Что ты делаешь?

—Помнишь, ты сказала, что не сможешь разочароваться во мне. Сегодня я делаю именно то, о чем ты догадываешься, и испытываю твои слова на прочность.

— Ты можешь мне объяснить?!

— Я не выйду замуж за Дэйва, мама. Я люблю Мартина и ухожу к нему.

— Бог мой! – воскликнула мама и схватилась за сердце. – Какой Мартин? Кто-нибудь, моя дочь сошла с ума!

Она плюхнулась на диван, придерживая  свою голову, не веря тому, что все это происходит наяву. Я закинула документы и закрыла сумку. Маму окружили знакомые, которые ничего не понимали и удивленно хлопали ресницами.

— Умей держать слово, мама. Я не надеюсь на понимание сейчас. До меня только сейчас дошло, где и рядом с кем мое место. И назад я уже не отступлю.

Я поцеловала ее в щеку и стерла след от помады.

— Спасибо тебе, Мин, – сказала я на прощанье подруге и поспешила к выходу.

По дороге я рассказала Эйми обо всем, что таила все это время. О чувствах к Мартину, о жестокости Дэйва и о ребенке, отец которого не знал всей правды и ждал меня в аэропорту.

Когда мы прибыли вназначенное место, на часах уже было 12:10.  Я бежала по залу ожидания и выискивала Мартина и Лили. Сотни глаз смотрели на метающуюся девушку в свадебном платье. Но я не замечала их, а выискивала среди множества лиц любимое и дорогое.Но не видела.  Где же ты, Мартин?

Была объявлена посадка на самолет до Италии. Япобежала к трапу, где уже выстроилась очередь, но Мартина с Лили там не было. Может, я опоздала, и они улетели на другом самолете?

— Лив! – запыхающаяся Эйми не успевала за мной и махала руками издалека. – Они там!

Она указала на противоположную сторону аэродрома, где стоял частный самолет.Мартин и Лили поднимались по трапу.

— Мартин! – закричала я все горло, но поднявшийся ветер унес мои слова вникуда.

Я кинулась к самолету, приподнимая подол платья и стирая каблуки об асфальт.  Пышный подол развевался на ветру и мешал нормально бежать.

— Мартин! Я здесь! Лили!

Мартин не слышал меня, с поникшей головой он смотрел себе под ноги и взбирался по лестнице вверх. Ноги замедляли ход, а дыхание сбивалось… Я остановилась. И заревела.

Меня остановил взгляд Лили. Она обернулась и увидела меня.

— Лили… пожалуйста… — прошептала я, готовая рухнуть на колени.

Я стояла посреди огромного  аэродрома в свадебном платье, и мое внимание было устремлено на девочку, которая замерла на трапе и всматривалась вдаль.  Я увидела, как Лили что-то сказала поднимающемуся  брату. Мартин остановился, и наши глаза встретились. Он побежал вниз, ко мне… И я осознала, что успела. Возможно, первый раз в жизни. Я успела сделать то, что по-настоящему желала.

Расстояние между нами сокращалось, и я уже могла разглядеть эмоции  на его лице. Удивление смешанное с радостью. Я бросилась к нему на шею, и силы окончательно меня покинули, невероятная слабость и облегчение рядом  с ним, которую я могу себе позволить и хочу сейчас испытывать.

—Оливия… — его губы произнесли мое имя.

— Ничего не говори, – я накрыла пальцами его губы и тонула в глубине его глаз. – Я люблю тебя, Мартин. Так сильно, что остальное уже неважно.

Я поцеловала его, наслаждаясь вкусом его губ и мягкостью взъерошенных волос, которые стали заложниками моих пальцев. Его здоровая рука лежала на талии и прижимала меня к себе.

Я оторвалась от его губ, прижалась к его груди и вдохнула любимый аромат. Я чувствовала запах свободы и любви,былаготова прямо сейчас раствориться в нем.

— Сбежавшая невестасогласна улететь с поломанным врагом жениха в неизвестность? –его горячая ладонь легли на щеки, и он прищурился, изучая мое лицо.

— Если неизвестность, то только с тобой,— я поцеловала его руку, утопая в нежной ласке.

К нам приближалась Лили. Она остановилась недалеко от нас, обнимая себя руками. Лили растрогалась, на ееглаза набежали слезы. Стоя в стороне, она шмыгала носом, вытирая рукавом лицо.

— Моя малышка, – я заключила ее в объятия.

Она крепко обняла меня и зарыдала, утыкаясь в платье. Я гладила ее по волосам и целовала  в макушку. Когда эмоции поутихли, она подняла на меня свои зареванные глаза и дрожащими губами произнесла: