— Я вырос, — начал он, — в доме приходского священника. Мой отец вышел в отставку, теперь он и моя мать проводят время в путешествиях и пишут мне длинные-предлинные письма, полные советов.
Губы Мойры дрогнули.
— По-моему, они очень милые.
— Да, так оно и есть. Кроме них у меня три сестры и два брата. Все сестры замужем, и мне нравятся юс мужья. Один из моих братьев тоже недавно женился, так что неженатым остался один Майкл. Он вряд ли когда-либо женится — уж слишком ему нравится путешествовать по белу свету.
Она посмотрела на него задумчиво:
— Не могу представить тебя сыном викария.
— Отец привил всем нам любовь к чтению и к письмам, так что мы не теряем друг друга, хотя все живем отдельно.
— Мне всегда казалось, что ты очень привязан к своей родне.
«Неужели она мне завидует? Интересно».
— Мы жили в деревне, и вокруг было мало детей, поэтому мы почти все время проводили в компании друг друга.
— Вам было скучно?
— Никогда. Мы сами придумывали игры, стали чемпионами игры в крикет, устраивали бега, плавали в озере. Мы были очень близки, тем более что нам приходилось сплачиваться, чтобы защититься от отца.
— А он что, был скупой или слишком придирчивый?
— Нет. Хуже. У него очень хорошо получалось заставить нас чувствовать себя виноватыми.
— Не понимаю. Разве это плохо?
— Нет ничего хуже. За обеденным столом отец заставлял нас обсуждать литературу, и если мы не прочитали книгу, которую он «рекомендовал» нам прочесть… — Роберт содрогнулся.
Мойра засмеялась:
— Но это не так уж плохо.
— Еще как плохо. Он ученый, так что наши обеды превращались в обсуждение «Илиады» и «Одиссеи» Гомера вместо беседы об охоте или лошадях, что нам было гораздо ближе и интереснее.
— А тему нельзя было поменять?
— И тем самым разочаровать отца? Никто не умел становиться таким печальным, как он. Он был таким хорошим человеком, что ты чувствовал себя ужасно, если оказывался причиной даже одной печальной морщинки.
— Могу поспорить на десять соверенов, что тебе все равно удавалось настоять на своем.
Роберт улыбнулся:
— Ты бы выиграла пари. Братья и сестры меня за это ненавидели, но я очень много работал, чтобы стать таким же ученым, как отец. Он хвалил меня чаще, чем остальных.
— Хотя тебе это не нравилось?
— Сначала нравилось. Это был такой детский ход, чтобы заработать его одобрение. Но теперь я рад, что поступал именно так. Я все еще перечитываю классиков и восхищаюсь ими по-новому. Так что план моего отца сработал, он вырастил армию образованных людей. Мы все обожаем чтение — даже Уильям — капитан дальнего плавания.
Она удивленно подняла брови:
— Ты зря так пренебрежительно говоришь о Уильяме. Чтобы стать капитаном, надо научиться очень многому. Надо уметь читать морские карты, разбираться в астрономии, предсказывать погоду — большинство знакомых мне капитанов весьма образованны.
— Я вовсе не презираю его. Мой брат сам выбрал эту профессию, а мое дело — немного над ним поиздеваться.
— А с тобой он поступает так же?
— Когда он не называет меня пижоном и напыщенным франтом, он вполне может прибегнуть к прямым оскорблениям, причем некоторые из них он заимствует у самого Шекспира.
— Значит, ему учеба тоже пригодилась, особенно сейчас, когда он женат на актрисе. Я как-то видела мисс Бошан на сцене. Она выдающаяся актриса.
— Я тоже так считаю. А мой брат поддерживает ее желание остаться на сцене.
— Он, должно быть, очень в ней уверен, потому что я не знаю другой профессии, которая была бы так чревата неприличными предложениями.
— Кроме наших с тобой? Фальшивая принцесса и шпион?
Она кивнула, и по лицу пробежала тень.
— Мы можем затеряться и притвориться кем-либо, кем не являемся.
— Это правда. Ну а теперь, после того как я раскрыл душу, твоя очередь рассказать о своей семье.
Она опустила глаза и почему-то начала разглядывать сапоги для верховой езды.
— Да мне рассказывать особо нечего, — сказала наконец она. — Моя мать работала на фабрике и забеременела мной, когда ей было всего пятнадцать лет. Предположительно, моим отцом был сын владельца фабрики.
Он клялся, что вообще не прикасался к моей матери, хотя доказательства были очевидны. Когда родители матери узнали, что она беременна, они выгнали ее из дома и сделали вид, будто ее вообще никогда не существовало.
— Члены семьи должны поддерживать друг друга и в радости, и в беде.
— Так поступила бы твоя семья? — серьезно спросила она.
— Да.
— Я никогда не оставила бы Ровену, что бы с ней ни случилось. Ни при каких обстоятельствах. Я думаю, что и моя мать поступила бы так же. Я не очень хорошо помню ее, так как она умерла, когда мне не было и пяти лет. После этого я до десяти лет жила в сиротском приюте.
— И?
— Однажды к нам в работный дом пришла высокая, элегантно одетая женщина…
— Работный дом? — перебил он ее. Он кое-что знал о работных домах, о том, как там жестоко обращаются с детьми, особенно с сиротами, заставляя их работать по многу часов в день.
— Да, я работала на ткацком станке еще с двумя девочками. Эта богатая женщина разглядывала нас так, будто выбирала лошадь. Увидев меня, она остановилась и сказала: «Это она». Мне приказали собрать свои пожитки, сказав, что я «поеду домой».
— Кто была эта женщина?
— Ее звали Тал эта Тигани, и она была цыганкой.
— Господи, из огня да в полымя!
— Нет. Ее дочь умерла в раннем возрасте — утонула в пруду. Тетя Талэта очень скучала по дочери, поэтому спустя несколько лет она выбрала ей замену. Меня.
— Значит, ты стала дочерью цыганки. У тебя, очевидно, началась интересная, увлекательная жизнь, особенно после многочасовой работы на ткацкой фабрике, — задумчиво сказал Роберт. — Теперь понятно, почему тебя не удержать в четырех стенах.
Мойра улыбнулась:
— Талэта научила меня всему: как залезать в карманы, как открывать запертые двери, ворожить…
— И заставлять людей верить той девушке, которой ты прикидывалась.
— Да. Это в особенности.
— И ты стала принцессой Карабу.
Он улыбнулся тому свирепому выражению, какое появилось на лице Мойры. Настоящее имя принцессы Карабу было Мэри Бейкер. Несколько лет тому назад она появилась на ступенях дома какого-то судьи. Поскольку на ней был тюрбан и говорила она на никому не известном языке и вела себя очень странно, было решено, что она иностранка, которая потерялась. Люди со всей округи приходили поглазеть на нее, пытаясь разгадать тайну.
Потом какой-то мошенник, который жаждал приобщиться к этой тайне, притворился, что знает ее «язык», и начал по-своему истолковывать ее историю. Он рассказал людям, которые ее приютили, что она принцесса, которую пираты похитили из родной страны, а она чудом спаслась с их корабля и доплыла до берега. Романтическая интрига превратила незнакомку в принцессу Карабу, и она жила спокойно, пока ее историю не напечатала одна газета и по описанию несколько знакомых не опознали ее как Мэри Бейкер. Уличенная во лжи, Мэри во всем созналась. Те, кто приютил ее, были страшно разочарованы, а Мэри была изгнана из Англии и выдворена в Америку.
— Принцесса Карабу была выдуманным персонажем из несуществующей страны. — Мойра фыркнула. — Но мне удалось убедить русского посла, что я принцесса из его собственной страны.
— Благодарение Богу, у них там очень много принцесс.
— Это было благо. Он все время выспрашивал у меня всякие подробности, и мне постоянно приходилось его разубеждать. Постепенно все больше людей из высшего общества стали принимать меня. В конце концов ему тоже стало проще поверить в обман.
— Тебя принимали везде, даже у принца-регента.
— Люди считают иностранцев королевских кровей чем-то экзотическим, так что я давала им то, что они хотели. Поскольку я хорошо говорю по-русски, это было довольно легко. Меня повсюду приглашали, а модистки на Бонд-стрит предлагали свои услуги бесплатно.
— Эти жадные тетки не брали с тебя денег?
— Я была для них своего рода рекламой, так что им это было даже выгодно. Их клиентура стала расти.
— Нуда, разумеется. Они могли заявить, что это они одевают прекрасную принцессу Александру.