— Я не люблю, когда женщина курит. Сам не дымлю и не люблю, чтоб дымом несло от женщины. Так же не люблю, когда женщина душится резкими ароматами. Это всё раздражает. Сидишь рядом с такой и только хочется чихать. Мне не нравится снобизм. У меня всего лишь колледж за плечами. В институт я не хочу поступать. Как и не собираюсь менять профессию. Мне это нравится. Я на своём месте. Когда же после десяти минут знакомства начинают говорить, что мне надо полностью поменять свою жизнь в угоду девице, что я вижу первый раз, потому что ей стыдно со мной встречаться, то проще её за дверь выставить, чем идти у неё на поводу.

— Артём, но ты так же себя ведёшь по отношению ко мне, — рассмеялась я.

— А тут же тонкая грань между заботой и ультиматумом. К тому же есть распространённое мнение, проверенное на практике, что если мужчина проявляет настойчивость и уверенность, то это притягивает женщин. Он считается в их глазах достойный внимания.

— Тут главное палку не перегнуть и не превратиться в тирана.

— Нет, вот в тирана я точно не превращусь. На это нужно слишком много времени и сил, — ответил Артём, съезжая на просёлочную дорогу. — Теперь держись. У нас начинается аттракцион «Бездорожье».

— Нашёл чем удивить, — ответила я.

— Это хорошо, что тебя не пугают трудности.

— Кто живёт в нашем районе, тот к трудностям привык.

— Тоже верно. Хотя раньше район был хорошим. Это сейчас он превратился в остров без надежды, — ответил Артём.

— Не думал отсюда уехать? Мы одно время хотели переехать ближе к центру, где удобнее инфраструктура, но пока планы остаются планами.

— Мне нравится район. В нём есть какое-то очарование, как в ноябрьской осени, когда всё серо и уныло, но одновременно и есть в этой печали какая-то красота. В центр не хочу. Там слишком шумно и многолюдно. Смотреть как под окном машины проносятся — ещё то удовольствие. Если переезжать то сюда: к лесу, речушке и грядкам. Иногда сюда уезжаю на какое-то время, чтоб просто отдохнуть от всего. Но потом возвращаюсь домой. Рано ещё уходить из цивилизации.

Дорога петляла между редкими молодыми берёзками и осинками, которые росли по обочине. С одной стороны, нависал лес, а с другой — было поле, которое пугало жухлой травой. Вдалеке виднелись дома, что скопились на одном холме, тесно стоя друг к дружке. Яркое солнце и голубое небо, домики, жухлая трава, клин уток, летящих мимо — это врывалось в сознание непередаваемой картиной, от которой захватывало дух.

Заяц выскочил на дорогу неожиданно, как и бывает с русаками. Артём резко ударил по тормозам. Машина подпрыгнула на кочке. Меня выкинуло вперёд, потом назад. Хорошо ремень безопасности не дал соприкоснуться лбом и стеклу.

— Ты как? — спросил Артём. Зачем-то начал щупать меня, словно проверял целая ли я.

— Всё нормально, — переводя дух, ответила я.

— Надо же так выскочить! Уверен, что до этого времени дорога полдня была пустая. Но ему понадобилось выскочить именно сейчас! — выдохнул Артём. Засмеялся, заводя машину. — Я вначале и не понял, что это было.

— Едешь так себе спокойно, смотришь на небо. Птичками любуешься, а потом резко кто-то выскакивает под колёса, — ответила я.

— Здесь часто какое-то зверьё выскакивает. Мы с отцом ехали поздней осенью, так дорогу решил перейти лось. Отец вырули, чтоб избежать столкновения. Да вырулил так, что мы вон с того поворота в яму упали, — сказал Артём. Я посмотрела в ту сторону, куда указал Артём. Глубокая яма была прям на повороте. Из неё торчал кузов автомобиля, что видимо не справился с управлением и туда въехал. А теперь служил грустным напоминанием о произошедшей аварии. — Раньше деревня была населённая. Машины часто ездили. Трактора были. По какому-то недоразумению перед нами туда въехал трактор. Пока тракторист ходил за помощью, чтоб вытащить своего железного коня, мы влетели в этот трактор. Но это давно было.

— Сама с мамой в аварию попала. Машина всмятку. Переломы. Шрамы остались. Да ты их видел. На бедре.

— Не заметил, — ответил Артём. — У меня таз по крупицам собирали. Но повезло. Даже не хромаю. И в армии отслужил.

— Главное, что обошлось, — ответила я. — Только как ты не боишься водить, после случившегося?

— Так я же не за рулём был, а пассажиром, — усмехнулся Артём. — Когда сам за рулём, то это придаёт уверенности. К тому же не думаю, что надо потакать страхам. С ними нужно бороться всеми возможными способами. Когда даёшь волю страху, то упускаешь много интересного и важного. Смелость же открывает дверь в мир. Лучше жить в мире, чем смотреть на него в щелку. Согласна?

— Согласна, хотя это всё сложно.

— Так в жизнь всё ценное приходит через сложности. Легко даются лишь пустяки, — ответил Артём. Мы как раз въехали в деревню.

Дома в деревне были простые. Старые. На всю деревню только два новых дома. Остальные пугали серыми брёвнами или местами облупленной краской. Окна некоторых домов были забиты. Несколько домов были после пожара. Один выгорел полностью. Другой стоял с провалившейся крышей и чёрными следами копоти над окнами. Высокая трава и заросшие сады были через один дом. Хотя попадались и обрабатываемые участки, но из-за осени и общей удручающей картины они выглядели мрачно.

— Грустное место, — сказала я.

— Из-за осени. Весной здесь райское местечко. Цветут яблони и сливы. Прилетают птицы. Соловьи здесь заливаются.

— Не люблю соловьёв.

— Почему?

— Они меня раздражают.

— Соловьи красиво поют. Считается, что одни из самых мелодичных птиц. Часто ассоциируются с любовью. Или ты поэтому их не любишь? — спросил Артём.

— Когда в больнице лежала, то ночью уснуть не могла. Так слушала этих соловьёв, которые никак не могли уняться, — ответила я. — Всё болит. Есть понимание, что когда я выйду из больницы, то окажусь в долговой яме. Мечты останутся мечтами. Что будет такая жизнь, какая она сейчас. А соловьи пели и радовались. Это раздражало.

— Понятно. Но когда плохо на душе тебе, то это не означает, что должно быть плохо другим, — ответил Артём.

— Я знаю. Ещё говорят, что надо всё воспринимать со смирением. Трудности даются только для того, чтоб сделать нас сильнее. Никто при этом не задумывается нужна ли нам эта сила. Мы же не металл, чтоб нас закалять.

— Это так кажется, что не металл. Человек крепче металла. В тех условиях, что металл ломается, то человек продолжает жить. Живёт. Радуется жизни и старается не унывать, — ответил Артём. — Птички же ни при чём. У них самих жизнь непростая. Полна опасности и трудностей. Но они живут и не теряют способности любить и радоваться каждому прожитому дню. Нам надо у них этому учиться.

— Но пока не хочется, — ответила я.

— Всему своё время, — ответил Артём. — Не всегда какие-то знания могут усвоиться здесь и сейчас. Иногда на это нужно время, если не вся жизнь. Как тебе домик?

— Неплохой, — ответила я.

Домик отличался от других домов. Под окнами клумбы с цветами. Не грядки, а именно клумбы. Грядки аккуратные. Ровне. Между ними дорожки из травы. Деревья со следами побелённых стволов. С улицы была беседка, оплетённая повителью, а сейчас сверкающая яркими красными листьями. Сарай и баня на дальнем конце участка. Сам же дом был серенький, но с белыми наличниками. Крыша новая. Железная. Из трубы шёл дым. А на улице слышны были голоса. Прямо перед домом был гараж. Трава перед домом и в округе была скошена. Было видно, что домом занимаются.

Артём оставил машину перед домом. В гараж загонять он её не стал. Деревянная калитка. Забор до груди. Поздние астры и синие осенние ромашки на клумбе. К дому вели деревянные мостки, на которых лежала красно-жёлтая листва с ближайшей яблони. Вход в дом был через терраску и был он со двора, а не с улицы. Дворик перед домом был окружён плетённым декоративном забором. Под навесом стоял стол с лавочками. В стороне была летняя кухня с мангалом. Колодец был под «домиком» с резными столбиками. В глаза бросались декоративные элементы, расставленные в самых неожиданных местах. Какие-то домики с гномами, резные собаки и кошки, птички, скворечники, грибочки — мне показалось, что я попала в парк, где были установлены декоративные скульптуры, только они были небольшого размера.

— Почему нельзя заниматься своей ерундой на улице? — из терраски донёсся недовольный женский голос.