Викингом Наталья называла Сеню после того, как однажды заявилась к Татьяне в офис под предлогом «отдать книжку». Предлог был даже не так себе, а совершенно дурацкий, зато Ведеркина проперлась через весь офис и умудрилась вычислить Крыжовникова. Сеня лично проводил гостью к Тане и даже порадовал Наташку комплиментом про одухотворенность лица, а уже уходя, вежливо спросил, что за книжка, ради которой девушка не пожалела времени и прискакала среди бела дня в незнакомое место. Крыжовников пояснил свое любопытство тем, что интересуется, какая такая книжка пользуется нынче успехом у рафинированных юных леди. «Сберегательная», – очаровательно улыбнулась ему Ведеркина и захлопнула двери, торопясь обсудить внешность подружкиного избранника.
В тот раз внешностью Наталья осталась недовольна, зато прилепила Семену прозвище «викинг» и с тех пор именовала его только так.
Наверное, Ведеркина была права. Таня именно оправдывала Сеню, так как на серьезные темы они почти не разговаривали. Начитавшись всяческих умных брошюр из серии «Стань счастливой», «Как понравиться мужчине», «Сто одна заповедь умной жены» и прочих, Таня усвоила, что любимому мужчине должно быть с ней легко, необременительно в моральном и материальном плане и умеренно весело. Как веселить Семена, Таня представляла с трудом и все время боялась наскучить. Поэтому любое начинание Крыжовникова, будь то предложение участвовать в турнире по пляжному волейболу, шашлыки за городом или рыбалка в Карелии, принималось «на ура». И она ломала ногти о волейбольный мяч, ела полусырое мясо в компании малознакомых людей и кормила собой комаров, параллельно потроша на берегу изумительного озера свежепойманную рыбу.
Если следовать указаниям специалистов, писавших психологические брошюры, женщине нужно сначала стать другом, а потом уже женой. При этом мужчина должен сам дозреть до второго пункта и предложить его безо всяких намеков, подсказок и давления со стороны слабой половины человечества. Наталья правильно определила то, что давно беспокоило Таню: Семен законсервировался в состоянии приходящего любовника. Вернее даже было сказать – законсервировал Татьяну. Она приезжала, когда звал, ночевала, и утром они вместе ехали на работу. Утешало одно: хорошо, что звал часто. К себе она Крыжовникова не приглашала, хотя все лето Карина провела на даче у бабушки с дедушкой и помешать встречам не могла. Во-первых, было стыдно за квартиру, чистенькую, но бедную по сравнению с апартаментами Семена. А во-вторых, Татьяна не хотела услышать отказ. Тогда пришлось бы делать какие-то выводы, расстраиваться, может быть, даже что-то решать. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Не стоило торопить события.
Крыжовников был счастлив, как грибник, сначала заблудившийся в невероятно грибных местах, переночевавший на болоте под вой неизвестной живности и далекий хруст валежника, растоптанного медвежьими лапами, а после всех злоключений вышедший к маленькой деревеньке. Чудное ощущение покоя, уверенности и умиротворения было страшно потерять, спугнуть или досрочно израсходовать. Семен наслаждался отношениями с Татьяной, хрупким равновесием собственного внутреннего состояния и не желал ничего менять. Он зрел, как и было написано в методичках, только ничего не знал о том, что именно зреет. Крыжовникову казалось, что он думает, размышляет и принимает решение. Мысли эти были обрывочными, редкими, но целенаправленными. Мало-помалу мозаика в сознании складывалась в четкую картинку: Татьяна была порядочной, спокойной, надежной, это означало, что сюрпризов не будет. Семен не любил сюрпризы. Он тоже боялся показаться Татьяне скучным, именно это заставляло его как-то разнообразить их отношения. Если бы не дурацкие условности, он бы с удовольствием валялся у телевизора, читал книги, изредка ходил с любимой женщиной в кино (театр и филармонию Крыжовников не любил за необходимость изображать, что как раз этот вид развлечений ему безумно интересен) и ел бы жирную, наваристую, вредную для желудка солянку, которую однажды в порыве вдохновения сварила Таня. Кроме того, у нее уже был ребенок, а это значило, что не будет страдальческих гримас, разговоров о репродуктивном возрасте, который безвозвратно уходит, пеленок, врачей, бессонных ночей… Или, наоборот, будут, если они этого захотят. Именно захотят, а не вынуждены будут следовать общей тенденции, потому что «так надо и так положено». Кому надо и кем положено, Семен не знал, но именно то, что было нужно, раздражало Крыжовникова больше всего, и поступать хотелось наоборот. Назло неизвестно кому. Иногда даже себе, но это приносило больше удовлетворения, нежели одобрение «общественности».
Медленно, но верно он шел к тому, чего так ждала Татьяна.
Сырая грустная осень вяло вползала в город, слизывая дождем и резким ветром остатки сентября. Ничего не происходило. Было обидно. Таня дала Крыжовникову месяц на то, чтобы он дозрел. Только он об этом не знал, поэтому продолжал наслаждаться беззаботным счастьем и ожиданием его продолжения, словно ушастый кролик, хрумкающий морковку и не замечающий подползающего сзади удава.
Татьяна была уверена, что Ведеркина оказалась права: Семену нужна необременительная связь с неприхотливой барышней. Для него это была именно связь, не более. Во всяком случае, никаких других выводов не напрашивалось.
– Что ты паришься? – недоумевала Наталья. – Спроси, какие у него планы.
– Нельзя. Он должен сам. Я не должна ассоциироваться с неудобными вопросами.
– Ой, держите меня четверо! – фыркнула Ведеркина. – Ну, хочешь, я спрошу. Пусть я у него ассоциируюсь с неудобными вопросами.
– Только попробуй! – вздрогнула Таня. Наташка могла. В принципе Ведеркина всегда считала, что знает больше других, поэтому самомнение могло сподвигнуть деятельную Наталью и не на такое.
– Тогда заставь его ускориться.
– Это как? – насторожилась Таня. Ведеркинские советы заранее вызывали у нее неприятие, потому что Наталья по определению не могла сказать ничего полезного.
– Пусть поревнует.
– Спятила? Если тебе интересно, то это самое последнее дело. Никто не возьмется предсказать реакцию мужчины, которого заставили ревновать. Это мы, дуры, при первом сигнале начинаем суетиться, бегать к косметологу и перекрашивать волосы. А мужики либо бьют, либо уходят.
– Знаешь, мне сразу представился этакий трудяга-парень в промасленной спецовке. Покачивая рогами, он входит в дом и бьет мозолистым кулаком…
– Очень смешно. Просто обхохотаться, – мрачно подытожила Татьяна.
– Конечно, смешно. Потому что твой интеллигентный викинг, если ты ему небезразлична, начнет беспокоиться.
– А если не начнет? Если я ему недостаточно небезразлична, а? Что тогда?
– Лучше ничего, чем так, – решительно заявила Ведеркина.
– А я считаю, что лучше так, чем ничего, – отрубила Татьяна. – Мне не нужно объективное мнение, мне нужен индивидуальный подход!
– Ах, какие мы трусливые. Ты должна быть уверена в себе, в своих силах, тогда и викинг твой морально подтянется и тоже будет уверен, что у него лучшая женщина из доступных.
– Что значит «доступных»? – напряглась Таня.
– Доступных – это значит не Памела Андерсон и не Екатерина Великая, а не то, что ты подумала.
– Я думаю, что он и так уверен.
– Думаешь или убеждена? – привязалась настырная Ведеркина. Она любила, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней.
Глава 19
Десятого октября должна была состояться корпоративная вечеринка, посвященная пятилетию основания фирмы. Народ начал готовиться загодя, особенно дамы, даже замужние и неодинокие, что уж говорить об одиноких.
За неделю до праздника к Татьяне подошла смущающаяся Светочка и пролепетала:
– Таня, у меня тут такая проблема…
– Делись. – У нее был полнейший цейтнот с работой, но оттолкнуть девушку, пришедшую за помощью, было бы хамством.
– Все собираются идти, обсуждают…
– Пригласительные не выдаются, мы и так все друг друга знаем, так что, если тебя волнует, идешь ли ты, – идешь! Приглашены все.
– Да нет, я не об этом. Я знаю, что вы в солярий ходите… Можно мне тоже?
– В каком смысле?
– Ну, с вами. У вас загар такой красивый, как в рекламе прямо. Мне бы хоть чуть-чуть стать похожей на вас. Если это неудобно, то вы скажите, я…
– Да что за ерунда! Конечно, удобно. Я как раз завтра иду, захвачу тебя, вместе подвялимся. – Татьяна зарделась от комплимента и с гордостью покосилась в маленькое зеркальце, прилепленное к монитору. Да, загар ей шел чрезвычайно.