Арина Ларина - Любовь до белого каления

Мыслей было чересчур много. Они сновали туда-сюда, мешая друг другу и вызывая головную боль. Ни одну невозможно было схватить за хвост и досконально обдумать. Уже засыпая, Таня все-таки ухватила одну: как Карина могла оказаться такой дурой?!

С ней мадам Аникеева и отбыла в царство Морфея.

Утомившаяся от чтения нотаций, тетя Вера устало затихла над чашкой чая. Она уже раз по двадцать успела повторить все, что имела высказать по теме, и теперь норовила заплакать. Света, с трудом уложив детей на новом месте, покорно сидела на подоконнике, готовясь выслушать пламенную тетину речь в двадцать первый раз.

– Знаешь, мы обе не правы, – вдруг отмерла тетя. – Тебе надо вернуться. То есть, наверное, правильно, что ты ушла. Это будет для него хорошим уроком, встряской, чтобы понял, что измена не в порядке вещей и за нее можно чем-то поплатиться. А сейчас надо сделать так, чтобы он тебя позвал обратно.

– Ага, и я, приседая от восторга и повизгивая, понесусь на зов. Очень правильная тактика. Пожалуйста, не стесняйтесь, Семен Сергеевич, вытирайте об меня ножки!

– Он оценит твою неконфликтность.

– Да он за пять лет уже не только ее оценил, но и сделал выводы, именно поэтому превратил меня в ширму: прикормил, обогрел, сделал детей и привязал на всю жизнь, чтобы гулять. Нет, не гулять! Я даже не знаю, как назвать то, чем он занимается. Есть для этого понятия в русском языке цензурные термины?

– Мудрая женщина умеет мириться с недостатками мужчины, на этом основана семейная жизнь, надо искать компромисс.

– Тетя, ты что, не понимаешь? Вообще не факт, что он мужчина! Куда я вернусь? К кому?

– Не блажи. Ты вернешься к квартире, к деньгам, к нормальному уровню жизни, который сама обеспечить своим детям не сможешь! И не сверкай глазами! Не сможешь! Я не первый день тебя знаю! Сначала подними детей, а потом уже уходи.

– Потом мне будет сто лет в обед, куда пойду? В дом престарелых?

– Ты можешь, будучи при муже на всем готовом, взять няню и заняться карьерой. У миллионов женщин нет такой возможности! Они мечутся с сопливым и кашляющим ребенком между садом, куда его категорически отказываются взять, и начальником, который не дает сидеть на больничном, хоть ты тресни!

– Никита не болел ни разу!

– Да это потому, что он в сад не ходил! Ты жила в тепличных условиях, а теперь хочешь из них вырваться на свободу и детей за собой вытащить. Если банку выкинуть из кипятка и сунуть под ледяную воду, она треснет. Мысль понятна?

– Я не тресну, – упрямо мотнула головой Света.

– Ладно. И как ты представляешь себе наше существование на ближайшее время?

– Ну, возьму няню, устроюсь на работу…

– Жизнь – не детский конструктор, девочка моя. Как и где ты возьмешь няню? Куда ты устроишься? Что ты будешь делать, когда деньги закончатся?

– На зарплату жить. Я же не уборщицей пойду, а на нормальную, хорошо оплачиваемую работу.

– Ты пойдешь? А тебя там ждут?

– Не надо делать из меня инфантильную идиотку. Я справлюсь. Тем более что Семен меня вряд ли позовет обратно. Теперь у него есть возможность миловаться со своим Носковым до потери пульса. Надо же, а я-то все думала, почему Юрик никак не женится. Вот почему! Я их всех уем.

– У, что?

– Уем. И покажу, на что способна. Я его ненавижу! И ни капли от него не завишу морально. А скоро и материально зависеть не буду!

Тетя собиралась что-то возразить, но в это мгновение телефон разразился задиристой трелью, и Света как-то сразу сникла и съежилась.

– Тетя, подойди ты.

– Если Семен, что сказать?

– Это не Семен. С чего ты взяла? – глаза Светланы лихорадочно заблестели. – Скажи ему, что не знаешь, где мы. Пусть побегает.

– Ты думаешь, он будет бегать?

– Даже если не будет, все равно скажи!

– Слушаю, – величественно и холодно произнесла в снятую трубку тетя Вера, но тут же как-то помягчела и даже, как показалось Свете, залебезила: – Да-да, конечно. Ах, да сижу, скучаю, чем еще старухе заняться. Хи-хи, так уж и не старуха! У меня же внуки уже. Ай, да что ты говоришь? Ну, какая прелесть! Конечно, пойду…

Пока тетя порхала над телефоном и жеманно улыбалась сама себе, Светлана с изумлением наблюдала за странными ритуальными танцами, гадая, что это такое происходит.

– Кто это? – выпалила она, едва тетя повесила трубку.

– Да так… – непонятно отмахнулась Верочка, густо покраснев. – Коллега по работе.

– Коллега?

– Да, а что такого. Мы в субботу идем в театр, он билеты достал.

– А что, сейчас билеты в театр все еще достают? Я думала, их насильно впихивают, в нагрузку к концертным.

– Это смотря в какие театры, девочка моя. Надо следить за культурной жизнью.

– Куда уж мне. За мужиком-то собственным не уследила, а ты хочешь, чтобы я на культуру отвлекалась. А у тебя с этим коллегой что-то серьезное?

– Да ну! – опять замахала руками тетя, из чего сразу напрашивался вывод, что на личном фронте действительно назревает нечто серьезное. Вот так вот! Даже у пятидесятилетней тети Верочки любовь и какой-то там коллега, и только они с Новгородской не при делах!

Телефон опять заверещал, не дав додумать скорбные думы.

– Это тебя, – разочарованно протянула тетя.

– Я же сказала, – в отчаянии прошипела Светлана.

– Это Ирина, не шарахайся. А если действительно не хочешь с ним разговаривать, отключи мобильный.

– Неправильный совет. Разговаривать я не хочу, но должна же я знать, когда он одумается и начнет искать, – пробормотала Света, отбирая у тети трубку.

– Ну, как? – Новгородская с аппетитом чавкала и прихлебывала. – Звонил?

– Нет. Вот гад.

– Гад. А сама как?

– Хорошо.

– Угу, ясно. До какой степени хорошо?

– До обморока. А у тебя как?

– Не знаю. Как человек он мне симпатичен…

– Кто? Какой человек? – не поняла Светлана.

– Я думала, тебя интересует результат моего свидания, – немедленно попыталась обидеться Ирка.

– А-а-а, ну да, интересует.

– Заметно. Прям-таки в глаза бросается твоя искренняя заинтересованность.

– Ладно тебе, у меня вся жизнь вдребезги, а ты к словам придираешься. Чего звонишь-то? Ты же кавалера на ночь хотела оставить? – с некоторым злорадством напомнила Светочка. Приятно было, что за бортом она плещется не одна.

– Он пошел за вином, но я в окно видела, как он в аптеку заруливает.

– Намекаешь, что больной? – невпопад спросила подруга, чтобы только не молчать и сказать хоть что-нибудь. – Или у него на тебя аллергия?

– В аптеке еще продаются презервативы, – напомнила Ирка.

– Даже так! Какие у вас темпы, однако.

– Нормальные темпы. Мы уже два раза в кино ходили и один раз в кафе.

– И что, все за один вечер?

– Ты дура или прикидываешься? – обозлилась Ирка. – Просто я тебе не рассказывала, сглазить боялась!

– И как он вообще? Нормальный?

– Ты про ориентацию? Да я после твоего Крыжовникова уже ни в чем не уверена. Хотя лучше хоть что-то, чем ничего. Знаешь, Шурик такой классный, только такой, ну, типа меня…

– Не поняла. Типа тебя – это как? Такой же вредный?

– Не груби. Он внешне немного не очень. Но это даже хорошо. Вот твой…

– Ой, я тебя умоляю. Не надо про моего, а то меня сейчас стошнит, – простонала Светлана.

– Ты рекламу смотришь?

– Он что – модель? – ахнула Света, представив себе небритого мачо из ролика про мужской дезодорант рядом с Новгородской. Лягушка на «Феррари», огурец в шоколаде, бриллиант в сухарях. Устыдившись собственных крамольных мыслей, Светлана покраснела и виновато уточнила: – Ты про какую рекламу?

– Рекламу шампуня смотрела? – вздохнула Ирка. – Про перхоть.

– Ну, вроде бы. Там во всех мальчики ничего, приятные. В чем проблема?

– Я про мужика, который изображает перхоть. Вылитый Шурик, а я все никак понять не могла, какого артиста он мне напоминает. Представляешь, романтика, сидим концерт смотрим, а тут реклама. Я чуть с дивана не упала.

– М-да, – протянула Света, не придумав, чем утешить подругу.

– Вот и я о том же. Кому красавчик на новой иномарке, кому веселый молочник, кому бобер с зубной пастой, а мне – перхоть. И так – всю жизнь. Так что неизвестно, кому хуже. Я тебя подбодрила?

– Не очень. Может, ты ему двери не откроешь?

– Чего это? Очень даже открою. Что я – с приветом? Я тоже хочу кусочек счастья, пусть даже не с красавцем, зато наверняка. С другой стороны, кто их, мужиков, разберет? Что с ними наверняка, а что – на время. Ой, что-то на меня твой отрицательный опыт разлагающе действует.