Альбур Булат,
«Любовь. Эвтаназия. Вера»
Пролог-предисловие
Ubi vita, ibi poesis
Латинская пословица (Где жизнь – там и поэзия)
«Я должен написать историю, но не банальный роман о любви или горе, а суметь отразить те, самые сокровенные чувства, которые не дают мне покоя, благодаря которым, я дольше, чем другие, не могу уснуть поздней ночью, но сделать это так, чтобы каждый читатель задался вопросами, которые долгое время будут «посещать» его разум и не дадут ему покоя», – именно эти мысли «посетили» меня этой туманной осенней ночью, которая своей одинокой пустотой не позволяет мне вернуться в далеко улетевшую весну. Да, именно в ту весну, в которой мне больше всего запомнилась не только любовь «осенившая» моё полное беспорядка сердце, но и жажда, жажда творчества и фантазии, пылавшей в моей полной полёта душе. Быть может, я выразился как-то неадекватно, не знаю, но, к слову сказать, мне всегда были интересны сумасшедшие, больные шизофренией люди, но не потому что я им завидовал или сострадал, а от того, что их поступки и слова были непредсказуемы, непонятны и нелогичны.
Обычно, чтобы лучше узнать человека, его просят рассказать о юношеских годах, о первой любви, о его детских фантазиях и мечтах. Но для начала, представь: летний августовский вечер в провинциальном городке, ты сидишь у двора на улице на деревянной скамье под деревом… Все друзья разошлись, лишь ты один… Смотришь вокруг: где-то вдали виднеются силуэты людей, спешащих домой, из далека слышен журчащий шум горной реки… И в голову начинают лезть различные мысли, самые невероятные мысли. То думаешь «В чём же смысл всего этого?», то вдруг понимаешь, что счастье – восхищаться окружающей красотой; то перелистываешь в голове воспоминания о людях, которых ты любил, ценил, то посмотрев на гору впереди, думаешь «Что же там, за ней?», хотя прекрасно знаешь ответ. А порой, видя, как ветер молчаливо качает траву, вспоминаешь, как когда-то в детстве боролся на этой траве с друзьями, и не знаешь, куда деться от этих мыслей, и в тоже время понимаешь, что это то, без чего человек не может быть счастлив, что это не просто воспоминания, не просто вопросы, это то, что ведёт тебя вперёд, но ты не знаешь к чему…
И в такие моменты хочется взять ключи от кабриолета, которого нет, сесть в салон и, вздохнув, включить песню «The Beatles – Yesterday», завести мотор и ехать, просто ехать в ночи, не спеша, видеть луну, небо, звёзды… Сначала ехать по степи, в которой кажется, что ты летишь, потом среди гор, меж которых хочется дышать и петь, и, вдруг, увидев холм у реки, остановиться… Не спеша подойти к нему, ощутить, как лёгкий ветер проносится по тебе, и, сев на холм, вновь вздохнуть и смотреть, просто смотреть вдаль… И кажется, точнее не кажется, а нет сомнений, что найдёшь то, что ищешь, или осознаешь то, что стоит поискать. Действительно, «это не кровь течёт в наших венах, это река нашего детства» (припев песни «Garou and Michel Sardou –La riviere de notre enfance»)
Какие мысли вызывают подобные слова? Кто-то скажет, что это полная чушь, кто-то пропустит через себя каждое слово, окунувшись в эту доселе незнакомую картину, а кто-то вспомнит себя – мечтательного и романтичного влюблённого мальчика, для которого нет ограничений, нет предела, который стремится к невозможному…
Искра жизни I
Моё детство началось и окончилось в обычном провинциальном городке, полном спокойствия и умиротворения. Где нет той спешки и той суматохи, сравнимой с весенней грозой. Наш дом стоял на улочке, идущей вдоль реки, и напоминал обычный дом, построенный в советское время, что подчёркивала рельефная крыша из серого шифера, и дымоход, из которого дым последний раз пробивался к небу лет тридцать назад. Чем старше я становился, тем меньше мне хотелось здесь оставаться, но я любил и до сих пор люблю эти места, мне всегда хочется сюда вернуться и поваляться на траве, поворовать черешню у пожилой соседки, вспомнить песни, которые мы пели, и, конечно же, забыться в воспоминаниях о первых чувствах. Не знаю почему, но романтические воспоминания любят «догонять» меня именно по вечерам, когда я смотрю на звездное небо. Быть может поэтому, я так часто люблю сравнивать симпатичных мне девушек со звездами или луной. Но здесь я испытал не только любовь, но и такие банальности, как предательство и ложь; хотя, говоря «испытал», я хочу показать себя не в роли пострадавшего, а скорее в роли глупца, который видит лишь хорошее вокруг себя и обитает в своих добродетельских мирках, подчинённых тем же глупым правилам, что и сам глупец.
Прошло уж немало лет, с тех пор, как я последний раз прогуливался по этим местам. И вот, сейчас, приезжая сюда, я иду по этой извитой и натоптанной тропинке вдоль реки, шум которой не мешает мне уходить в себя, а напротив – действует как колыбель, но я не засыпаю, а каждый мой шаг – это какое-то, каждый раз другое, событие… Эта тропинка – это нечто похожее на машину времени, но с одной лишь «неполадкой» – я не могу ничего изменить и с одним «побочным действием» – грусть, обычная человеческая грусть, но я в состоянии от неё избавиться, стоит мне сделать пару шагов вперёд, и, может мне повезёт, и я окажусь в более счастливом «времени», или, точнее воспоминании: вот, возле дерева, нависающего над самодельной беседкой, и, создающего обширную тень, сидит мой дедушка, держа в руке свою любимую палку, которая одновременно служила ему и чем-то вроде трости, и, в тоже время, наводила на нас страх, когда мы с братом ослушались; а вот, то местечко, в котором мне почему-то больше, чем моим сверстникам, везло в рыбалке, хотя, я не имел от них секретов и тайн в этом обыденном для нас «хобби»; а возле этой черной скалы, угрюмо нависшей над ропочущими волнами горной реки, я впервые подрался со своим заядлым другом, и я знаю, что не было явной причины тому, я это даже тогда понимал, но порой – «что-то не даёт мне покоя!», – то есть я порой что-то делаю или говорю не от того, что мне этого хочется, а только лишь потому, что мне интересны последствия моих «этаких» поступков или слов. Да, вы можете подумать, что нормальный человек способен как-то включать логику, или, в крайнем случае, фантазию, чтобы спрогнозировать эти последствия, и я так могу, но ведь когда всё известно наперёд и продуманно – это…шахматы!
Странно, но когда я закончил свою «прогулку во времени», мне не захотелось сесть на то место, где мы часто беседовали с Индирой, а мне хотелось наблюдать за ним издалека, что, собственно говоря, я и сделал поначалу. Это была небольшая, по весне жёлто-зеленая лужайка у холодного и вкусного родника, и я чувствовал, что если приближусь, что если хотя бы одной ногой ступлю на неё, то меня ещё больше унесёт в это необыкновенное прошлое, в котором живёт моя первая, незабвенная и кареглазая любовь. Подвох в том, что словом «любовь» я в те годы называл влюбленность, сильную симпатию, но это была не игра моего циничного эго, а обычная безопытность моего сердца. Я хочу этим сказать, что в будущем, к сожалению, мне довелось испытать чувства более сильные, и я лишь тогда осознал всю ценность и само понятие любви. Честно говоря, я помню даже тот аромат, который когда-то исходил в этом необыкновенном для меня, и хочется надеяться неё, местечке. И всё же, я не выдержал и спешным шагом устремился на «нашу» лужайку.
Стоит ли описывать, знакомые каждому, чувства ностальгии и ощущения прошлого, посетившие меня в этот момент? Неверное нет. Но одно лишь скажу: я просидел там больше часа, пока солнце, тонущее в кроне деревьев на горе, не перестало освещать это место, которое в ночи слилось с окружающей природой, и перестало меня затягивать в дебри тех воспоминаний, когда мы было 17 лет…
Индира жила неподалёку от нас, в таком же однотипном доме, что и я, хотя её дом всегда был для меня какой-то загадкой, ведь я ни разу там не был, разве что, когда-то я ужинал у них во дворе с её отцом, но это было, так сказать, по-соседски. Она была высокого роста, но не выше меня, и что мне больше всего запомнилось это её походка и волосы. Когда она шагала, мне казалось, что она порхает, а на землю ступает лишь так, для «приличия», а её прямые тёмно-русые волосы опускались гораздо ниже плеч, и только там завивались в загадочные локоны, меж которых мне так нравилось играться пальцами, что иногда это её раздражало. Мы знали друг друга с самых ранних лет, и часто с другими ребятами собирались на улице, чтобы поиграть в мяч, но когда мы все выросли, девушки от нас-парней как-то незаметно отделились, и наше общение заключалось лишь в словах: «привет, как дела?» и не более того.