Ее мать бросила на нее взгляд искоса.
– Ты забыла, дорогая Аманда, что Вероника – новобрачная? Было бы просто бестактно врываться к ней в первые недели брака.
– Ну в обычных обстоятельствах я бы этого не предлагала, – ответила дочь, в свою очередь, передавая покупки горничной. – Если бы мы были хорошо знакомы с Монтгомери, другое дело, но ведь он американец. Он для нас чужой, да и для Вероники ненамного ближе.
Аманда позволила своему голосу упасть до вздоха, на что ее мать ответила новым взглядом искоса.
– Они поженились благодаря скандалу, матушка. И как бы ни было неуместно, я считаю разумным убедиться лично в том, что Монтгомери – хороший муж.
Аманда молитвенным жестом сжала руки:
– Поспешный брак влечет за собой разочарование и раскаяние.
– Если это и так, – сказала ее мать, опережая ее и садясь в карету, – то почему ты так стремишься посетить Веронику?
Аманда почувствовала, как в желудке у нее запорхали бабочки, и это ощущение слишком походило на страх, чтобы быть приятным.
– Я должна принимать во внимание свою репутацию, матушка. Если Вероника совершит что-нибудь, грозящее репутации нашей семьи, я по крайней мере узнаю об этом заранее.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, она могла бы вернуться в Лондон, – ответила Аманда.
– Зачем, ради всего святого, ей возвращаться в Лондон? – спросила ее мать. – Она замужем за лордом. Конечно, это всего лишь шотландский титул, но все-таки она леди.
– Если ее брак окажется несчастливым, – продолжала Аманда, – к кому она прежде всего обратится в Лондоне? Ведь мы ее единственные родственники. И что еще она выкинет?
– Она и думать не думает ни о чем таком, – сказала ее мать, но лицо ее выразило беспокойство, и эта мысль, должно быть, показалась ей неприятной.
– Если, конечно, матушка, вы ее уже проинструктировали, что подобное поведение едва ли терпимо.
Аманда устроилась рядом с матерью и, разглаживая подол платья руками в перчатках, хмуро глядела на горничную, запутавшуюся в собственных ногах.
– Конечно, – согласилась ее мать. Минутой позже старшая из леди снова заговорила: – Ты в самом деле думаешь, что она на это способна? Вернуться в Лондон? Но это было бы возмутительно.
Аманда только посмотрела на мать и ответила слабой улыбкой:
– Вероника однажды уже повела себя самым возмутительным образом. Вернуться домой…
Она извлекла носовой платок и прижала его ко рту, будто стараясь удержаться от продолжения своей речи.
– Несколько недель не стоит вторгаться к ней, – сказала графиня Конли. – А потом молодая пара начинает принимать визитеров. И в этом случае даже американец и шотландка знают, как вести себя достойно.
Аманда откинулась на спинку сиденья, вполне довольная собой. Она знала, что скоро ее финансовые проблемы, возможно, будут решены.Совсем рядом бушевал гром, ревела гроза, сотрясая стены Донкастер-Холла. Дождь сплошной пеленой застилал оконные стекла, прибивал листья, пригибал ветви, клонившиеся все ниже к земле. Он ничуть не походил на мягкий и нежный весенний дождь. Такова была земля гнева Господня.
Вероника стояла у окна своей спальни, разглядывая темно-серое небо и думая о Монтгомери.
Она не видела его с той минуты, как он покинул ее, и обдумывала возможность пойти на его поиски. Стоило ли это делать? Или предполагалось, будто она будет смиренно ожидать, пока он снова ее заметит?
После вчерашнего Вероника считала, что они стали мужем и женой. Но после того как он оставил ее на целый день, ей показалось, будто он ведет себя как во время их отъезда из Лондона, и у нее появились опасения, что быть женой Монтгомери не так-то легко.
Гром зарокотал снова, объявляя о начале настоящей грозы с блеском молний. Вероника отошла от окна и остановилась в середине комнаты.
Ее раздирали противоречивые чувства. Там присутствовало и смущение, недоумение, неуверенность и благодарность. Но превыше всего было всепоглощающее ощущение удачи. Ее муж был красивым, титулованным и богатым и мог без усилий подарить ей страсть и наслаждение, и все это она воспринимала как волшебство.
Вероника обернулась и, посмотрев на три сундука в углу, вздохнула. Пора уже распаковать вещи. И чем скорее она начнет, тем скорее закончит.
Она уже наполовину распаковала сундуки, когда ее мысли и действия были прерваны стуком в дверь.
На пороге стояли миссис Броуди и две девушки.
– Ваша милость, – сказала миссис Броуди, приседая в реверансе, – я привела вам Миллисент и Элспет. Обе они хорошие девушки, славные работницы и имеют желание продвинуться в этом мире. Вы можете выбирать из них.
Прежде чем Вероника успела заговорить, миссис Броуди ввела девушек в комнату.
– Вы можете выбрать себе горничную, леди Фэрфакс.
Горничную миледи. Его милость сказал, что в Лондоне у вас не хватило времени найти кого-нибудь. Я не сомневаюсь, что любая из девушек готова вам служить. Только вы сами должны поговорить с ними. А если ни одна из них вам не угодит, – продолжала она, сурово оглядывая обеих, – то я найду других достойных этого места.
Она вытолкнула вперед Элспет. У девушки были светло-каштановые волосы, ласковые голубые глаза и застенчивая улыбка. Когда миссис Броуди представляла ее, она опустила глаза и смотрела на пол.
– Элспет служит у нас уже год в качестве горничной второго этажа. Я доверяю ей обслуживать лучшую мебель в Донкастер-Холле. К тому же она проявила настоящий талант в удалении пятен и аранжировке цветов.
Миллисент была поразительно хороша собой со своими темными волосами, карими глазами и пухлым ртом, который выглядел бы привлекательнее, если бы она улыбалась. Но в эту минуту линии ее рта напомнили Веронике высокомерную гримасу Аманды. Хотя Миллисент была юной девушкой, над ее переносицей и в уголках рта уже образовались морщинки, придававшие ей вид недовольства всем, что попадалось ей на глаза.
Миллисент, казалось, была недовольна перечислением талантов Элспет и не могла дождаться момента, когда миссис Броуди представит ее.
– Я здесь уже пять лет, леди Фэрфакс. Начинала работать на кухне, потом в прачечной. С год служила горничной на первом этаже до тех пор, пока миссис Броуди не перевела меня наверх. Я убираю комнаты наверху, ваша милость. И умею хорошо укладывать волосы, – сказала она, оглядывая с некоторым презрением прическу Вероники.
Элспет пока не произнесла ни слова. Она сжимала руки перед собой, устремив взгляд на ковер и не решаясь смотреть вперед.
Вероника улыбнулась обеим девушкам.
– Уверена, вы понимаете, насколько трудно мне сделать выбор, – сказала она. – Я не сомневаюсь, что вы обе покажете блестящие способности в качестве горничных. И все же я могу выбрать только одну из двух.
Она посмотрела на Элспет.
– Я воспользуюсь твоей помощью.
Девушка наконец подняла на нее глаза и улыбнулась светлой улыбкой. Миллисент хмуро взирала на Веронику и миссис Броуди, потом повернулась и вышла из комнаты, не сказав больше ни слова.
Миссис Броуди, казалось, испытала облегчение.
– Элспет, – сказала она, обращаясь к молодой девушке, – помоги миледи распаковать ее сундуки. И постарайся хорошо ей служить.
Миссис Броуди закрыла за собой дверь, оставив Веронику и Элспет одних. Прежде чем Вероника успела заговорить, Элспет сделала шаг вперед.
– Миссис Броуди не велела мне упоминать об этом, ваша милость. Но, думаю, что было бы неправильно не сказать, так как это меня ужасно беспокоит.
Элспет поколебалась, ожидая разрешения продолжать.
Вероника кивнула.
– В воскресенье я ухожу на полдня, но хотела бы попросить разрешения перенести мой выходной на среду. Видите ли, это из-за Робби. У него в среду полдня свободных, и если мы сможем провести эти полдня вместе, то сходим домой навестить его семью в Лоллиброх.
Элспет сжала руки.
– Видите ли, мы женаты всего несколько месяцев, а его мать больна.
– Лоллиброх? – переспросила Вероника. – Как его фамилия?
Элспет нахмурилась, но тут же ее лицо просветлело.
– Каделл, – сказала она.
– Он кузнец?
– Его отец был кузнецом, – ответила Элспет и снова помрачнела. – Здесь Робби занимается тем же самым. Работа в Донкастер-Холле не оставляет ему досуга, как в Лоллиброхе. А как вы узнали, леди Фэрфакс?
– Я выросла в Лоллиброхе, – сказала Вероника.
Озабоченность Элспет сменилась удивлением.
– Эта деревня не слишком велика, ваша милость. Робби упомянул бы об этом.