Рэнделл Уоллес - Любовь и честь

— Не следует всегда доверять своим глазам. На Руси способны чувствовать только те, у кого в животах пусто и кто идет хотя бы взглянуть на чужое великолепие и богатство, — она кивнула на сотни крестьян с факелами, шагавших за блестящим кортежем царицы в надежде на милость.

Как странно… Я признался, что никогда не был на балах, и она высказала мне одну из своих тайных мыслей.

— Вижу, вы уже познакомились с моей дочерью, — раздался голос позади меня.

Я повернулся и увидел лорда Шеттфилда.

— А я все думал, как вам удалось так быстро добраться сюда. Маркиз Дюбуа рассказывал невероятные вещи. Он утверждает, будто вы с другом проделали весь путь от Парижа до Петербурга в открытых санях! Надо было сильно спешить, чтобы, не дожидаясь корабля, отважиться на такое.

— У меня морская болезнь, и я предпочел добираться по суше.

— Но это гораздо опаснее.

— Ну что вы! За исключением волков и казаков, нам ничто не угрожало.

Франклин советовал мне говорить громко и держаться самоуверенно до наглости. Оркестранты уже вошли в дом, но на веранде было еще много гостей, беседовавших друг с другом. Все вдруг стихли, едва услышав слово «казаки», хотя я, невзирая на советы Франклина, говорил не так уж и громко.

В наступившей тишине лорд Шеттфилд резко рассмеялся.

— У вас в Виргинии нет казаков, мой юный друг. Вы даже не знаете, как они выглядят.

Все засмеялись, покачивая головами, словно удивляясь моей глупости.

— На них были волчьи накидки, а у вожака был шлем из головы волка, — чуть громче сказал я.

На этот раз молчание было оглушительным.

— Господа! — поспешно вмешался Дюбуа. — А не станцевать ли нам еще один танец?

Он сделал знак оркестру, и гости потянулись в зал, смеясь и оживленно беседуя, словно ничего не случилось.

— Прошу простить меня, джентльмены, но завтра рано вставать, — вслед за этими словами лорд Шеттфилд откланялся и удалился.

Я поискал глазами его дочь, но ее нигде не было. Зато я увидел ухмыляющегося Горлова, который направлялся ко мне.

— Ну, ты и учудил!

— А что, казаки здесь запретная тема?

— Казаки-разбойники не существуют потому, что это ставит императрицу в неловкое положение.

— Что же это за страна, в которой для того чтобы быть хорошим гражданином, надо быть слепым?

— А ты в какой стране живешь?

— Надеюсь, что скоро буду жить в лучшей, чем твоя.

— Баран ты, понял? Я вот сейчас напьюсь и тоже буду таким же бараном, тогда и продолжим нашу беседу, — махнул рукой Горлов и пошел мимо шепчущихся о чем-то Дюбуа, Мицкого и Шеттфилда.

А я снова задумчиво посмотрел на ослепительный кортеж императрицы, окруженный толпой верноподданных крестьян.

Горлова я нашел за одним из банкетных столов, где он вливал в себя добрую порцию спиртного.

— Пойдем отсюда, Сергей. По-моему, я и так наделал достаточно глупостей для первого раза.

— Вздор, — фыркнул он, наливая себе водки. — Пить и дебоширить — один из путей к успеху и признанию. Пока не напьешься, здесь тебя не признают.

— Пойдем, пойдем, — я потянул его к выходу.

Но, когда мы пробирались к саням, нас догнал слуга маркиза.

— Господа! Маркиз Дюбуа хотел бы поговорить с вами.

Нас провели в маленькую деревянную хижину, расположенную неподалеку от дома. Я искоса взглянул на Горлова.

— Нас что, в сарай ведут?

Он мрачно пожал плечами. Трезвый он ничего не боялся, а пьяный вообще на все плевал.

Слуга постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, отворил ее, пропустив нас внутрь. Мы оказались внутри домика садовника, где всюду лежали грабли, мотыги, садовые ножницы и лопаты. При свете единственной свечи нас поджидали маркиз Дюбуа и князь Мицкий, коротавшие время за курением трубок и водкой.

Дюбуа заговорил первым.

— Завтра мы и кое-кто из наших друзей отправляем очень ценный груз в Москву. Нынешняя политика двора такова, что разбойников-казаков не существует, и поэтому мы не можем отправить эскорт для охраны. Но если вы видели Волчью Голову…

— Клод! — нервно одернул его князь, словно само это имя было под запретом.

— Или того, кого вы приняли за Волчью Голову, — не обращая на него внимания, продолжал маркиз, — и казаки рыщут здесь, в окрестностях Санкт-Петербурга, мы вынуждены считаться с этой угрозой.

Горлов навалился мне на плечо и прошептал так, что услышали все:

— Спокойно. Я сам отвечу.

Он подошел и взял у князя бутылку с водкой.

— Вы позволите? — Он отхлебнул и причмокнул. — Крепка русская водка… Так значит, мы вам нужны.

— Именно вы, — быстро добавил Дюбуа. — Вас еще никто здесь не знает, и вам легче будет сойти за путешественников.

— Опасное дело, — задумчиво покачал головой Горлов.

— Вовсе нет. Сани, которые мы посылаем, исключительно быстрые и ускользнут от любой погони.

Горлов снова хлебнул из бутылки, поставил ее обратно на стол и кивнул мне.

— Пойдем отсюда. Пусть найдут себе кого-нибудь другого.

— Но… но нам нужны смельчаки! — воскликнул князь и, прокашлявшись, добавил: — Я бы даже сказал, отчаянные смельчаки.

— Чтобы охранять частный груз от угрозы, которой не существует.

— Да, этот груз очень ценен для нас, — признал Дюбуа.

— А мы, значит, должны рисковать за него жизнью, так? — многозначительно уточнил Горлов.

— Мы заплатим вам тысячу рублей золотом, — объявил Мицкий, и Горлов даже закашлялся от неожиданности, а князь, убежденный, что мы не откажемся от столь щедрого вознаграждения, продолжал:

— На рассвете за вами приедут сани и отвезут к моему дому, откуда вы и повезете груз. Лошади, провиант, рекомендательные письма людям, чьи владения вы будете проезжать, — все будет обеспечено.

Горлов вернулся к столу, снова взял бутылку водки и сделал добрый глоток.

— Что ж, князь, похоже, вы нашли подходящих людей.

— Нет, — покачал я головой. — И плевать мне на деньги.

Горлов перевел дух после водки и просипел мне:

— Тысяча золотом.

Я подошел к князю и Дюбуа.

— На публике вы подняли меня на смех, а теперь просите защитить от угрозы, которую я, как вы говорите, выдумал. И предлагаете за это кругленькую сумму. Мы сохраним ваш бесценный груз, но когда вернемся, вы обеспечите нам возможность служить в имперской кавалерии.

Дюбуа с князем переглянулись, и француз посмотрел на меня почти с восхищением.

— Договорились.

— И заплатите две тысячи. По тысяче каждому.

— Ладно, — кивнул князь.

Я повернулся к Горлову и подмигнул.

…Когда я помогал ему забираться в наши сани, он все еще изумленно бормотал:

— Ну, знаешь… я такого от тебя не ожидал…

Сани лихо рванулись с места, а Горлов, не в силах сдержать радости, заорал так, что, наверное, слышали и в Москве:

— Я вернулся в Россию с гением!

Когда Петр подвез нас к «Белому гусю», Горлов поднялся с пола саней, куда сполз во время поездки, отряхнулся и с достоинством шагнул из саней. К сожалению, он не попал на подножку и растянулся на скользком тротуаре. Петр, никак не отреагировав на это, свистнул и умчался прочь, оставив меня помогать графу подняться на ноги.

Горлов вытер рукавом кровь, текущую из носа, и, увидев гостеприимно освещенные окна таверны «Белый гусь», гаркнул «Ага!» и решительно направился туда. Я не пытался удержать его, по опыту зная бесполезность таких попыток. Кроме того, я и сам был настолько возбужден событиями этой ночи, что лечь спать было просто невозможно.

Едва мы зашли в таверну, как все знакомые при виде наших мундиров разразились приветственно-одобрительными возгласами. Горлов приказал налить всем по чарке водки, и в таверне стало уютно, как бывает уютно в компании друзей.

Но не прошло и получаса, как хозяин гостиницы принес мне письмо. Распечатав конверт, я прочел короткое послание: «Приходите немедленно. Один. Белый дом в конце улицы. Письмо сожгите. Лорд Шеттфилд».