Рэнделл Уоллес - Любовь и честь

— У меня не было спальни. В первую ночь у Бережковых я спал у печи в кухне. А вторую провел у постели Горлова, спасая его от отравления плохим бренди.

— Значит в кухне! Вы затащили ее туда!

И снова я выдержал паузу, прежде чем говорить.

— Лорд Шеттфилд! Либо вы сами не верите в то, что говорите, либо так страшитесь этого, что хотите, чтобы я убедил вас, что это не так. Это оскорбительно, сэр, как для вашей дочери, так и для меня.

— Значит, вы отрицаете, что она приходила к вам в кухню? — не сдавался Шеттфилд, но я видел, что лицо его смягчилось, и это ободрило меня.

— Я ничего не отрицаю. Но никто не может подтвердить ваши обвинения, по той простой причине, что это неправда. И я не верю, что Анна могла сказать вам такое, — наши взгляды встретились, после чего я улыбнулся, а он отвел глаза. — А теперь, князь, поскольку я вижу, что вы расстроены и сбиты с толку, прошу вас пригласить сюда вашу дочь.

Князь позвонил в колокольчик и послал за дочерью. Княжна тут же вошла в зал в сопровождении Беатриче, которая несла за Наташей шлейф.

— Что за срочность, папа? Разве ты не знаешь, что мне нужно успеть перешить кучу платьев. Такое уже не носят, и я не могу…

— Наташа, Наташа, — замахал руками князь. — Подожди с платьями. Мы здесь… в общем, мы хотели узнать… гм… о поездке…

— Что узнать? — слегка удивилась княжна.

— Мы… это… в общем… — Князь беспомощно посмотрел на меня.

— Княжна, — обратился я к Наташе, — вы сделали бы нам большое одолжение, если бы ответили на один простой вопрос.

— С радостью, капитан. Если, конечно, он совсем простой. — Она хихикнула, но тут же зашипела на Беатриче: — Слушай, перестань повсюду таскать за мной шлейф и торчать у меня за спиной!

Затем княжна, снова улыбаясь как ни в чем не бывало, повернулась к нам, а Беатриче уронила шлейф и отступила на несколько шагов, опустив голову.

— Скажите, княжна, с тех пор как вы покинули этот дом и до тех пор как вернулись, кто-нибудь чем-нибудь оскорбил ваше достоинство или, может, покусился на вашу честь и репутацию? Вы слышали хоть одно грубое слово?

— Ну что вы, конечно, нет… Хотя очень жаль, что этого не произошло. Я была разочарована.

— Наташа! — покачал головой князь, но скорее с облегчением, чем с осуждением.

— Конечно, это было не то романтическое путешествие, о котором мечтает девушка, — княжна игриво коснулась веером головы Горлова. — Эти господа справились не со всеми своими обязанностями.

— Наташа! — на этот раз в голосе князя ясно прозвучало осуждение.

Но она только хихикнула в ответ на взгляд, которым одарил ее Горлов.

— Что еще вы хотите узнать?

— Это все, что мы хотели у вас спросить, — поклонился я. — Хотя постойте. Князь, есть еще кое-что, о чем вы с лордом должны знать.

— Что же это?

— Не только мы с Горловым защищали ваших дочерей. Беатриче проявила недюжинную храбрость, спасая жизнь мне и Горлову. Она отвлекла казаков, и это она, сидя верхом на лошади, свалила пленного. Скорее всего, этого не было в письме вашей дочери, князь, поэтому считаю своим долгом сообщить вам об этом.

Князь слушал меня с каменным лицом.

— Зря ты сказал это, Светлячок, — ни на кого не глядя, заметил Горлов. — Ты что, не видишь, что нарушаешь установленный порядок? Нам не заплатят, пока мы не встретимся с императрицей. А храбрость слуг вообще не в счет. Так уж у нас повелось. Пойдем отсюда.

Я поклонился дамам, но тут опять вмешался князь.

— Господа, ну право же, зачем нам ссориться? — он умудрился даже улыбнуться. — Мы ведь можем оставаться друзьями.

— Совершенно верно, — тут же поддержал его Шеттфилд.

— И прошу вас, останьтесь… Я специально послал за портнихой, чтобы она сняла с вас мерки и успела сшить для вас русские мундиры к приему у императрицы.

Мы с Горловым переглянулись.

— Ладно, — кивнул Сергей. — Останемся… Это все-таки портниха, а не гробовщик будет снимать с нас мерку.

Он громко расхохотался своей грубоватой солдатской шутке. Князь вежливо вторил ему, но едва мы повернулись, чтобы выйти из зала, как Шеттфилд окликнул меня:

— Капитан! В день вашего отъезда недалеко от гостиницы «Герцог Гольштейн» было найдено тело мертвого американца. Вы ничего о нем не знаете?

— Американец?

— Он был моряком на «Конквесте».

— Недалеко от «Герцога Гольштейна»? А что, это из ряда вон выходящее происшествие? Или он умер необычной смертью?

— Да в общем-то самой обычной: напился, упал в снег, замерз, и его загрызли волки.

— Весьма печально.

— Весьма, — согласился Шеттфилд.

В коридоре Горлов окликнул меня:

— Ты куда, Светлячок? Наши комнаты в другом крыле.

— Что? Комнаты? Ах, да. — Лицо у меня горело, а руки побелели, и я даже не смотрел, куда иду.

Горлов встал рядом со мной.

— Ты знал этого моряка, — тихо сказал он.

Я не нашелся, что ответить ему. Правду сказать я не мог, а врать не хотелось. Теперь я понял, что обвинения Шеттфилда по поводу Анны были лишь отвлекающим маневром, а главный удар он нанес в тот момент, когда я упивался тем, как легко опроверг нелепые домыслы. Что ж, я был всего-навсего любитель, который сражался с опытным профессионалом.

— Господа, — раздался женский голос, и к нам подошла портниха, ожидавшая нас. — Пройдемте в комнату, я сниму с вас мерки.

— Да подождите вы! — крикнул Горлов. — Князь и лорд не единственные важные персоны в этом доме. Мы тоже кое-что значим, и не надо нас подгонять.

— Очень хорошо. Если хотите попасть во дворец в недошитом мундире, то пожалуйста, мне-то что.

— Мы идем, — поспешно отозвался я. — Уже идем.

Пока нас обмеряли, я слышал недовольный пронзительный голос княжны Натальи и догадывался, на кого она кричит. Я невольно навлек гнев на Беатриче, рассказав о ее храбрости. Как только мерки были сняты, мы с Горловым собрали свои вещи и переехали к себе, в «Белый гусь». Горлов больше не спрашивал о моряке, а всю дорогу мрачно молчал.

Вернувшись в «Белый гусь», мы обнаружили, что отношение к нам изменилось. Больше никто не окликал нас и не провозглашал тосты в нашу честь. Завсегдатаи таверны помалкивали, словно боялись побеспокоить нас.

А предупредительность хозяина не знала границ. Моя комната была свободна, а вот в номере Горлова поселился финский часовщик, который намеревался прожить там две недели и заплатил вперед. Хозяин объяснил ему ситуацию, но тот упрямо настаивал на своем. Тогда хозяин позвал знакомого кузнеца, жившего неподалеку, и они вместе выбросили финна на улицу, вышвырнув следом за ним и его вещи. Мы не знали ничего об этом случае, пока нам не рассказал Тихон, но к этому времени часовщик уже нашел себе другую гостиницу, поэтому мы с Горловым не стали возражать. Возможно, приглашение во дворец к императрице сильно подняло наш статус в глазах этих людей.

Сам Тихон был невероятно рад нашему возвращению, старался предугадать и выполнить любое наше приказание и в то же время очень боялся сделать что-то не так и тем самым вызвать наше неудовольствие.

Горлов был мрачен после своей гневной речи, произнесенной в присутствии князя и Шеттфилда. Он говорил так горячо и искренне, что это заставило меня задуматься о его прошлом, ведь я практически ничего не знал о том, как он жил до нашего знакомства. Но я не стал его ни о чем спрашивать. Он ведь тоже в свою очередь мог задать мне какой-нибудь вопрос, на который я не смог бы ответить.

На другом конце земного шара моя страна собиралась воевать за свою свободу, а здесь была сила, которая могла обречь эту борьбу на поражение. И я уже почти подобрался к этой силе, но все еще не мог помочь своей стране, как и страна не могла помочь мне.

Теперь, вернувшись в свой уютный номер, я мог спокойно, без помех, обдумать все произошедшее за эти дни. Шеттфилд и Монтроз выслеживали американских агентов в России. Марш, погибший моряк, сошел с «Конквеста», и если они следили за ним, то их сомнения на мой счет подтвердились, особенно после сегодняшней ловушки Шеттфилда, когда я на секунду потерял контроль над собой.