Рэнделл Уоллес - Любовь и честь

— Это все, что я хотел знать, — буркнул он и пошел было прочь, но вдруг обернулся. — Помнишь, я тебе говорил, что один могущественный вельможа был любовником моей жены, но в итоге был наказан я?

— Помню.

— Это был Потемкин.

— О Боже! — вырвалось у меня.

— Помни, что здесь Россия. И не забывай, как я выбросил купца на съедение волкам.

Я сидел в комнате на втором этаже дома Горлова и просматривал книги, которые нашлись у него в библиотеке, — тома французских, греческих и древнеримских сочинений об устройстве государства и политике, — когда внизу раздался звонок, и я услышал звонкий голос Шарлотты Дюбуа и тихий говор Маши, впустившей ее в дом. Она сообщила Шарлотте, что Горлова нет, но я наверху, и я несколько секунд раздумывал, сбежать ли мне через окно или укрыться под кроватью. Шарлотта впорхнула в комнату и поцеловала меня в щеку.

— Бонжур, Светлячок, — прощебетала она, называя меня прозвищем, которое дал мне Горлов. — А где Серж?

Я встал, чтобы поздороваться, а потом снова сел на кушетку и сгреб книги в одну кучу. Пока Шарлотта здесь, нечего было и думать о том, чтобы подготовиться к аудиенции у императрицы.

Шарлотта прошлась по комнате, поправив шторы на свой вкус, и почему-то нахмурилась, глядя в потолок.

— А Горлова нет, — сообщил я. — И я не знаю, куда он ушел.

— Может, он придет к обеду? Пора бы уже. Вы уже ели сегодня?

— Я? Что? A-а… нет.

Шарлотта снова сдвинула брови, прекрасно зная, что это хмурое выражение зеленых глаз только подчеркивает ее красоту. Она отошла от пылающего камина и села рядом со мной.

— Знаете, мне кажется, я догадываюсь, где он.

— Да? И где же?

— Думаю, он поехал к жене, чтобы поговорить о разводе.

— К жене? — изумился я.

Шарлотта кивнула с такой уверенностью, словно личная жизнь Горлова давно не секрет для нее и она не имеет никаких сомнений на этот счет.

— Разумеется. Все знают, что его награда подразумевает императорское разрешение на развод.

— Погодите! Что значит «все знают»? Я не слышал ничего подобного.

— Дорогой мой, — улыбнулась Шарлота, коснувшись моей руки. — Вы просто не бываете в светских салонах. Да об этом сейчас весь Санкт-Петербург сплетничает. Когда супруга Горлова добилась всего, чего хотела, над ним смеялись, но теперь, когда он вернулся, овеянный славой, общество на его стороне. Я говорила со многими светскими дамами, и они от него в восторге.

Теперь я понял, что ошибался, полагая, что Шарлотта не заставит меня отвлечься от своих мыслей.

— А вы, Шарлотта? Вы тоже от него в восторге?

— Ну разумеется! Я нахожу Сержа очень привлекательным. Но вы, конечно же, хотели спросить, люблю ли я его? Да, я люблю его как человека, как друга. А как мужчину? О, поверьте, я вижу, что он настоящий мужчина, но люблю его только как друга, — она улыбнулась, очень довольная тем, что так ясно и лаконично объяснила мне свое отношение к Горлову.

— Значит… значит, над ним уже не подсмеиваются?

— Ну что вы! Разумеется, нет. Теперь все знают, что это его жена была во всем виновата. Конечно, когда над ним все потешались, ни одна дама не захотела бы иметь такого любовника, зато теперь все в один голос заверяют, что жалели Горлова, когда его жена так подло с ним поступила. Но я-то знаю, что когда она была в фаворе, они все почитали за честь дружбу с ней. Но теперь… — Шарлотта задумчиво подняла бровь, словно размышляя, говорить ли мне об этом, и, наконец, слегка покраснев, решилась.

— Помните наше путешествие в Москву? Графиню Бельфлер?

Как будто я мог об этом забыть!

— Она… э-э… как вам сказать… Вы знаете, что такое прувер?

— Знаю.

Шарлота многозначительно кивнула.

— То есть вы хотите сказать, — начал я, — что она специально поехала, чтобы выбрать…

— Вас или Горлова? Не совсем так. Это не было… м-м-м… целью поездки. Не думаю. Анна тоже так считала.

— Как? — Я уже совершенно запутался, кто о чем думал.

— Когда графиня Бельфлер в последний момент присоединилась к нам, Анна была уверена, что ее специально подослали проверить вас. И не надо делать вид, что вы изумлены. Что здесь такого? Это же естественно — проверить мужчину, чтобы узнать, какой он любовник.

— Это я понимаю, — кивнул я, стараясь выглядеть невозмутимым. — Так значит, Анна вам сразу сказала об этом. А вы были другого мнения?

— Да мы столько обсуждали эту тему, что решили спросить у самой графини, но она только улыбалась в ответ. Думаю, это не было ее задачей, просто Потемкин не возражает против того, чтобы у императрицы появился новый любовник…

— Погодите, погодите. Так кто же посылает пруверов — Потемкин или императрица?

— Хороший вопрос, хотя ответить на него трудно. Их желания очень часто совпадают.

— Прошу прощения, продолжайте.

— Да в общем и так все ясно. Графиня Бельфлер выбирает любовника для себя, но если ей попадается кто-то исключительный, она может порекомендовать его императрице, и если той он придется по вкусу, то она не поскупится на милости. Графиня была в таком восторге от ночи, проведенной с Горловым, прежде чем Серж заболел, что не собиралась уступать его даже императрице. Она заявила об этом всем нам. Репутация Сержа как мужчины и любовника была спасена, и всем стало ясно, что в супружеской неверности виновна только его жена.

— И графиня обсуждала это с вами в присутствии Беатриче? — спросил я, глядя в пол. Я специально упомянул имя своей возлюбленной, понимая, что, судя по всему, Шарлотта пришла поставить меня на место после моего визита к Беатриче в дом князей Мицких.

— Беатриче всего лишь служанка. И к тому же полька.

Это краткое замечание сразу все объяснило. Для Шарлотты и ее подруг служанка была чем-то вроде собаки, при которой никто не стеснялся говорить и делать, что ему вздумается.

Я, конечно, мог возразить, что Беатриче по отцу шведка. А мать? Что ж, Польшу столько раз завоевывали, что там смешалась практически вся Европа. Но я не сказал этого, потому что Беатриче вряд ли это понравилось бы. А ведь западные поляки могут запросто называть себя немцами, а те, что живут на востоке — русскими. Что же касается поляков, которые пытались искать лучшей жизни в России, то они могут называться кем угодно, и, тем не менее, Беатриче сказала, что она полька. Поэтому слова Шарлотты и тон, которым эти слова были произнесены, сразу вызвали у меня глухое раздражение.

— Послушайте, Шарлотта…

— Светлячок, — перебила она, взяв меня за руки. — Мы все знаем, что вы обратили внимание на Беатриче. Вы восхищались тем, как она ездит верхом, в тот день, когда спасли нас от казаков. Но вы же не можете…

— В тот день, когда я спас вас? Так вы изволили выразиться? — в свою очередь перебил ее я. — А я вам сейчас скажу, Шарлотта, как перед Господом Богом! Никто из нас не сидел бы здесь, если бы не Беатриче. Мы с Горловым были бы мертвы, а вы и остальные благородные дамы… — Я не договорил, но не потому, что не знал, что сделали бы казаки с благородными дамами, а от неожиданной горечи, захлестнувшей грудь.

— Знаю, знаю, — закивала Шарлотта и улыбнулась. — Вы уже говорили об этом. И князю, и Шеттфилду, и, по-моему, всему Санкт-Петербургу. И мы восхищались вами, вашей честностью и прямотой. Дорогой мой Светлячок, я сама обожаю вас за это. Вы поступаете, как истинный джентльмен. Но все же не стоит позволять благородству влиять на наше восприятие, вы понимаете, о чем я?

Не знаю, что ответил бы я на эти слова, но в это время внизу хлопнула дверь и до нашего слуха донесся истерический вопль женщины: «Никогда! Ни за что! Не бывать этому!»

Мы с Шарлоттой, не сговариваясь, вышли из комнаты и осторожно выглянули вниз. Там по холлу, словно тигрица по клетке, расхаживала черноволосая, с тонкой талией и высокой грудью женщина, которую смело можно было назвать красавицей, если бы не раскрасневшееся от гнева лицо. И тут же мы увидели Горлова, который спокойно снимал шубу и шапку, словно не замечая этой женщины. Он небрежно бросил вещи на руки озадаченного слуги и куда-то вышел, но вскоре вернулся с дымящей трубкой и стал задумчиво прохаживаться по комнате, по-прежнему совершенно не обращая внимания на негодующую женщину.