Вычислил меня Каширин быстро. Друзья подсказали, что есть среди них тип, который в училище гонорары лопатой загребал. Шутили, конечно. Военные печатные издания всегда сидели на дотации, и вознаграждения от них были более чем скромные.
Стройный, среднего роста, в серо – коричневой шинели и фуражке с «крабом», он тихо появился во время перерыва в классе предварительной подготовки к полётам и с лёгкой ироничной улыбкой, как мне показалось, представился.
– Не будете очень возражать, если побеседуем? – попросил он мягким голосом, усаживаясь рядом и расстёгивая шинель.
– Нет проблем, – ответил я и тоже улыбнулся.
– Насколько мне известно, вы были военкором. Знаю и о том, что писать сейчас недосуг, но не поверю, чтобы вы забросили это дело раз – и навсегда. Я прав?
Я неуверенно пожал плечами и неопределённо произнёс:
– Время покажет, всё может быть.
Музыкальная речь журналиста мне понравилась. Кроме того, обратил я внимание, на правой стороне груди корреспондента золотился авиационный знак с цифрой «2» по центру. Он перехватил мой взгляд и немедленно отреагировал:
– Военный штурман второго класса. К сожалению, бывший в употреблении. Списан на землю по состоянию здоровья.
Обличьем мой собеседник очень напоминал Сергея Есенина. Круглолицый, голубоглазый, привлекательный блондин. Разве что причёска была не на пробор. Зато взгляд с поволокой.
По моей просьбе он коротко рассказал о сотрудниках редакции. О редакторе подполковнике Ялыгине, человеке воспитательного толка, об Анатолии Хоробрых, международном мастере спорта по прыжкам с парашютом, о литературном сотруднике с редкой фамилией Красный, – обо всех понемногу. Естественно, об интригах, которые, безусловно, были, поскольку без них здорового коллектива не бывает, он умолчал: сор из избы не выносят.
К концу беседы мы перешли на «ты», и Сергей Иванович взял с меня слово активно сотрудничать с редакцией. Я получил список тем, над которыми работает газета.
– Пиши на моё имя, – сказал он на прощанье. – И не возмущайся, если вдруг увидишь свой текст с редакционными правками. Без них не бывает. Договорились, и ладненько. И для начала неплохо было бы увезти от тебя какой – либо материал, старик. Ну, например, о становлении молодёжи. Пару дней тебе хватит?
Постоянно публиковаться в армейской газете считается неприличным. Не классик же, в конце концов. Об этом я знал ещё с училища. Поэтому отправлял свои опусы не чаще, чем два – три раза в месяц. Писал не только о лётчиках и техниках, но и тыловиках, связистах и солдатах, обо всём, что, на мой взгляд, могло заинтересовать читателя.
Иногда Каширин присылал конкретное задание, тянувшее по значимости на корреспонденцию или зарисовку. Оно требовало подбора и анализа фактуры, глубокой логической осмысленности. Для этого нужно время, а его не хватало даже на любовь.
Наши отношения с Леночкой с каждой встречей становились всё более опасными. Светлану я не забывал, мы переписывались, и в июне месяце ей предстояла защита диплома. Но она была далеко, а рядом крутилось милое создание, проявляющее явный интерес к моей особе. Её непосредственность, серебристый смех и томные взгляды сводили меня с ума, и, обнимая девушку, я чувствовал, как во мне разгорается страсть и непреодолимое желание обладать ею.
А что – Светлана? Не трудно догадаться, что работа зоотехника связана с сельской местностью. Двухгодичная отработка после окончания института в те времена являлась обязаловкой, открутиться от которой практически было невозможно. Впрочем, свободный диплом выдавался в случае бракосочетания, и я, откровенно говоря, надеялся, что если у Светки нет возлюбленного, то у меня есть какие – то шансы стать её мужем.
Господи, какие дураки – однолюбы! Ну, зачем, скажите на милость, мне женщина, готовая выскочить замуж по расчёту? Жена – это же не пальто на какой – то сезон. Это насовсем, на всю жизнь, навечно. И здесь без взаимной любви никак не обойтись. Хотя бы на время, пока молоды, потому что любовь до гроба бывает только в сказках. Привязанность, уважение – да, любовь – нет…
Этот день своего рожденья я запомнил не только потому, что встречал его в офицерском звании, но и тем, что Леночка отдалась мне тихо и безропотно.
С самого утра мы нагрянули непрошенными гостями к моему двоюродному брату с бутылочкой сухого вина и роскошным тортом. Встретили нас радушно, по – ленинградски. Мы много болтали, шутили и фотографировались на память. У Вани имелся замечательный трофейный аппарат «Лейка», которым он явно гордился. Я был уже знаком с фотографией, потому что в четырнадцать лет вздыхатель моей замужней сестры подарил мне, желая понравиться ей, широкоформатную камеру «Смена». Снимки получались любительскими, но и они приводили меня в восторг, когда я наблюдал, как в кювете с проявителем на совершенно белой бумаге, словно по волшебству, появлялись знакомые лица родных и друзей.
Вечером мы были уже дома. В отдельной комнатке Леночки, небольшой, но уютной, обставленной по– девичьи скромно и со вкусом. Из – за тонкой перегородки доносился оживлённый разговор хозяйки с неизвестным мужчиной. Но нам до них не было никакого дела.
Сидя на постели, мы взасос целовались. Я жадно и с наслаждением ласкал небольшие груди девушки, согревал их горячим дыханием, лизал её лебединую шею и прикусывал мочки ушей. Руки, как у пианиста по клавишам, скользили по её телу, и она, не выдержав атаки, сдалась на милость победителя, опрокинулась на подушки и потянула меня за собой.
В ярчайшем возбуждении мой готовый на подвиги хозяин рвался из брюк, свинцово тяжёлый и натянутый до предела. Руки непроизвольно скользнули вниз и поползли под платье.
– Не надо, – шепнула чуть слышно Леночка, почувствовав, как оттянулась резинка на её трусиках. – Я сама.
Легко и просто, словно ящерица, сбрасывающая хвост, она выскользнула из одежды, обняла и поцеловала.
Совершенно обезумевший от желания, я только и сумел судорожно приспустить брюки и, не целясь, вогнал свой пестик в тычинку и чуть не заорал от восторга. Тело Леночки передёрнулось, ноги взвились вверх и обмякли. Плотно сжатые губы, закрытые глаза и пальцы, собранные в кулаки, говорили о том, что девушка переживает огромное напряжение. Через пару минут я почувствовал начало оргазма и невольно замычал, подавляя готовый вырваться на свободу победный крик. Леночка молча прижала к моим губам ладонь, будто подсказывая, что за стеной нашу любовь могут подслушать.
Скопившаяся за многие месяцы мужская сила, словно из пожарного брандспойта, рванулась наружу, щедро орошая цветок желания. Оглушённый непередаваемым наслаждением, я затих и почувствовал, как смягчается тело хозяина. И только сердце колотилось, как заячий хвост.
Одевались мы молча, пряча глаза, как будто совершили что – то постыдное, непотребное. Я озадаченно думал о том, что это, невинное на первый взгляд, дитя оказалось не совсем невинным. Девушкой Лена не была. В этом я уже разбирался.
Она, видимо, догадывалась, какие мысли меня занимают, робко обняла и ещё раз поцеловала в шею.
– Тебе было приятно? – шёпотом спросила она, и в её тёмных глазах застыл тревожный огонёк ожидания.
Я не сумел произнести ни слова. Деликатные вопросы нельзя решать сгоряча, находясь в мире эмоций, потому что чувства – плохой советчик для принятия правильного решения. В этом – то я был твёрдо убеждён, начитавшись речей знаменитых адвокатов, кумиром из которых был для меня Плевако – образец логики, мудрости и парадоксов.
И всё же меня, с ещё не вытравленным жизнью максимализмом, так и подмывала вспыхнувшая ревность спросить девочку о первой любовной связи. Однако вкравшееся сомнение на этот счёт останавливали от опрометчивого шага. Краем глаза я заметил на покрывале красные пятна – первый признак невинности, и смешался.
Девочки не всегда теряют девственность от мужчины. Любопытства ради, они порой лазают в свой «кошелёк», проверяя наличие пломбы, и некоторым это настолько нравится, что, в конечном счёте, приучает к мастурбации. Тяга к ней с возрастом увеличивается, особенно у тех, кто по характеру замкнут и скрытен. Однако редкая девушка признается в своём пристрастии к сладостному занятию, и на свет рождаются тысячи легенд о потере девственности, одна неожиданней другой.
Отношения к этому щепетильному делу у каждого народа разные. У немцев, например, невинную девушку и замуж не возьмут: кому она нужна, если до свадьбы её персоной никто не интересовался? На Ближнем Востоке такая недотрога ценилась бы на вес золота.