– Почему бы и нет, – согласилась захмелевшая Светка. – Завтра утром и поедем. Ведь поедем, лейтенант?
– Да чего тут думать, – решила за меня Светкина мать, – грешно жить у реки и не напиться.
С полчаса мы ещё поговорили за чаем, обсуждая, куда лучше поехать, потом я поднялся, поблагодарил за угощение и вышел в прихожую.
– Значит, до завтра?
– Приходи к пяти утра, до грибов не близко, – предупредила Света, помахала рукой и закрыла за собой дверь.
Мысли, одна слаже другой, не давали мне заснуть и будоражили до рассвета. Перебирая в памяти подробности встречи, смакуя каждый жест и каждое слово любимой, я купался в роскоши розовых наслаждений, боясь признаться себе, как близко подошёл к заветному желанию. Не было никаких сомнений, что Светлана повернулась, наконец, ко мне лицом.
Оглушённый неожиданной удачей, я не хотел и не желал понимать причины её рождения. В извечной борьбе между чувствами и разумом победу одержала слепая любовь.
Я чётко понимал, что с её стороны никакой взаимности не исходит, но твёрдо верил, что сумею создать для неё такие условия совместной жизни, не полюбить за которые невозможно. «Стерпится – слюбится», – словно заноза засела в мозгу расхожая душеспасительная поговорка, я был в этом твёрдо убеждён, потому что считал свою любовь самой сильной на свете. Впоследствии за свою слепую самоуверенность я был жестоко наказан. Но это случилось потом, а сейчас, в стремлении схватить жар – птицу за хвост, я испытывал такой кайф, который не снился никакому закоренелому наркоману.
За пять минут до условленного времени, одетый по походному, я уже робко стучался в квартиру Светланы. Дверь тотчас же распахнулась, и она, в ситцевом платьице и сером трико, с ещё заспанными глазами встретила меня коротким кивком.
– Время терять не будем, пойдём через Порт, – накинула она косынку, и мы направились по маршруту, по которому я когда – то провожал Дашу. Интересно, как бы она прореагировала на нашу пару? Не думаю, чтобы осталась равнодушной. Девушки, как к никому, ревнивы к соперницам.
Через полчаса мы уже мирно тряслись в жёстком вагоне пригородного поезда среди десятка людей с корзинами и вёдрами, – явных грибников и дачников.
Разговор крутился вокруг друзей и подруг. Вспоминали голодное и беззаботное детство, делились планами на будущее. Я с вдохновением расписывал прелести офицерской жизни, рассказывал о своих связях с прессой и о несравненном городе Ленинграде.
Наивно было бы думать, что я хоть как – то обмолвился о своих любовных похождениях. Однако, опираясь на свой опыт, я ревниво подозревал, что и она, учась в институте на очном факультете, не сидела без дела. «Расскажи, со сколькими ласкалась? Сколько знала рук и сколько губ?», совершенно не к месту припомнилась песня Есенина.
Минут через сорок мы уже бодро шагали за грибниками – попутчиками, всё более углубляясь в смешанный лес. И хотя в руках у нас были корзинки, я не думал о грибной охоте. Уик-энд предназначался для приватного разговора, не больше.
От проводников мы незаметно отстали, я старался держаться поблизости от Светы, не забывая вести детальную ориентировку: лес был чужой, и заблудиться в нём ничего не стоило. Изредка мы хвастались хорошей добычей, сходясь и расходясь в разные стороны. К полудню, наконец, устроили привал в кругу берёзового хороводья и, оживлённо подводя итоги розыскной работы, принялись за еду. Грибов у меня оказалось больше, и я остался доволен: мужчина, как – никак, по природе своей – добытчик.
Мы сидели в тени среди духмяного разнотравья, где – то в кронах деревьев щебетали птицы, и казалось, что на сто вёрст вокруг не было ни одной человеческой души.
Светка, поджав колени к подбородку, задумчиво покусывала стебелёк мать – мачехи и выглядела, как никогда, озабоченной.
– Больше года прошло после нашей встречи, а ты почти не изменился, – начала она. – Не забыл свой визит в Лозовеньки?
Я мгновенно напрягся, сообразив, что вопрос был задан не зря:
– Как можно? Даже имена твоих подруг помню.
– И о том, что сказал на прощанье?
– Очень хорошо. Сама знаешь, в любви признаются только один раз.
Девушка сделала длинную, показалось, бесконечную паузу, повернулась ко мне лицом, и взгляды наши встретились:
– Так вот, я долго размышляла и решила стать твоей женой.
Я не поверил своим ушам. Измаил, этот неприступный орешек, сдался, наконец, на милость победителя! Бурные волны восторга, необыкновенная радость, подобная той, которая возникает у человека, пережившего смертельную опасность, обуяли моё тело, Я вскочил на ноги, легко, словно это была пушинка, поднял Свету и осыпал поцелуями её руки.
– Ты не пожалеешь о своём выборе, – от всего сердца сказал я, заглядывая в её лучистые глаза. – Я действительно тебя люблю и постараюсь сделать счастливой Жизнь готов за тебя отдать!
– А вот этого делать не надо, – довольная, рассмеялась Света.– Мне муж больше здоровым нравится.
Я притянул к себе любимую и, замирая от счастья, впервые поцеловал в губы. Они были бесстрастны и холодны, как неживые. Зато я изрыгал огонь и пламень, всё крепче прижимая её талию. Мощная волна желания накатила на меня, как девятый вал, колени подломились, и она, не выдержав моей тяжести, упала на приготовленное природой ложе.
– Только не сейчас, – не в силах говорить, прошептала Светка. – Давай, как у людей, после свадьбы.
Это было не предложение, это прозвучала волшебная, космическая, никогда не слышанная музыка, необыкновенно сладкая и чарующая. Господи, да я пятнадцать лет ждал этого предложения, неужели не потерплю ещё несколько дней?!
Ошалевший от счастья, не зная, как выразить свою благодарность любимой, я совсем потерял голову, мощным рывком усадил девушку на шею и как застоявшийся жеребец, помчался галопом по присмиревшему лесу, дико вопя от восторга:
– Она согла – а – сс – на – а!!!
Светка от души хохотала, крепко держась за мою голову, и умоляла опустить её на землю.
О своём решении пожениться мы объявили сразу. Реакция родителей была неоднозначной. Егор Петрович, не скрывая радости, обнял и поощрительно похлопал меня по спине, а Фаина известие восприняла спокойно. И я понял, что этот вопрос между женщинами был решён накануне. И несмотря на интуитивную ненависть к будущей тёще, в этот момент я был ей безмерно благодарен.
Мать по привычке всплакнула. Сентиментальная по натуре, она никогда не проливала слёз в непогожие для семьи дни, была жёсткой, властолюбивой женщиной. А вот сейчас, вытирая рушником отсыревшие глаза, грустно сказала:
– Ты, оказывается, стал взрослым, сынок, и время для моих советов миновало. Но чует моё сердце – не будет проку от вашего брака, ты уж прости меня, старую, за откровенность.
На следующий день мы со Светкой написали заявление о желании вступить в брак и отнесли его в отдел записи актов гражданского состояния. Миловидная стерва, принявшая его, своим ответом чуть меня не убила. Оказывается, по инструкции ритуал обручения мог состояться только через месяц. Время даётся для того, терпеливо разъясняла она, выслушав мои бурные протесты, чтобы брачующиеся глубже осознали важность предстоящего события и ещё раз проверили свои чувства друг к другу.
Аргументы о моей принадлежности к ВВС, о коротком отпуске и многолетней дружбе с невестой её не убедили.
Зато заведующий Загсом оказался мужиком покладистым и, в виде исключения, назначил регистрацию через три дня.
От хлопот и забот в домах дым стоял коромыслом. На объединённом семейном совете все пришли к выводу, что свадьба должна быть скромной, а деньги, собранные по такому случаю, пригодятся на обустройство молодой четы.
В понедельник ровно в полдень в сопровождении свидетелей со стороны жениха и невесты мы перешагнули порог Загса, и та же строгая миловидная женщина, поправив очки, громко поздравила нас с законным браком.
Участники церемонии скрепили наш союз звоном бокалов с шампанским, и все покинули помещение. Светка сияла, прижимая к груди свадебный букет, я чувствовал себя на седьмом небе, и только теперь сообразил, что ЗАГС находился под квартирой старой моей подружки Нинель. Я поднял глаза вверх, и мне показалось, что за приоткрытой занавеской промелькнуло её осуждающее лицо.
Вдосталь ели и пили, пели и плясали дорогие гости. Свадебные столы установили в двух наших комнатушках. Всё лишнее, мешающее простору, было вынесено. Даже от стульев отказались, резонно решив, что скамья и вместительней, и сближает людей, объединённых единым событием. Несмотря на распахнутые настежь окна, духота стояла тропическая.