Часа через два тёща ушла по делам, я обнял Светку и внимательно заглянул в её серо– голубые глаза. Потом короткими поцелуями стал покрывать её лицо, шею и грудь. На всех моих прежних возлюбленных этот приём действовал безотказно. Женщины млели от удовольствия, теряли над собой контроль, уступая желанию и страсти. Светка от них ничем не отличалась, и её ответные робкие, вежливые поцелую участились. Я чувствовал, как её маняще пахнущее тело всё плотнее прижималось ко мне, и решил, что наступил, наконец, момент нашего сближения. Подхватив её на руки, я закружился по комнате и уложил на застеленную кровать.

– Не сейчас, – сказала вдруг Светка с придыханием. – Мама вернётся, – объяснила она. – Пожалуйста, не сейчас.

Я сделал глубочайший вздох, полный разочарования. Если бы не её «пожалуйста», я бы не остановился.

– Сегодня ты будешь ночевать здесь, – пообещала жена, заметив мои надутые от обиды губы. И ласково провела по щеке мягкой ладонью.

Жить мне оставалось несколько часов…

Прелюдию сближения с женщиной мужчины стремятся сократить на возможно короткий срок. Конечно, есть и самоистязатели, для которых процесс ухаживания важнее и слаще, чем его результат. Это извращение – ставить предвкушение любви выше наслаждения любовью. Настоящим мужчинам подавай всё и сразу. Деловые, вечно занятые добытчики, они интуитивно понимают, что секс – это допинг для жизни, и потому сквозь пальцы смотрят на скоропалительную любовь, поскольку процесс ухаживания требует времени, а время – это деньги, с которыми они расстаются с неохотой, как выразился один из президентов Америки.

Но и в предвкушении секса есть своя изюминка. С того момента, как Светлана согласилась лечь со мной в постель, я ни о чём не мог думать, кроме прелестей, меня ожидающих. Сладкие фантазии настолько заполонили мою голову, что с окружающими говорил я по инерции, отвечал невпопад, оставаясь глухим к некоторым вопросам. Мысли витали в поднебесье, глаза сияли нетерпением, и глупая улыбка не сходила с лица.

Светка тоже пребывала в возбуждении, бросая на меня взгляды, полные любопытства и затаённой тревоги. Они ничуть не отличались от тех, которыми меня одаривали малознакомые случайные девушки. Формально женатые, мы оставались чужими, и ночь, которую я ждал, как манну небесную, обещала разрушить полосу отчуждения.

Чтобы скоротать время, мы заглянули к бессменной Светкиной подружке Лильке, худой и длинной, как колодезный журавль, косоглазой девице. Вполне самостоятельная женщина, деловая и своенравная, она и говорила по– мужски властно, и судила о вещах однозначно, коротко и метко. Лилька на редкость была умницей, и это как бы являлось компенсацией природы за недостатки её внешности.

За чашкой чая, мы сообща настрочили заявление в паспортный стол с просьбой выписать мою жену из занимаемой площади по случаю переезда к месту службы мужа. Втроём мы отнесли свою петицию в местное отделение милиции и по такому случаю заглянули в единственный на всю округу ресторан. За бутылкой десертного вина и умными разговорами время побежало быстрее. Подвыпившую Лильку интересовал контингент сиверских холостяков, и она без обиняков заявила, что готова познакомиться с одним из них. Про себя я усмехнулся: при Лилькиной внешности шансов выйти замуж за военного было маловато.

К вечеру мы вернулись домой. Егор Петрович, как всегда, сидя за столом, мусолил газету «Челябинский рабочий». При нашем появлении он встал, снял очки, сердечно со мной поздоровался. Фаина молча накрывала на стол.

– Да сыты мы, мама, – запротестовала Светка. – Только что из гостей.

– А ничего, – примирительно произнёс отец, – лакомый кусочек найдёт закуточек. К тому же я и премию получил, – хитро подмигнул он мне, извлекая из – под дивана бутылку белоголовки.

– С каких это пор премировать водкой стали, – осуждающе поджала губы тёща.

– Здрасте вам, – развёл руками Егор Петрович. – Ты что, газет не читаешь? По этому случаю Указ был. Не веришь, у соседки спроси.

– Хватит чепуху – то молоть, – засомневалась Фаина. – Премию – и водкой?

– Обязательно! А женщин, говорят, премируют духами. Тебе, случаем, не выдали? Ну, значит, жди. Скоро получишь.

Все рассмеялись, а Егор Петрович, подняв рюмку, коротко сказал:

– Ну, чтобы дома не журились!

Вот и наступил долгожданный момент, о котором я мечтал всю свою сознательную жизнь. Родители исчезли на кухне, плотно притворив за собой двери, и мы остались наедине. Охваченный возбуждением, я совершенно забыл об обидах, ещё утром терзавших моё сердце. Светка стояла лицом к трюмо и делала вид, что поправляет причёску. Я шагнул вперёд, обнял её за покатые плечи и потёрся щекой о её ухо. Сквозь полузакрытые веки она наблюдала меня в зеркальном отражении и тихо улыбалась, но во взгляде улавливался полуиспуг и настороженность. Руки мои соскользнули с её плеч, нащупали девичью грудь и осторожно, боясь не помять, обжали её трепетными пальцами. Она повернулась ко мне лицом, и я медленно, сгорая от нетерпения, стал освобождать её от одежды.

– Выключи свет, – прошептала Светка, и пока я выполнял команду, она проворно сбросила платье и юркнула под одеяло. Роняя на ходу мужскую экипировку, я безошибочно нашёл путь к брачному ложу и пристроился с краю, надёжно перекрыв пути отступления моей Дульцинеи. Телом я почувствовал тонкую ночнушку, прижался к Светке и медленно стал поглаживать её эрогенные зоны.

Она лежала, не шевелясь, с вытянутыми вдоль бёдер руками, но когда я стал ласково поглаживать бёдра, чуть раздвинула ноги. Боясь, что сокровище исчезнет, я ускорил события.

– Тише, – одними губами прошептала Светка, – родители услышат. «Какая теперь разница, – раздвигая колени любимой, подумал я. – Даю голову на отсечение, что они навострили уши».


Ладонью я нащупал нежный холмик Светкиных волос, подчиняясь инстинкту, раздвинул коленом податливые ноги супруги, и мой головастый разведчик резко нырнул в эпицентр событий. Светка охнула, и её неожиданный крик взорвал тишину, подтверждая, что я попал в «яблочко». Не давая ей из – под себя выскользнуть, я всё глубже и неистовей вгонял свою плоть в частицу её плоти и, упиваясь райским блаженством, вознёсся к облакам. Длинные толчки мужской силы привели в такой восторг, которого я не испытывал никогда в жизни, и чтобы не закричать, я зажал зубами край подушки и мычал что – то нечленораздельное.

«Вот и всё!» – с сожалением подумал я, когда мой хозяин, успокаиваясь, стал выпускать дух и сокращаться в размерах.

С благодарностью я начал осыпать мою любимую поцелуями и почувствовал солоноватый привкус на губах: Светка плакала. Может быть, от боли, которую испытывают перезревшие девы, расставаясь с невинностью? Но я не ощутил никаких преград на своём пути. Ну, и что? Девушке было почти двадцать три года – возраст, до которого невинность доживает в редких исключениях. Я не в претензии. И был доволен тем, что цели, которые я ставил перед собой, пока сбывались. Я стал лётчиком – истребителем, я завоевал сердце любимой женщины, я доволен своей работой и жизнью.

Я осыпал свою жену поцелуями и осторожно слизывал остатки её слёз с невидимого лица. Она отвернулась к стене, я придвинулся плотнее и ощутил её голую попку. Нашарил под ночнушкой её пупочек и замер в блаженстве. «Нехорошо, конечно, что не довёл её до оргазма, – осуждал я себя мысленно. – Но, с другой стороны, в первую брачную ночь это происходит далеко не всегда». Ничего, успокаивал я себя, теперь она моя жена и, дай Бог, чтобы стала моей любовницей и другом.

Постепенно погружаясь в сон, мне чудились какие – то кролики, образы людей, горные вершины и пропасти, в одну из которых, бесконечно глубокую, я и сорвался…

Утро встретило всех ярким солнышком, щебетаньем птиц за распахнутым окном и мирным побрякиванием посудной утвари на кухне. Тёща, похоже, на работу сегодня не собиралась.

Светлана лежала на спине, закинув руку за голову, и делала вид, что спит. Но по дрожащим векам угадывалось, что она давно бодрствует и ждёт моего пробуждения.

Я молча рассматривал её лицо, детально изучая каждую чёрточку, лицо, которое буду видеть теперь каждый день и всю жизнь. В отдельности фрагменты выглядели заурядно. Нос короткий, тонкий, слегка приплюснутый, брови удлинены, губы могли бы быть и попухлее. Скулы, скошенные к подбородку, придавали портрету элипсовидную форму. Но в целом лицо, обрамлённое кудряшками волос, выглядело миловидно и по – своему красиво.