В тесно заставленной комнатушке места для кроватки моему братцу не нашлось, и отец смастерил зыбку – небольшое корытце, подвешенное на крюк под потолком. По моей просьбе имя ему дали Юрий.

За летние месяцы я крепко сдружился с братьями Григоровыми – Вадимом, Федей и Толиком. Был у них ещё и старший брат – Виктор, но тот парень крутой, с нами не якшался и занимался чем – то таинственным и, как казалось, запретным. Все его уважали, но побаивались. Была и сестра Зинка, наша ровесница, на плечах которой лежало всё ведение домашнего хозяйства.

У Витьки имелась прекрасная голубятня на крыше сарая, и целая стая великолепных турманов, настолько неотразимых, что к ней всегда прибивались чужаки. Я с восхищением наблюдал, как Витька, заметив в небе чужую пару, немедленно поднимал на перехват свою сплочённую голубиную эскадрилью и заманивал её на свою территорию. Утром хозяева пленённых голубей отыскивали похитителя и на договорных условиях выплачивали ему выкуп. Это приносило ощутимый доход, а Витькины проданные голуби, как правило, возвращались домой.

Всё лето с Григоровской ватагой я бегал на озеро Смолино, настолько широкое, что напоминало море, и противоположный берег его просматривался только в ясную погоду. Кстати, и вода в озере, в точности похожая на морскую, была солёной. По этой причине, к всеобщему огорчению, рыбы в озере не водилось, и только спустя много лет здесь развели зеркального карпа. Расположенное на краю города, чистое, как родниковая вода, оно было излюбленным местом отдыха для всех горожан. Захватив по куску чёрного хлеба и пучку зелёного лука с солью, мы выдвигались на его окраины и бросали якорь в небольшом заливчике, с правой стороны, поросшей камышом. Вода здесь неглубокая, прогревается быстро, а дно песчаное и покатое. Конечно, лучше было бы пойти на водную станцию. Там и бассейн с разделёнными поплавками дорожками, и вышка для прыжков с трамплинов, и лодочная станция и даже буфет с газировкой. Единственное, что нас не устраивало, так это то, что за всё надо было платить.

Весь берег озера – это длиннющий пляж с жёлтеньким песочком. Дно, как в Анапе, пологое. Сотню метров пройдёшь, пока до глубины доберёшься. Вода, как парное молоко..

Но купались до посинения, до перестука зубов.

Потом возвращались к повседневным делам. Играли в «чику», в «пристенок», очко и «шестьдесят шесть» на чердаке, а вечерами обязательно участвовали в русском лото. В те времена в лото увлекались все поголовно. Собирались после ужина на полянке между бараками. Хозяину лото разрешали играть на одной карте бесплатно. Так сказать, в качестве компенсации за износ. Цену на остальные карты устанавливал референдум потенциальных участников игры. Как правило, она не превышала десяти копеек.

Всякая игра, какой бы честной ни казалась, содержит элементы обмана. В том числе и в лото. Здесь мы тоже мухлевали. Когда очередь доходила вытаскивать и кричать цифры кому-нибудь из наших, он, складывая в мешок бочонки, мгновенно подбирал номера на «квартиру» подельнику и зажимал их в ладони. Чтобы притупить бдительность играющих, выкрикивал их через раз, через три. Вследствие такой безобидной махинации вероятность выигрыша заметно возрастала.

Должен сказать, что большинство из нас игровые номера на картах знали наизусть. Прошло уже полвека, а я до сих пор помню, что нижняя строчка на «арапке» состояла из цифр 7,19,20,36,47. «Арапкой» называли карту под номером тринадцать.

С документом о получении начального образования я поступил в школу – семилетку. Стояла она на самом краю КБСа – района, застроенного сталинскими пятиэтажками. Добротные кирпичные дома с отдельными квартирами и всеми удобствами – предмет лютой зависти всех жителей бараков и их недоброжелательства к счастливчикам. Что означала аббревиатура «КБС», никто толком не знал, но барачники расшифровывали её как « Колония Бешеных Собак», выражая, таким образом, своё презрение к заводскому начальству, выбравшим местом своего обитания именно этот район. Кроме того, с кэбээсовцами мы враждовали и если попадали в зону их влияния, то подвергались нещадному избиению. Ну и мы, конечно, в долгу не оставались.

Старая школа не выдерживала никакого сравнения с новой. Выкрашенная в канареечный цвет, она, как пасхальное яичко, утопала в обрамлении сосен, берёз и, подстриженных «под бокс», кудрявых кустарников. На задах школы располагался настоящий спортивный городок. С перекладинами и брусьями, с ямами, оборудованными для прыжков в длину и высоту, с кольцами и беговыми дорожками. В светлых, просторных классах стены украшали портреты выдающихся людей, а рядом с учительским столом (ботаники постарались) красовался уголок живой природы.

Преподавательский состав тоже блистал. Ещё не старые и опрятно одетые, учителя заметно отличались от нашего Колобка и вели себя достойно и сдержанно. Не изгладится из памяти Людмила Михайловна Ноткина, поразительный знаток истории государства Российского, Юлия Фёдоровна Листьева, географичка, с её феноменальной зрительной памятью. Не глядя на карту, она с удивительной лёгкостью прибывала в нашу школу из любой части света. А Константин Михайлович Байдолин, обучающий нас азам изящной словесности? Поговаривали, что сидел он в местах не столь отдалённых. За инакомыслие. Да нам – то какое дело, перед кем он преклонялся, будь тот хоть самим Мандельштамом?

Увы, время никого не щадит, пусть пухом им будет земля…

Никогда, к сожалению, не забуду и Нину Яковлевну Шапкину, математичку – фанатку. Злобная и истеричная женщина, обойдённая вниманием мужеского населения, она искренне не понимала, как отдельные ученики вроде меня не могут понять, почему А квадрат плюс Б квадрат равняются С в квадрате. И где на практике можно применить котангенс? Извини, читатель, если ты заметил ошибку в приведённом уравнении. Видит Бог, я в этом не виноват.

Подводя черту к выше сказанному, я прихожу к выводу, что талант в Империи Зла занимает не последнее место.

Свою первую любовь я увидел дней через десять после переезда. Собственно, в тот момент я и не подозревал, что она станет причиной душевных переживаний и нравственных потрясений. Просто шла по своим делам симпатичная девочка небольшого росточка, одетая в ситцевое платьице, а я стоял на высоком крыльце нашего барака и обозревал местность. И внимание к ней привлекла не стройненькая фигурка, не гордо вздёрнутый курносый носик, а расписная тюбетейка, из– под которой в разные стороны торчали светлые косички. Через минуту девочка исчезла за углом, но в памяти что– то осталось. Вполне возможно, что во мне проснулся дремлющий инстинкт охотника – мужчины.

С некоторых пор интерес к противоположному полу у меня появился. Во всяком случае, я не без удовольствия принял участие в игре, придуманной Валькой Нестеровой – разбитной девчонки из девятнадцатой комнаты.

Как-то в отсутствие родителей она собрала всю шантрапу в нашей халупе и предложила поиграть в больницу. По её мнению, именно там мальчики и девочки должны снимать с себя штанишки, ложиться друг на друга и совершать несложные телодвижения. Не помню, кто подо мной оказался, только мой, с мизинец длиной, членик вдруг пришёл в движение и восстал. Валька, наблюдавшая эту картину, засунула левую руку себе под трусы, правой ухватилась за мой пенис, направила его в промежность девочки изаволновалась. Моя партнёрша по больничной кровати неожиданно пискнула, заплакала, все пришли в замешательство, и на этом игра прекратилась.

А на следующий день произошёл скандал. Девочкины родители, потрясая справкой перед моей матерью, во всё горло орали, что их дочь опозорили «на пятьдесят процентов» и что в этом виноват я. Меня допрашивали под пыткой, но ничего членораздельного и вразумительного не добились. Да и что от меня хотели, я так и не понял.

– Что ж, – сказала мать с сарказмом, – давайте их поженим…

Предложение было настолько неожиданно и комично, что все онемели, а потом заулыбались. Наконец, применив метод перекрёстного допроса всех собранных в кучу участников вчерашней игры, взрослые вынесли вердикт, что злоумышленницей содеянного является Валька. Какое она понесла наказание, осталось тайной. А потерпевшую девочку после этого так и прозвали «Пятидесятипроцентной», и носила она эту кличку до тех пор, пока не уехала.

Подробности о моей тайной симпатии я постепенно узнавал во время совместных развлечений. Играли в лапту, в телефон, в « третий – лишний» и другие забавы. Она, оказывается, тоже была из числа эвакуированных с Украины, что живёт практически рядом и что учится в третьем классе. Мои робкие попытки познакомиться поближе встретили непонимание, если не сказать большего. Гордая и самовлюблённая недотрога, она знала себе цену и отвергала любые знаки внимания. И её равнодушие к моей особе я расценил, как сокрушительное поражение. Впрочем, так оно и должно было быть. Длинный, как карандаш, и худой, как щепка, выглядел я не самым лучшим образом и положительных эмоций вызывать не мог. Общепризнанный озорник и проныра, в присутствии этой занозы я терялся и проглатывал язык. И мне стало понятно, что эта девочка – не моего поля ягода.