— Я подумаю, — ухмыльнулся Тихон и захлопнул за собой дверь. Знала бы Катька, с чего у них все началось… Интересно, что бы тогда сказала?

Отцовская пятиэтажка располагалась сразу за их высотками. Тихон прошел каких-то пятьсот метров и оказался в старом дворе, где прошло его детство. Чудо, что эти дома еще не пустили под снос. Отец ни за что бы не пережил этот удар. Гдальский поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. Затявкала отцовская такса. Сергей Осипович открыл практически сразу. Как будто ждал его прихода в коридоре.

— Увидел тебя в окно! Фу, Сара! Это наш Тиша… Свои.

Собака тут же заткнулась и села на пол, что есть силы тарахтя по нему хвостом. Из открытой пасти вывалился длинный язык. Тихон почесал пса за ухом.

— Завтракал?

— Угу. Катька оладий напекла. А ты сам?

— Да вот. Только собираюсь. Проходи…

Тихон прошел в кухню, в которой ничего не поменялось со дня смерти матери. Она оставалась все такой же — добротная деревянная мебель, старенькая, но в отличном состоянии техника. Кружевные гардины на окнах, большой обеденный стол, накрытый расшитой скатертью, и цветы в кадках. Коллекция керамической посуды в буфете и мамина любимая ваза… Только все равно что-то было не так.

Шаркая ногами, отец подошел к плите. Соскрёб подгоревший омлет в тарелку, вытащил из шкафчика бутылку и две рюмки.

Тихон напрягся:

— Пап… Утром?

— Не хочешь утром — приходил бы вечером, — философски пожал плечами Сергей Осипович. Тихон хмыкнул. Отец был тем еще юмористом, а ведь уже и не вспомнить, когда он шутил в последний раз.

* * *

— Вот зачем ты себя губишь?

— А ты?

— Я не пью с утра, папа.

— Ты себя другим изводишь.

— Я? — челюсть Тихона отвалилась.

— Я ведь так и сказал, нет? — Сергей Осипович плеснул коньяка в рюмки и вернул бутылку на место, что, наверное, означало, что пить он больше не собирается. Тихон чуть перевел дух.

— Да. Но я тебя, один черт, не понял.

— Сколько еще ты собираешься прозябать в своем ТСЖ?

— А что? Разве не ты меня учил, что у нас любой труд в почете?

— С твоей светлой головой? Брось, Тиша… Не стоит эта баба того.

— О как… А мне казалось, что вы Ирку любили.

— Мы любили тебя и с уважением принимали твой выбор.

Все интересней и интересней! Двадцать лет принимали… Тихон все же выпил свой коньяк и даже пожалел, что отец спрятал бутылку. В такие моменты он как никогда понимал, что заставляет людей выпивавать. Да, уж…

— Пап, я в норме. Абсолютно. И меня все устраивает.

— В жизни не поверю.

— А вот представь! Ну, были у меня эти деньги. И что? По итогу — сделали ли они меня счастливым? Нет. Может быть, даже хуже сделали… Испортили все. Ирку испортили…

— Большей глупости я от тебя не слышал! Знаешь, как говорят на востоке? Задача петуха — вовремя прокукарекать, а рассвет или нет — это уже зависит от солнца.

— Ты как всегда мудр, папа.

— А ты избегаешь вопроса! — отец стукнул по столу ладонью, хорошо хоть не тапкой, как Хрущев на заседании ООН.

— Я ответил. Только ты меня не услышал. Меня все устраивает.

— Неужели позволишь этой гадине испортить себе жизнь?

— Пап… Ну, она-то здесь причем?

— Она тебя растоптала! Я понимаю. Тяжело. И заметь, я два года тебя не трогал. Но все слишком затянулось, Тиша. Хватит. Выходи из тени! Дыши полной грудью, живи… Ты же и не живешь даже. Что ты видишь, кроме своего одиночества? Тебе сколько? Сорок два? Пора бы уже подумать о перспективе.

— Да нет у меня перспектив!

— А вот и неправда! Я с Валерой Жуковым намедни имел беседу. Юрка-то его тебя зовет? Зовет! А ты как барышня ломаешься. Чего, спрашивается?

— Я не ломаюсь.

— Ага… Тебе просто это не нужно. Понял, не дурак. Ну, ты хоть о гордости своей подумай. Куда она делась, я не пойму? Женщина с тобой опять же…

— А что женщина?

— Непростая. Красивая. Сильная. Не боишься, что ей может очень быстро надоесть компания твоих тараканов?

Тихон резко встал. Отбросил салфетку:

— Извини, папа. Что-то не клеится у нас разговор. Я, пожалуй, пойду.

Отец молчал. Гдальский пулей вылетел из квартиры. Какое ему дело, что подумает Ольга? Он её знает без году неделя. И вообще… разве не она сказала, что ни на что серьезное не претендует? А может, это как раз потому, что он ей не пара? Может быть, в ее глазах он только и годится, что на бессмысленный трах? Тихон запнулся. А с какого перепугу его, собственно, это волнует? У нее свой интерес — у него свой. Не так ли? Но что-то все равно не отпускало. Дребезжало в душе, действуя этим дребезжаньем на нервы.

Злость… Вот что он чувствовал. А еще давно забытое ощущение азарта. Так обычно бывало, когда он только-только рассматривал для себя возможность ввязаться в какой-нибудь новый интересный проект. Вызов, который будоражил всю его суть. Желание что-то доказать… прежде всего самому себе, понять, чего он на самом деле стоит, в первую очередь как мужик, а уж потом все остальное.

Так вот… Этот азарт проснулся. А ведь Тихон думал, что он уже умер в нем навсегда.

Глава 12

Ольге казалось, что она только-только заснула, когда у неё зазвонил телефон. Щурясь от бьющего из незанавешенного окна солнца, она нашарила трубку и, широко зевая, приложила ту к уху.

— Да!

— Оль, это я… Откроешь? Не хотел в дверь звонить, чтобы пацанов твоих не разбудить.

Ольгин сон сняло как рукой. Отсутствие манерности в голосе Тёмы, как и его визит в шесть утра — не сулили им ничего хорошего. Значит, у друга что-то случилось. Что-то серьезное.

— Конечно. Сейчас… — пробормотала она. Схватила висящий на спинке кровати халат и, путаясь в рукавах, торопливо посеменила к двери.

Артем стоял, низко-низко опустив голову и придерживаясь одной рукой за косяк. Его здорово шатало.

— Проходи. Что случи… Вот черт! Кто тебя так? Очередные борцы за нравственность? — процедила сквозь зубы Ольга, пропуская друга в квартиру. Артем наконец поднял взгляд, и она смогла его рассмотреть. Сердце женщины, друга, матери… сжалось. И даже не от вида свежих кровоточащих ран. Её смутил взгляд мужчины. Сломленный и как будто неживой даже.

— Ничего, что я к тебе пришел? Я просто… не могу сейчас один… там… — прохрипел он, едва шевеля подрагивающими губами.

— Да что случилось-то?! Не пугай меня! И проходи уж, конечно, что стоишь? Хочешь, я завтрак приготовлю, или тебя сразу спать уложить? — Ольга обвела взглядом прикид своего неожиданного гостя, который, похоже, явился к ней сразу после очередной вечеринки в каком-нибудь пафосном клубе. Выглядел он соответствующе. Экстравагантно… Да и несло от него за километр дорогим парфюмом, кальяном и еще чем-то специфическим. Тем, чем ты непременно прованиваешься, посещая такие места.

— Я в душ хочу… Можно я…

— Да, конечно! Давай, топай… Я тебе принесу что-нибудь переодеться. А это тряпье сразу в машинку закидывай.

Артем послушно кивнул и, тяжело передвигая ногами, скрылся за дверями ванной. Плохо дело… Совсем плохо! Он ведь даже не огрызался, когда она обозвала его костюмчик от какой-нибудь дольчегаббаны тряпьем. В нормальном состоянии Тема бы с пеной у рта доказывал, какой он модный и стильный. Не то, что она — замордованная дресс-кодом лохушка. А тут съел. И у нее сердце упало.

Игнорируя собственный страх и стараясь не шуметь, Ольга пошла на балкон, где на раскладной сушилке висело постиранное белье. Выбрала спортивные штаны и футболку поприличнее. Может, Тёме сейчас и было все равно, что на нем надето, да только ей самой было бы легче думать, будто бы по-прежнему. И что перед ней — все тот же оторванный модник.

В ванной Артем плескался, кажется, целую вечность. Ольга выпила первую чашку кофе, когда он, прихрамывая, вошел в комнату.

— Может, тебе к врачу?

— Да брось, Оль. Все нормально. Наваляли малость. С кем не бывает? — Артем сел на стул, обхватил чашку руками с содранными в кровь костяшками и уставился в окно. — Можно я закурю?

— Ты ж не куришь? — удивилась хозяйка.

Артем и правда не курил. Не потому, что не хотел или был таким уж приверженцем здорового образа жизни. Просто никотин плохо сказывался на его внешности. А в его профессии внешность имела решающее значение.

— Курю… Иногда.

Ольга пожала плечами. Встала из-за стола, прикрыла дверь и включила вытяжку. Пепельницы у нее не было, она достала из шкафчика простое блюдце.

— Так что все же случилось? Хочешь поговорить? Или…