Домой ехала медленно. Опасаясь, что в таком состоянии не уследит за дорогой. Потом так же неторопливо поднялась по ступенькам на свой этаж. Захлопнула дверь и, устало опустив веки, привалилась спиной к двери.

— Привет… — раздался негромкий голос.

Ольга вскинулась и уставилась на Гдальского, впитывая в себя бархатистые интонации его низкого голоса.

— Привет. Я думала, что сегодня ты хотел поработать.

— Ага, — почесал он в затылке, — хотел. Ты опять похожа на ящерицу.

— Ох! — Ольга скользнула руками по лицу и, откинув голову, тихонечко рассмеялась.

— Вечно ты меня в самом непотребном виде застаешь.

— Опять была у косметолога?

— Угу, — Ольга, наконец, нашла в себе силы отпечататься от двери и разуться. — А ты давно тут? И где молодежь?

— Гулять пошли. А у меня тут пицца… и вино.

Ольга прошла в кухню, старательно игнорируя зудящее в пальцах желание обнять Тихона и никогда его больше не отпускать. Наверное, она совсем одичала, если такое незатейливое внимание подорвало её так сильно. Но факт оставался фактом. Ольга расчувствовалась. И от этой абсолютной перед ним беспомощности — её страх усиливался стократ. А еще вдруг подумалось, что этот ужин мог быть приурочен к его увольнению. Может быть, сейчас-то он ей все и расскажет, и зря она себя накрутила?

— Есть повод? — спросила, будто бы между прочим.

— Кроме того, что мы оба голодны, после работы? Нет.

Тихон открыл коробку с пиццей пепперони и потянулся за штопором. А Ольга опустилась на стул, с какой-то жадностью наблюдая… нет, не за тем, как он накрывает на стол. А за ним самим. Её голод был иного толка. Она смотрела на его лицо и руки, на то, как он будто нехотя улыбается, как шевелятся его губы, когда он что-то ей рассказывает, как смеется, откидывая заросшую голову, и все сильнее тонула в нем.

— Прости, — откашлялось Ольга, — ты что-то сказал?

— Угу. Отец нас приглашает в гости.

— Он давно уже приглашает. Я думала, ты не хочешь…

— Не хочу чего?

— Идти со мной, — пожала плечами Ольга, забирая из рук застывшего Тихона свой бокал.

— Почему тебе пришла в голову такая странная мысль? — удивился он, не сводя с Ольги тяжелого испытывающего взгляда.

— Ну… Мы ведь сразу расставили все по местам… Ничего серьезного, и все такое. А знакомство с родителями вряд ли входит в рамки обозначенных нами границ.

— Границ? Оль, если ты не хочешь, то просто так и скажи.

— Почему не хочу? Это ведь ты не слишком-то торопился.

— Но вовсе не потому, что я не хотел идти в гости к отцу с тобой! Это же надо было такое придумать!

— Хм… — не нашлась с ответом Ольга.

— Я на него из-за другого злился, — признался Тихон.

— А теперь не злишься?

— Нет. Он во многом был прав. Так, что? Пойдем?

— Завтра?

— Нет, давай уж на выходных. Завтра у меня и правда работы по горло.

— Ты про сегодня тоже так говорил, занятой ты мой человек.

— Сегодня желание тебя увидеть перевесило все другие. А завтра я действительно не смогу позволить себе такой роскоши, — пробормотал Тихон, не глядя на Ольгу, и откусил огромный кусок пиццы. — Что? Почему ты улыбаешься? — добавил, активно жуя.

— Радуюсь, что наши желания совпадают, — немного смущенно призналась Ольга. Тихон понимающе кивнул. Запил пиццу вином и, откинувшись в кресле, серьезно на нее уставился.

— Не смотри на меня, когда я такая страшная.

— Нормальная, — Гдальский чуть сместился, провел пальцам по бугоркам папул, которые уже практически разгладились. — Сегодня все сошло быстрее.

Ольга кивнула, радуясь, что Тихон не стал задавать глупых вопросов о том, зачем она это с собой делает. В этом вопросе мужики обычно ведут себя ужасно непоследовательно. Засматриваются-то они на холеных красавиц, но когда понимают, скольких усилий эта красота стоит женщине — неодобрительно хмурят брови. Как будто это что-то меняет.

****

Рука Тихона сместилась, шершавые пальцы прошлись по шейным позвонкам, надавливая и разминая.

— Умр… — не сдержала довольного стона Ольга.

— Опять уработалась?

— Угу… Есть такое.

— Воду они там на тебе, что ли, возят?

— Не-е-ет… Всего-то просят денег…

— А как? Ты даешь?

— Иногда даю. Иногда — нет. По обстоятельствам.

— Помню-помню… И как? Кому-то посчастливилось?

— Сегодня — двоим. А вот завтра — никому не посчастливится.

— Сурова ты женщина!

— Смейся-смейся! А, между прочим, мой босс на меня не нарадуется.

— Хм…

— Что это означает — твое хмыканье?

— И как тебе босс?

— Да вроде нормальный мужик…

— Я тебе дам — нормальный!

— Ой, а это что? Неужто ревность? — широко улыбнулась Ольга.

— Смейся-смейся, — повторил ее недавние слова Тихон и себе хмыкнул, разливая по бокалам остатки игристого.

— Тиш…

— Ммм?

— Льву Соломоновичу скоро семьдесят.

— А кто такой Лев Соломонович?

— Так ведь управляющий. Мы разве не о нем сейчас?

— А! Это ты, чтобы я не ревновал, меня успокаиваешь?

— Вроде того. У меня на тебя сил не остается. А уж двух я точно не потяну, — улыбнулась Ольга.

— Может, ты как раз на него все свои силы истрачиваешь, — возразил Тихон, но его выдали подрагивающие от смеха плечи.

— Ну, уж нет. На работе меня только работа имеет…

— А если так…

Тихон отставил свой бокал и плавно переместился со стула на пол.

— Что ты делаешь? — Ольга облизнула вмиг пересохшие губы. Тихон был настолько высоким, что, сидя на коленях, был ненамного ниже её. Его жаркое дыхание обжигало сквозь тонкую полупрозрачную ткань офисной блузки, а руки скользили вверх по ногам.

— Делаю тебе хорошо…

— Тиша… А если дети вернутся?

— Я что-нибудь придумаю.

Горячие пальцы Тихона поднялись выше, погладили кружевную резинку на чулках, которые в ее гардеробе совсем недавно пришли на смену старым добрым колготкам, и наконец, коснулся Ольги там, где ей больше всего хотелось, отодвигая в сторону промокшие трусики. Дыхание замерло в груди. Гдальский наклонился. Ольга подалась навстречу его рту, вцепившись руками в край стула. Пальцы на ногах поджались. Она коснулась носочками пола и выгнулась что есть сил.

Ольга завелась в мгновение ока. Вот еще ничего не предвещало, а вот уже не осталось никаких сил это выносить! И когда рот Тихона таки накрыл ее влажную плоть, ей понадобилось не так уж и много, чтобы улететь далеко-далеко. Впрочем, никто Ольге не позволил бесцельно летать между звезд в бескрайнем космосе удовольствия. В образовавшейся тишине, которую нарушали лишь звуки их надсадного дыхания, лязгнула пряжка ремня. Вжикнула молния. Тихон подхватил ее ослабевшие ноги и одним мощным толчком проник внутрь. Так сладко растягивая… Пальцы легли чуть выше места, в котором их тела соединялись. Нажали на уплотнившийся бугорок.

— Дети…

— Мы их услышим. Я быстро, — прорычал Гдальский ей в губы.

И все же хорошо, что молодежь задержалась. Потому что, на самом деле, никто бы их не услышал в процессе творящегося безумства. У них было несколько минут на то, чтобы поправить одежду и немного прийти в себя, прежде чем их уединение нарушили, и они вышли навстречу Петьке и Паше, переглядываясь, как нашкодившие школьники. Ник, по традиции, задержался — провожая Катю до дома.

Глава 15

По утрам их дом обычно походил на филиал дурдома. Поначалу Ольга думала, что всему виной теснота, в которой они ютились долгие-долгие годы. Но после доставшейся в наследство однушки они уже два раза меняли квартиры, площадь которых увеличивалась по мере роста доходов Ольги, а ситуация никак не менялась. Просто дурдом перманентно перекочевал из одного их дома в другой. Последняя надежда была на эти апартаменты. Все же две ванные комнаты, просторная кухня, гостиная, спальни… Ан нет, ее сыновьям было тесно даже в более чем ста тридцати квадратных метрах полезной площади. И никакой тебе чашечки кофе в тишине, как Ольге всегда мечтала… Шум, гам, спешные сборы и беготня сопровождали её каждое утро.

— Мам, где мой красный бомбер? — влетел в кухню Петька.

— Почему ты спрашиваешь у меня, где находятся твои вещи? — в который раз удивлялась Ольга, намазывая маслом румяные тосты.

— Потому что ты знаешь все!

— Мама! У нас закончилась зубная паста! — донесся рев Павла.

— В шкафчике над раковиной есть новый тюбик!

— Мам, кажется, в этой рубашке я вырос из рукавов! — явился Ник, размахивая руками, как ветряная мельница.