Молчание, а затем в трубке снова раздался голос Моники:

– Настало время, когда ты должен доверять кому-то, Мэтт.

Что правда, то правда. Нельзя сказать, что Мэтт не доверял Монике, но она всегда была в первую очередь полицейским, а уж потом любовницей и другом.

– Кто захочет проделать сюда такой дальний путь? – спросил Мэтт. – Я могу организовать встречу вдали от того места, где мы с Лили остановились. В таком случае, если кто-нибудь тебя спросит, ты всегда можешь сказать, что не знаешь, где я, и это будет правдой.

– У меня накопилось много выходных дней, и я могу воспользоваться ими. Попрошу маму присмотреть за детьми и приеду к тебе сама.

– Я не хочу вовлекать тебя в это дело еще больше.

– А я предпочитаю, чтобы в него было вовлечено как можно меньше людей. Я сама могу сделать это. Просто скажи мне, где ты.

– Хорошо. Мы можем встретиться завтра в три у газовой станции в Антиго, расположенной напротив от шоссе 64.

– Я буду там.

Из-за угла выехала полицейская машина, и Мэтт отвернулся, наклонив голову.

– Я выяснила кое-что еще, – продолжала Моника. – Не знаю, насколько это важно, но мне кажется, что это очень интересно.

Чутье еще никогда не подводило Монику.

– И что именно? – спросил Мэтт, заинтригованный ее словами.

– Ты знаешь, кто такой Энтони Грациано?

Мэтт нахмурил лоб, пытаясь вспомнить это имя.

– Он криминальный босс, которого все зовут сумасшедшим Тони, правильно? Несколько лет назад из-за него разразился большой скандал из-за того, что он перешел от рэкета и вымогательства к открытому обману своих сообщников.

– Совершенно верно.

– Но какое отношение он имеет к Джоуи Манкусо?

– Его старик отвечал за убийство Манкусо. Лу Грациано был одним из стрелков Майка Райли.

Мэтт повернулся и снова посмотрел на Лили, поглощенную чтением.

– Лу Грациано испортил всю работу, так как ему не удалось вернуть деньги, и Райли пришел от этого в бешенство. Спустя пару недель он убил Грациано, – добавила Моника.

– Это уже что-то, – подытожил Мэтт. – У Грациано есть семья? Жена, сыновья, друзья? Или кто-то еще, кто может быть заинтересован?

– Постараюсь разузнать, но ничего не обещаю. У Тони жена, три взрослые дочери и куча внучат. Насколько нам известно, никто из его семьи не вовлечен в бизнес, хотя у него есть парочка кузенов с сомнительной репутацией. Тони было семь лет, когда убили его отца, а его мать-алкоголичка покончила жизнь самоубийством два года спустя. Он нашел ее в спальне с размозженной головой.

– Это может послужить объяснением, почему его прозвали сумасшедшим Тони. – Мэтт переложил трубку к другому уху. – Ему, должно быть… лет семьдесят?

– И он все еще крепкий. Тони – грязный старый подонок, но по-прежнему наслаждается жизнью. Я знаю, что сведений недостаточно, но сделала все, что могла.

– Вполне достаточно, спасибо.

– И еще одно хочу тебе сказать, прежде чем ты повесишь трубку. – Мэтт услышал на другом конце линии тяжелый вздох. – Если ты попадешь в беду или хотя бы заподозришь что-то неладное, обратись в местную полицию.

– Ты только что говорила мне держаться подальше от местных копов.

– Если те, от кого ты прячешься, нападут на след и найдут тебя, тебе лучше сидеть в тюрьме. И я действительно не хочу, чтобы ты застрелил кого-нибудь. У тебя будет меньше неприятностей. Ты ведь знаешь, какой шум поднимают газеты, когда полицейские стреляют в плохих парней. Договорились?

– Конечно, – с готовностью ответил Мэтт.

Снова послышался вздох в трубке.

– По крайней мере пообещай, что позвонишь мне, – тоном заботливой мамаши приказала Моника. – Я могу кое с кем здесь поговорить и попытаюсь объяснить все как полицейский полицейскому.

Мэтт ничего не мог пообещать и поэтому промолчал.

– Ты ведь знаешь, что всегда можешь вернуться, – продолжала Моника. – Позволь полиции позаботиться о тебе.

– Этого я не могу сделать, Моника.

– Мэтт, я понимаю, почему ты не доверяешь полиции, но мы сможем обеспечить ей безопасность. Возможно, с нами ей будет безопаснее, чем с тобой, если ты делаешь то, о чем я думаю. Я не собираюсь спорить с тобой и надеюсь, что ты поступаешь правильно. Не разочаровывай меня на этот раз.

– Я делаю все правильно. Я защищаю свою клиентку.

– Несмотря ни на что? – усталым голосом спросила Моника.

– Несмотря ни на что, – подтвердил Мэтт и поспешил сменить тему разговора, пока они не начали ссориться: – Как дела у Дала и Мэнни?

– Мне бы очень хотелось сообщить тебе хорошие новости о Дале, но он в том же состоянии. Врачи продолжают бороться за жизнь. Мэнни перенес операцию и чувствует себя хорошо. Он спрашивал о тебе. Я сказала, что у тебя все хорошо. Он приходил навестить Дала и, как мне кажется, был потрясен.

– Когда ты снова увидишь Мэнни, скажи ему, чтобы держался. И попроси его передать Джоди, что я… сожалею.

«Сожалею» – слабое утешение, но Мэтт не мог сказать ничего другого в сложившейся обстановке, решив про себя, что, если ему представится такая возможность, он убьет ублюдка, который стрелял в Дала и Мэнни.

Такого сказать копу он не мог.

– Передам, – ответила Моника. – Мне пора. Через час у меня вскрытие трупа, а позже заседание в суде. Увидимся завтра в три. Смотри не опаздывай.

Повесив трубку, Мэтт не спеша вернулся к машине. Отложив журнал, Лили пристально посмотрела ему в лицо, стараясь угадать, какие у него новости – хорошие или плохие. Она все еще немного сердилась на Мэтта и всю дорогу была холодна с ним.

Ему было трудно сосредоточиться на подстерегавшей их опасности, когда она так злилась. И на то были свои причины.

Лили была совершенно не похожа на бывших любовниц Мэтта: она отдавала ему всю себя, но и требовала того же взамен. Она в этом нуждалась. Черт, она этого заслуживала, но Мэтт не был уверен, что может кому-то доверять или любить женщину так безоглядно.

«Нет ничего такого, чего бы ты не смог сделать, если захочешь».

Эти слова сказала ему Лили утром и ушла в ванную, он еще долго оставался на кухне, размышляя над ними.

Будучи ребенком, Мэтт очень хотел, чтобы кто-то поверил в него. Тогда он в этом так нуждался и иногда, глядя на себя в зеркало, видел там мальчика с сердитыми глазами и в рваной одежде. Но он уже давно не был тем мальчиком.

А может быть, был.

– Ну? – спросила Лили, когда Мэтт сел в машину, избегая ее взгляда. – Моника располагает какой-нибудь информацией?

– Не больше того, что я ожидал, если учесть, что прошло семьдесят лет. – Мэтт включил зажигание. – Моника согласилась передать мне копии материалов, которыми располагает. Мы встретимся с ней в Антиго.

– Почему бы тебе просто не припереть к стене Уиллиса Конроя и не спросить у него про туфли? По-моему, это проще, не говоря уж о том, что быстрее?

– Потому что я не доверяю ему. Может, в этом нет ничего особенного, но каждый раз, когда я его вижу, он смотрит новости. С трудом верится, что он не знает о нападении на тебя и о том, кто хочет завладеть этими туфлями. Он стар, но кто может поручиться за то, что ему не захочется снова вступить в дело, если к нему обратятся и начнут расспрашивать о Манкусо.

– Ты это серьезно? – спросила Лили с тревогой.

– Не забывай, кем он был, Лили.

– То, что ты делаешь, напоминает мне игру в шахматы.

– Ты можешь смотреть на это и так. Но я должен быть готов ко всем непредвиденным обстоятельствам и все заранее спланировать.

Мэтт замолчал и тихо проскрипел зубами при воспоминании о Мэнни, лежащем на тротуаре в луже крови.

– Но иногда ситуация выходит из-под контроля, – добавил он и зло блеснул глазами.

– Так что же ты собираешься делать? – озабоченно спросила Лили.

– Я собираюсь понаблюдать за Конроем, постараюсь прочитать его мысли или разговорить его.

– Он мне кажется достаточно безвредным.

– Никому не доверяй, Лили, – резко проговорил Мэтт, неотрывно глядя на пустынную проселочную дорогу.

– Что бы ты делал, если бы не был телохранителем? – вдруг спросила Лили. – Тебе никогда не приходило в голову, какой была бы твоя жизнь, если бы ты не вел шахматную игру двадцать четыре часа в сутки и изо дня в день?

– Лили, я не хочу снова возвращаться к этому разговору, – резко оборвал ее Мэтт.

Всю оставшуюся часть пути Лили молчала, и это удручающе действовало на Мэтта. Он почувствовал, что сильно устал. Ему так хотелось прямо сейчас лечь в постель и погрузиться в глубокий сон. Хотя бы на час.