В саду и на крыше отеля часто устраивались импровизированные концерты и представления, а на танцплощадке иногда показывали полный восточного кейфа чувственный танец живота.

Конечно, на проживание в "Шепердс" едва бы хватило денег, накопленных за время службы в Бурдшире. Но Майклу надоела спартанская простота иранских буден, и от кого-то услышав, что номер в этом отеле заказывал даже вконец обнаглевший Роммель, он решил отделиться от сослуживцев, осевших в "Континентале" - солидном и массивном колониальном здании неподалеку. Среди постояльцев "Шепердс" было много соотечественников, но Майкла в последнее время почему-то стал раздражать воинствующий оптимизм последних (видимо, сказывалось долгое пребывание среди британцев). И Фрейзер предпочитал проводить время с сослуживцами по Бурдширу, часто обедая с ними в "Континентале" или приглашая их на ужин в "Шепердс".

В свободное время Фрейзер с товарищами часто посещали площадки для гольфа и теннисные корты в спортклубе на острове Гезира - утопающего в зелени оазиса роскоши и колониального снобизма. Ключом к этому закрытому элитарному клубу являлись даже не деньги, а его тогда ещё погоны подполковника.

Но вообще-то, Каир в полной мере был жертвой колониальных войск. Как только на город опускались сумерки, сотни солдат различных родов войск устремлялись в его кварталы, стремясь разнообразить скучный армейский быт. И вполне предсказуемо напивались, устраивая шумные дебоши в многочисленных танцзалах и ночных клубах египетской столицы.

Майкл, окно номера которого выходило на расположенный в саду кинотеатр под открытым небом, часто не мог заснуть из-за устраиваемого пьяными солдатами безудержного загула.

Пользовалась дурной славой среди британского бомонда и улица Бирка, представлявшая собой каирский район "красных фонарей", но именно эта слава и направляла туда толпы солдат, желавших любви продажных красавиц.

Короче, это действительно был контрастный город, где наряду с немыслимой роскошью соседствовала крайняя нищета, и причудливо переплелись европейская и восточная цивилизация, и иногда Майклу казалось, что война с её ужасами, разрухой и нищетой велась, по меньшей мере, на другой планете. И царящие над городом загадочные пирамиды только усиливали это ощущение.

Служба особо не обременяла. Майкл и его сослуживцы занимались работой только в утром - уже с 11 часов начиналась сиеста в прохладе номеров отелей, чтобы плавно перерасти в буйные и роскошные вечеринки, продолжавшиеся вплоть до глубокой ночи.

В Каире так же служило много женщин из вспомогательного персонала - молодых, энергичных и не обремененных особой моралью, смело флиртующих с любым, кто им приглянулся. Коллеги Майкла по Бурдширу моментально позабыли о высоких моральных принципах, едва оказавшись в когтях этих юных английских стервятниц.

Фрейзер, благодаря привычке ходить с тросточкой, хотя бы избегал приглашений на танцы. А танцевал, казалось, весь Каир! Везде, где только можно - в холлах отелей, в танцзалах, в ресторанах, в офицерских клубах перед носом мужчин постоянно мелькали обтянутые шелковыми чулками женские икры и тонкие щиколотки. А в многочисленных бассейнах, оказавшись во фривольных купальниках, юные валькирии шли в массированное наступление.

Это в чопорной Англии они будут заботиться о правилах приличия, искать себе мужей, ходить в церковь и воспитывать детей в духе христианских добродетелей, а здесь - вдали от дома, можно всё!

Майкл любил смотреть на танцующих девушек и на их ножки, мог пошутить и сделать комплимент особо досужей девице, но не более! Проведя бурную молодость в богемных кругах, он хорошо понимал, какие опасности поджидают джентльменов, польстившихся на прелести юных, забросивших чепцы за мельницу, вакханок. А ему вскоре предстояла встреча с Пэм, и не хотелось омрачать её банальным триппером.

Между тем, седые виски и морщины на лбу вовсе не останавливали натиск бесстыдных девиц, безошибочным инстинктом чувствовавших добычу в сухощавом невысоком мужчине. Недаром говорят, что бывших донжуанов не бывает! Это всё потому, что женщины не дают им возможности удалиться на покой. И Майклу иногда приходилось спасаться постыдным бегством от хищниц в коротких армейских юбках.

Зато когда один за другим его сослуживцы вынуждены были обратиться к врачу из-за неприятностей с мочеиспусканием, Фрейзер имел все основания поздравить себя с предусмотрительностью.

Короче, война, так страшно для него начавшаяся, под конец стала напоминать увеселительный пикник. Весть о победе пришла во время ужина в ресторане на крыше "Шепердса", и все присутствующие перепились от радости до невменяемого состояния.

А вот Майклу не пилось. В тот момент, когда обстановка в ресторане уже стала напоминать оргию, все орали хором "Виктория" и пели, он вышел на свежий воздух.

Раскалившийся за день пыльный город не спешил расстаться с накопленным солнечным жаром даже под покровом ночного бархатистого неба. Африка! Противоположный берег Нила мерцал огнями, а над черной лентой посеребренной луной реки лежала печать надменного покоя, такого далекого от извечной людской суеты. Нил видел столько сражений и бедствий, расцвета и падений цивилизаций, что ему не было никакого дела до победы человечества в ещё одной войне.

Майкл вспомнил, как в начале октября 1944 года узнал об успешном наступлении с Лидицкого плацдарма и освобождении Кольского полуострова. Весть принес Николай Павлович Сысоев, знающий, насколько эта весть важна для американского коллеги. Они тогда без особой помпы выпили водки, сдержанно поздравив друг друга с освобождением русского Севера. И вот теперь весть о подписании акта о капитуляции. Вроде бы и событие значимое, но...

Зачем была эта бойня, за что погибли дорогие ему люди? В чем, вообще, смысл человеческого бытия, если все можно вот так сломать, искорежить и уничтожить даже не из ненависти, а так... ради дурацких идей параноиков от политики?!

И вот конец этому безумию - победа! Но разве она может вернуть к жизни тех, кого забрала война? На сердце у Майкла не было радости, а лишь стойкая тоскливая горечь, и он не удивился, когда из жаркого вязкого сумрака вдруг возник призрачный облик Хелен.

- Прости,- сказал он ей,- возможно, я чего-то так и не сделал, чтобы успокоилась твоя душа? Прости...

Демобилизовавшись из армии только в конце июля 1945 года, он, наконец-то, отбыл из Каира в Англию уже в звании полковника, имея орден "За отличную службу" и "Африканскую звезду" - так британское правительство щедро оценило его работу в Бурдшире и Каире.



КОННЕКТИКУТ.

Майкл стоял в залитом солнцем холле родного дома и смотрел на надувающиеся пузырями на сквозняке легкие оконные занавески. Как часто эта милая сердцу картина представала перед ним и в ужасающей жаре Бурдшира и леденящем холоде Полярного, и вот он здесь - не во сне, а наяву!

Выскочившие на звук подъехавшего автомобиля домочадцы в немом изумлении уставились на седого, сухощавого, опирающегося на трость полковника Королевских ВВС с орденом и медалями на груди. Они уже давно дожидались его прибытия, но если бы не молодая женщина рядом, за руку которой держалась трехлетняя девочка, то, наверное, не узнали бы блудного Фрейзера-младшего.

- Майкл, - первой всхлипнула Джил и кинулась на шею брату,- о, дорогой, как тебя изменила война!

- Майкл, сынок! - пробасил, борющийся со слезами отец, растерянно гладя сына по плечу. - Да ты настоящий герой!

Процокали каблучками к долгожданному гостю и окончательно превратившиеся за это время в мумий тетушки. Они шумно всхлипывали и вытирали носы большими платками, но не забывали с любопытством сверкать очками в сторону все это время приветливо улыбающейся Пэм.

Но когда Майкл распахнул объятия перед сыном и дочерью, те не особо поспешили к столь сильно изменившемуся отцу. Мэйбл, диковато косясь исподлобья, держалась возле вытирающей слезы радости Эвис, а Джеральд робко приблизился, но все же остановился в двух шагах, испуганно оглядывая мачеху и сестру.

У Майкла горечью защемило сердце, когда он увидел, как за пять лет выросли сын и дочь. Увы, ему не удалось увидеть, как они взрослели. Война отняла у них не только мать, но и отца, благо хоть оставив последнему жизнь.