Воспоминания на пару секунд звуками нахлынули, унося с собой в прошлое.
— Вы к кому? — спросила взволновано раздраженная Горгулья. В ответ первый в строю поднял палец к губам, прося женщину замолчать. Я только в этот момент заметила лица и руки наших гостей. Вы любите пантомиму? Лица троих были закрашены толстым слоем краски: у первого и последнего — белой, а тот, что стоял по центру — черным. У белых лиц довольно мастерски сверху нарисованные черным брови в виде веточки сакуры, а также красные щеки и губы, а вот у чернолицего под глазом, где обычно рисуют артисты слезу, виднелось красное сердечко, над глазами возвышалась белая монобровь, подчеркивая спонтанный вид удивленного человека окружающего его мира. Образ дополняли шапки с зебры и руки с раскрашенными белыми ладонями и черной тыльной стороной с противоположным цветом орнаментом, как у индийских народов мира. Тем временем первый парень начал развлекать аудиторию. Показав преподавателю новую сцену молчаливого диалога. Открыв широко рот, первый с белым лицом, демонстративно рукой вытащил со рта язык и прикусил его зубами, выпучив глаза «за орбиты» и сведя лоб в удивлении, перекривляя Ирину Алексеевну. Достав с кармана сигареты и зажигалку, одну сигару он с сильной запихнул в ладонь Горгульи, вторую взял себе и предложил прикурить, указывая на место преподавательского кресла. Второй белолицый, самый высокий, выхватил с их рук сигареты, поклепав глазами и, опустив кончики губ вниз, в точности копируя грустный смайлик, выбросил в рядом стоящую урну.
После чего переместился между преподавателем и первым белым, развел их руками жестом «брейк», пригрозив Ирине правым указательным пальцем, а первому — левым, развернул преподавательницу и с силой помог дойти на свой стул подождать, заверяя большим пальцем вверх, что все будет окей. Ирина согласно кивнула, и все трое тут же синхронно ей поклонились, хотя по складочкам на лбу и недовольным губам преподавательницы читалось возмущение больше, чем у появившейся черно-белой троицы. Такие преподаватели как она, никогда не позволили срывать драгоценный самый важный в жизни урок проходимцам, мне кажется, она была предупреждена или получила намек от своих коллег. Чернолицый быстрым движением руки вставил флешку в мультимедийную доску и тут же на весь класс раздался звон колоколов, а на экране во всю широту и длину появилась картина в стиле неоклассицизма. Две большие греческие колоны, нарисованные с двух сторон рисунка, примерно находящиеся на расстоянии ладони от края, возвышались почти до самого верха. На правой рельефной колоне сидел милый, но почему-то лысый с оселедцем посредине, купидон, обмотанный простыню с украшающими ее лавровыми листочками. В руках вестник любви крепко держал арбалет больше самого себя, размерами напоминающим катапульту. Целился этот любитель подстрелить в длинноволосую девочку, лет пяти-семи на противоположной колоне, напоминающую героиню японского анимационного мультфильма. На заднем фоне бушевало море, поднимая к небу волны, чуть дальше, правее возвышался Александрийский маяк, но вместо его прожектора на верхушке мастерски нарисовано солнце. Сама кроха не желала ни в коем разе, чтобы в нее попали стрелы лысого проказника, и отбивалась со всех сил, как могла, единственным подручным способом — используя флейту, как биту в бейсболе. Вокруг девушки стрелы с наконечниками в виде сердечек разлетались в разные стороны, но одна из них уже была возле груди, мне кажется, малышка не успеет отбить, хотя и замахнулась флейтой. Лицо малявки излучало удивление широкими глазами, растянутой улыбкой с ямочками на щеках и сведенными бровями в замешательстве. Вредный же автор этого шедевра не закончил полностью эту часть, оставив на философскую тему наблюдателей. Мне стало любопытно, проникнет ли эта стрела в сердце или нет? Троица незваные черно-белых гостей, обступив монитор, синхронно в такт сложенными руками на груди указательными пальцами правой руки поддерживая подбородок, кивали головами сверху вниз, одобряя картину. Тяжелый звон колоколов сменился на мелодию Баха — Аллеманда из французской сюиты?2, до минор, вселяя в души слушателей переживания и грусть. Тройка в той же позиции перед картиной правой ногой ударила об пол, дополняя музыку, далее удар носком другой ноги, продолжая подобное в быстром темпе. Вскоре музыка Баха стала слишком тихая и переросла в легкую неизвестную мне композицию. Нарушители урока, закончив полуминутный ball-change, повернулись лицом к студентам под вновь сменившуюся музыку, обожаемую мною оперу, а точнее ее первое действие, арии Орфея «Где ты, любовь моя?» (Christoph Willibald Gluck — Опера «Орфей и Эвридика»). Чернолицый стал в центр комнаты, изображая грустное, почти слезливое лицо, поднял руки к глазам, изображая ими — бинокль, а себя Орфеем, искал что-то. Вторые два схватились за голову, после сделали умный вид, пришедшей в голову им идеи и разом указывали ему на девушек- находок на роль любимой женщины. В ответ главный с биноклем показывал каждую девушку жестами, рисуя ее параметры в воздухе, после изображал то полный восторг, то посылал воздушный поцелуй, то выпихал свою грудную клетку и, стучал по ней как первобытный обезьяноподобный человек, но после показывал в стиле «но все — равно это не для меня». Дойдя к Наташе, он облизнул губы, лег на пол в проходе, показывая как нужно качать пресс. У самого парня, судя по всему, с этой частью тела проблем не было, как и с остальной мускулатурой, тщательно спрятанной под свободной одеждой. Рядом с Юрьевой сидела Оля, смотря на троицу прожигающим взглядом известной фразы из кино: «беги. Лола, беги». Она, пожалуй, была единственная, кто не заливался смехом, снимая на камеру происходящее. Двойка показала на Олю, парень присмотрелся к ней глазами — биноклями, после схватился за сердце, изображая обморок, быстрая реакция его соратников не позволила упасть другу с грохотом на пол. Сама же блондинка, ехидно улыбнувшись, продемонстрировала, как вешают на виселицу людей, закатив глаза на потолок вытащила со своего рта язык и пригрозилась отрезать пантомимистам не понятно за что. Она вполне могла составить конкуренцию трем гостям своими мимическими способностями и актерским мастерством. В молчаливом диалоге парень вытянул руку вперед жестом «подожди» демонстрируя белую ладонь, изобразив лунную походку назад в мою сторону, присел на корточки, спрятавшись под первый стол, возле моей ноги, показывая свой испуг угрозой блондинки с синими волосами. Тут же взгляд зрителей перевел на себя высокий белолицый, предлагая Оле стать его женой, но подруга не уступала в молчаливом диалоге и конкретно посылала его погулять и отстать. Чуть не умерла со стыда и удивления, через секунду осознав, где находится тип представляющий себя Орфеем. Я не решилась смотреть вниз и делала вид, что даже не замечаю. Под партой этот бесстыдник провел рукой по моей ноге, сантиметров десять выше от коленок до ступни, при этом в один момент умудрился снять с меня туфельку и свалить сумку не привлекая внимания посторонних. И, вот что больше всего меня смутило, он вызвал этим бабочек, на щеках румянец, и мигом перед глазами пролетела уверенность, что все хорошо, а в душе ненависть к самодовольной личности под партой. В край, перешагнув все границы, актер поцеловал теплыми губами меня в бедро, заставив меня от неожиданности айкнуть. Не ну как бы вы реагировали, если при всех к вам залез парень с мастерски закрашенным лицом под стол с подобным поведением? Вы бы его ударили? Да же? Правильно, я так и сделала: огрела его в слепую, не знаю куда, но точно больно. Он впервые издал мягкое неожиданное «Ай!» за все представление, вылазя оттуда с возмущенным лицом.
Глазами, пробежав по аудитории, набравши в легкие много воздуха, я смогла выдохнуть спокойно — ни кто так же даже не смотрел в нашу сторону, в том числе и сосед Олег. Двое белолицых пристали к преподавателю. Тот, что меньше, предлагал тому, кто выше взять ее в жены. Сама Ирина не на шутку увлеклась, даже позировала для гостей, что далеко не характерно строгой женщине. Вылезши из-под стола харя с линзами в форме кошачьих глаз, довольно подмигнул мне, после зааплодировал своим коллегам, которые тут же бросили строгую Горгулью и примчались к Большому Черномазому Повелителю. Рожа указал пальцем на меня, продемонстрировав руками биение сердца, остальные двое нарисовали в воздухе сердца. Музыка сменилась, заиграл свадебный марш. Злость прокралась в каждый сантиметр тела, в каждый жест. Я чуть со стула не упала, превратившись в полете в быка на корриде, только своего матадора убила не задумываясь, не щадя и не брезгуя в клочья этого шамана — вызывателя бабочек и извращенца ножек! Любитель ступней и бедер, вытащил с широкого кармана штанов, прозрачную бусинку — подвеску внутри с маленьким блестящим, как бриллиант, ангелком, сделанной по типу снежного шара с глицерином.