Марина Попович - Любовь играет в прятки

Я тихонько собирала свои разбросанные вещи, подняла разбитый ноутбук, упавший на пол, когда впервые заговорил профессор, и немедля начала двигаться к выходу. Коснувшись дверной ручки, с уверенностью, что он просто воспоминание и привет из прошлого от чудака-купидона, шагнула за дверь, тяжело вздохнув, попрощалась. Но кто-то за вторую руку, довольно грубо схватил. Не стоило обворачиваться — прикосновение рук гитариста я запомнила навсегда. Такое же авторитарное, небрежное, но с долей нежности, а от рубашки веяло все тем же ароматом мужского насыщенного дешевого одеколона, такой еще дядьки пьют в подворотнях. Но, раньше руки у Картошки никогда не дрожали от прикосновения, были уверенными, а сейчас, наверное, решили превратиться во включенный миксер.

— Задание на доске. Уважаемые студенты, у вас час для решения ректорской контрольной работы. Тараханова, вы не посещаете мои пары. Как можно вас оценить? Если покинете аудиторию, придется сообщить в ваш деканат о подобном инциденте. Советую остаться и забыть. — как оказалось, у него не только руки дрожат, а в образовавшей тишине, стоящему возле профессора было слышно бешенный стук сердечка.

Картон, молча, бесцеремонно поволок меня в дальний угол, усадил за парту жестом. Уточнил вариант ректорской — седьмой, и сел к себе за стол. Время от времени поглядывал: не списывают ли студенты? Списывали все и каждый! Но, ни одного замечания преподаватель не сделал. Прохаживаясь между рядами, профессор незаметно подложил мне, любимой студентке, записку. К огромному удивлению, даже Верочка-сплетница не обратила внимания. Так ректорскую она себе б закрыла хорошей оценкой. Я, прочитав текст, взвыла, как волк на луну, от радости или от злости, как человек в зоопарке, обнаруживающий, что вольер со львом открыт.

Такая записка просто шокировала. Я всегда считала главным достоинство в своем характере — обдумывать все свои действия и совершать поступки холодным разумом. Сначала — мысли будто потерпели кораблекрушение под действием торнадо недалеко от Мексики. После — яко свернулись, перепутавшись между собою, как наушники в кармане, которые хочешь послушать утром в транспорте, но распутываясь только уже выходя с него. Виски пульсировали, легкая слабость прошлась волной по телу, оставив после капельки холодного пота в районе лба и легкое потемнение перед глазами. Опилки в голове, возмущаясь мне, своей хозяйке, распутали комки мыслей, усадили их на одну сторону лодки, а сами, прихватив пару десятков тех самых мурашек и подпрягавшихся интригантов-кузнечиков, зашагали на противоположную лавку. Когда я пригрозила им не мешать думать, потому, что выставлю на улицу или подарю местному зубриле по прозвищу Волосатая Медуза Василиса Пеньюаровна, который их заставит запоминать формулы физмата, животные сделали тихую агитацию: каждый написал свое мнение у себя на футболках. Да, мои местные жители зоопарка носят футболки! Это не хухры-мухры, а порядок должен начинаться с головы.

Вот глупый! Как он может просить о подобном? Объективность ситуации приходила в голову, вероятно, благодаря бастующей животности, возможно, из-за мечтаний, в которых я ждала, что так и будет, а так же благодаря мыслям, не слушающих своего любопытства: «А что будет если дать шанс…?».

Даже если он влюбился тогда, забыть ложь и отсутствие попыток показывают ситуацию более, нежели записка со смыслом: «Привет из прошлого! Ты меня не забыла? А, ну, если что — напомню!». Зуд прошелся по телу, спрятавшись в районе пальцев ног. Мужик стал профессором, так и, оставшись мальчиком, не умеющим отвечать за свои мысли и поступки. За подростковые. Неужто решил, все брошу и побегу за Антошкой-Батошкой на конец света за подаренного кролика или в этот раз будет кот? Хотя… Профессор — первая большая любовь. Человека не любят за то, что он бесит. Вовсе не так. Любят за поступки, слова, отношения. Человека любят комплексно, а не выборочно.

Как-то раз на День Рождения родители устроили шикарный прием, пригласив всех деловых партнеров. Как бы ни любил Антона отец, но и он был против его появления на знатном ужине. Мне казалось, что весь пафос вечера с большим круглым столом, гостями круга родителей, одетых в элегантные костюмы, подобранные их стилистами — не самая лучшая идея для празднования восемнадцати лет. Весь вечер себя сравнивала птичкой в изумрудной клетке. Только вот какой птичкой? Жар-птицей в брильянтовой клетке, очаровывающей и приковывающей к себе взгляды прохожих золотыми, пестрыми, драгоценными, эксклюзивными, редкими перьям, живя так, что любая золотая рыбка со своими тремя желания позавидует вам и не станет позориться предлагать свои услуги, перевернется брюхом, упав в обморок, выслушав все? Может, одним с трехсот тридцати видов маленькой птички колибри, умеющий единственной со всех птичек планеты летать назад, против ветра, хвостом вперед, насколько восхитительно, что многие люди так не умеют ходить. Возможно, павлин — гордая птицей, потрясающая своей гордостью и невероятно красивым хвостом? Нет, это все не для меня. Хочу быть простым дворовым голубем, наслаждающим жизнью от поедания семечек, хлеба и ягод. И, кстати, почему меня не спросили, там, на небе про это? Я бы точно попросилась бы стать птицей, блаженствовать высоко в небе от потока холодного, то теплого воздуха рассекающего между крыльев и белоснежного мягкого пуха в районе шортиков возле лап, где нет кручины негативных эмоций, а только свобода и кайф полета.

В день моих долгожданных восемнадцати лет дом переполняли зазнайки высшего общества, которые меня жутко раздражали своими громкими заумными беседами, обсуждениями контрактов и шуточками с неуловим английским юмором. Мерзость такими быть! Когда часы показывали обедне время, я еще верила своей доверчивой натурой, что позвонит любимый Антошка, скажет, как сильно любит и сворует с тоскливого праздника. Но, часы готовились бить одиннадцать вечера, гости разошлись, а печальная я, в зеленом коктейльном платье и усталостью с размером огромный сундук, уложилась на кровать с полным крахом ожиданий. Он меня обидел. Обидел простым бездействием и молчанием в тот момент, когда был для меня всем миром, смыслом всего.

Все поплыло перед глазами — по веснушкам текли горестные слезы, в комнате пропитанной викторианским стилем, только потолок, из-за убедительных моих слез, оформили в форме галактической системы. Планеты, как и религии, всегда завораживали моё «Я». Посредине светило яркое, оранжевое солнце, по кругу девять планет, а в правом левом углу притаилась маленькая луна. Все планеты подсвечивались. При желании можно включить только одну или выборочно несколько. Я уверенна, что как у кошек девять жизней — так и у человека. Душа проходит по кругу девяти небесных тел — планет, а солнышко и луна — рай и ад. Это моя личная теория-убеждение, я свято в нее верю и не разрешу никому себя переубеждать. Но, сегодня я, вся измученная негативными мыслями и обидами, была растерянная и растоптанная своими мыслями. Он забыл. Забыл про день рождение. Виктория была права. Я потянулась рукой включить свет планет, чтобы найти глазами ту, на которой живут мои надежды, но парад звездных тел в тот вечер увидеть не вышло. Состояние легкого шока прокатилось телом и осталось жить в напряженных венах. Глаза открылись. Клип. Закрылись. Снова. Вместо них потолок был забит воздушными шариками, а на прикроватном столике лежала открытка и маленький деревянный пегас, явно самодельный, с запиской «Прости, что поздно. Ваш охранник тот еще Терминатор!». В то день рождения этот подарок получил первое место в моем сердце.

Часто Антон присылал курьером по несколько полевых букетов в день. В каждый букет были уложены записки. Язык для записок мы придумали вместе, чтобы никто не прочитал кроме нас.