Впервые Анна получила возможность сосредоточиться на своем состоянии. День ото дня она все полнее ощущала удивительную тихую радость. Она вслушивалась в то, что происходило с нею. Налилась и пополнела грудь, ее донимали головокружения по утрам и сонливость. Теперь ей уже не хотелось все время есть, как раньше. Наоборот, ее слегка мутило от запаха пищи. Старая Мэдж очень скоро заметила это и стала давать Анне отвар из лимонной мяты.

Порой они болтали о том о сем, а когда Филип спал, Анна садилась рядом с женщиной, наблюдая, как та ощипывает курицу, латает сынишке штаны или доит корову. Анна уже знала, что окрестные жители считают жену угольщика колдуньей и сторонятся ее жилища. Однако порой она замечала, как из-за кустов появляются закутанные до глаз фигуры, подзывают Мэдж и подолгу о чем-то шепчутся с нею.

– Они всегда щедры и уступчивы, когда им нужна моя помощь. Но их детям не велят играть с Лукасом. Клянусь благостным небом, они уже давно выдали бы меня настоятелю монастыря как ведьму, да, видно, страшатся, что некому станет им помогать в их бедах.

Старая Мэдж умела многое: она заговаривала кровь, сводила опухоли и нарывы, снимала боль наложением рук, умела заглянуть в будущее, знала приворотные зелья, снимала порчу и сглаз. Ее звали, когда роды шли тяжело, бежали к ней, когда заболевал ребенок. Но она была права – те, кому она помогала, давали ей денег, но, когда она появлялась в селении, мужчины гнали ее прочь, грозя спустить собак.

Как-то раз, когда Мэдж сбивала масло, а Анна с рассеянным видом следила за ее движениями, женщина вдруг остановилась и, вытерев руки о передник, сказала:

Хочешь, я узнаю твою судьбу? Дай-ка руку. Анна было встрепенулась, но затем отпрянула.

– Нет-нет! Не надо.

Ты боишься? Думаешь, я и вправду ведьма? Анна на миг задумалась, но затем отрицательно покачала головой.

– Нет, Мэдж. Я не думаю, что твой дар от дьявола. Но я не хочу. Наверное, я почти счастлива сейчас, и мне не хочется думать о том, что меня ждет.

Да, она не чувствовала себя счастливой вполне. Полой, природа, нарождавшееся чувство материнства, долгие беседы с выздоравливающим Филипом, их первые страстные поцелуи – все это было счастьем.

Горем была еще свежая не затянувшаяся рана утраты. Слишком немного времени прошло с той поры, как она потеряла отца. Она часто думала о нем, порой даже вела с ним беседы, пытаясь объяснить, почему поступает так, а не иначе.

Она спорила с ним, как это бывало при его жизни. И внезапная мысль о том, что его больше нет, пронзала ее физической болью. Отец казался ей несокрушимым, вечным, надежным, и то, что его больше не было, не укладывалось в сознании. Анна старалась гнать от себя видение его мертвого, покрытого ранами тела, она помнила его улыбающимся, помнила молодым, помнила с уже посеребренными висками, помнила его пружинящую, как у пантеры, походку. Все это было мукой. Она плакала долго, часами, слезы текли и текли, принося отупение и облегчение одновременно.

Однажды на закате, когда лес гремел птичьим хором, она расплакалась, сидя подле ложа Филипа. Он лежал тихо, и Анна решила, что он спит. Она сидела, глядя через отворенную дверь на меркнущий среди могучих стволов свет солнца, и изредка всхлипывала, как ребенок, вытирая щеки и нос тыльной стороной руки.

Филип смотрел на нее из-под полу прикрытых век. Анна была несчастна, хрупка, одинока. Она изо всех сил старалась быть сильной, и Филип знал, что она будет недовольна, если обнаружит, что он наблюдает за ней. Он видел ее вздрагивающие плечи, нежный затылок под копной высоко заколотых волос.

Принцесса Уэльская… Кто защитит ее в этой нескончаемой войне Роз? И в этот момент он с ослепительной ясностью понял, что не может отдать ее им. Какая разница, останется жив Эд Ланкастер или нет? Что с того, что по прихоти рождения ей предназначено жить иначе? Он вспомнил, как она рванулась к нему в «Леопарде», как боялась отпускать. «Мне плохо без тебя», – твердила она вновь и вновь, и он знал, что это так и есть.

Он понял все это, когда стоял, смешавшись с толпой перед собором Святого Павла, чтобы взглянуть на нее. Нарядная, величавая и грациозная, она была великолепна, но оставалась печальной. Поистине те, кто у власти, рождены не для счастья. Анна же хотела быть всего лишь счастливой. И он мог дать ей это.

Она притихла, устремив взгляд на догорающий закат. В гуще кустов подал голос соловей.

– Энни, иди ко мне.

Он уложил ее рядом и, баюкая, прижал ее голову к плечу.

– Не думай больше ни о чем, любовь моя. И прости меня, если я был не прав.

Она вздрогнула, сделала движение, чтобы подняться, но он удержал ее. И тогда Анна спросила:

– А что, если одолеют Ланкастеры? Что, если принц Уэльский вернется в Лондон и вновь станет наследником трона? Какое решение ты примешь тогда?

Она замерла точно птичка, ожидая его ответа.

Филип ответил так, как ей хотелось.

– Для них ты умерла. Теперь ты принадлежишь только мне, как и ребенок, который продолжит род Майсгрейвов. Я готов держать за это ответ перед Богом!

23.

Люди Майсгрейва вернулись спустя месяц, когда Филип уже начал подниматься. Нога еще не вполне срослась, но угольщик Хенти сделал ему подобие костылей, и Филип тотчас решил отправиться к Кумиру. Он знал уже, что благодаря Кумиру Анна с Оливером нашли его на поле битвы среди трупов, и теперь непременно хотел повидать любимца.

Филип и Анна стояли под навесом, лаская коня, когда в лесу загремел конский топот, донесся звон оружия и разудалые голоса. Они и опомниться не успели, как поляна заполнилась ржущими взмыленными лошадьми, победными криками, лязгом сбрасываемых доспехов.

И без расспросов, по одному виду людей Майсгрейва было ясно, на чьей стороне победа. Хохочущие, горланящие, все до одного вернувшиеся к господину, они отделались незначительными ранениями. У многих чересседельные сумки были набиты добычей, некоторые вели в поводу вьючных мулов. Привыкшие совершать набеги у себя в Пограничье, нейуортцы не могли отказать себе в этом и здесь.

Они говорили все разом, от них разило потом, пылью и вином. Многие из отряда Филипа еще не видели леди Майсгрейв, и теперь обступили ее, ухмыляясь и разглядывая с простодушным любопытством.

«Боже мой! Сущие дикари! И мне надлежит теперь с ними жить!»

Она властно прикрикнула на них, требуя, чтобы говорил кто-то один. Ратники притихли, удивленные тем, что она командует, когда сам сэр Филип молчит. Майсгрейв же расхохотался и весело, ободряюще взглянул на Анну.

Вперед, улыбаясь в бороду, выступил Освальд Брук. Его тучный живот, обтянутый кожаным колетом, нависал над поясом с золотой пряжкой.

– Ну что я вам говорил, парни? Это вам не Мод Перси, хотя та и была северянкой из Нортумберленда, а эта из южной Англии. Добрая хозяйка будет в Гнезде Орла!

Лишь позднее, когда они откупорили привезенный с собою бочонок с незнакомым итальянским вином, которое называли «фраскати», да отправили одного из ратников с сыном угольщика в селение купить свинью поупитаннее, они наконец поведали о кровавой битве в Глостершире.

Говорил Освальд Брук, пользовавшийся в отряде Майсгрейва непререкаемым авторитетом.

– Королева Маргарита с сыном направлялись в Уэльс, где к ней должны были присоединиться отряды Пемброка. Но этот горбатый брат короля Ричард оказался малым хоть куда. Он стрелой примчался в свое графство и не дал ланкастерцам войти в город Глостер. Им пришлось задержаться, а когда они снова двинулись в путь, тут уж мы загородили им дорогу. Их было великое множество, Господь тому свидетель. Их копья были что тростник на берегах Твида, а их палатки могли бы составить целый город. Однако король Эдуард показал, на что способен. Милость небес была на его стороне.

Потом они наперебой рассказывали, как захватили Эда Ланкастера, как сам король перерезал ему горло…

На этих словах Анна поднялась.

– Надеюсь, вы не осудите меня, если я на время оставлю вас.

– Но, миледи! – светловолосый великан Гарольд стукнул кулаком по стволу дерева, на котором сидел. – Разве вам не интересно? Столько событий! Обезумевшая от горя Маргарита Анжуйская прокляла братьев Йорков, а потом ее, пленную, отвезли в столицу. А пока мы бились на западе, на Лондон нахлынули из Кента отряды Бешеного Фокенберга, и лондонцы, вообразите, отстояли город. Когда же войско вернулось, король Генрих VI был найден мертвым в одной из башен Тауэра, и по этому поводу множество слухов…