Ему хотелось, чтобы хозяин «Опала» побыстрей и в двух словах обрисовал ситуацию. Тогда он, Александр Григорьевич, проблеял бы какие-нибудь сочувственные слова, из подобающих случаю, и они занялись бы его делом, то есть Машей и скотом Задворьевым.

– Да, понимаешь, кто-то навел… Кое-что сняли у нас из-под столов. На экспертизу повезли. Сечешь? – И Равиль опять посмотрел на Александра долгим взглядом неприятно ярких глаз.

Павловский сразу все просек, но гораздо больше его беспокоили собственные проблемы. Он никак не мог сообразить, каким образом лучше всего к ним перейти, а Равиль между тем продолжил:

– Да и на кухне у нас полно вин без акцизов… мясо тоже не всегда берем маркированное. В общем, куча проблем, Сашок!

И Сашок решил, что вставить свое сейчас как раз самое время.

– У меня, знаешь… тоже одни проблемы, – начал он и замер, внимательно следя за реакцией собеседника.

Равиль с непроницаемым лицом потянулся к сигарам, вытащил одну, покрутил в крупных мясистых пальцах, понюхал, положил на место и, как всегда покровительственно, спросил:

– Ну и что же у нас за проблемы, Сашок?

И тут уж Павловского понесло. Он начал рассказывать обо всем: и о безмозглой Эльзе, и о том, что у него в зале мало людей, которые могли бы справиться с таким заданием, как поиск трехкомнатной квартиры, а потом о Задворьеве и Маше. И наконец, уже только о Маше, о том, как любит ее и не может позволить, чтобы какой-то молокосос у него ее отнял.

– И вообще, Равиль, я не понимаю: твоим людям ничего не стоит выкинуть этого козла из его квартиры. Адрес я назову. Почему ты именно мне это поручил? Кто я такой? У меня и людей-то раз-два и обчелся! – Выговорившись, Александр Григорьевич тоже потянулся к сигарам, взял одну и машинально поднес к носу. Она пахла неплохо: хорошим табаком и, кажется, немного корицей.

– Расти надо, Саша, – отозвался Равиль. – За нормальные дела браться. Твой зал для меня резерв. Надеюсь, ты помнишь, что я тебе всегда во всем помогал как мог?

– Конечно! – Павловский подобострастно кивнул, хотя ему не нравился ни тон визави, ни то, что он говорил. Конечно, Равиль во многом ему помогал, но деньги он за все про все платил свои собственные, кровные. Он кожей чувствовал, что в этом деле нельзя брать чужих денег даже взаймы, и не занял у владельца «Опала» ни рублика, не говоря уже о конвертируемой валюте. Да как вообще понимать: его зал – и вдруг резерв для Равиля?

Александр Григорьевич боялся спросить об этом прямо, но этого и не потребовалось.

– Так вот! – Равиль начал объяснение сам. – «Опал» скорее всего прикроют. Под него давно роют и, похоже, уже нарыли столько, что долго нам не продержаться. Новое здание в нынешних условиях не только не построишь, а даже и не арендуешь. Потому, Саша, будем расширять твой зал под казино. Это пока властями разрешено.

Павловский сначала хотел возмутиться тем, что все решается без него, а потом вспомнил, что сам намеревался продать свой бизнес. Вот Равилю и продаст. Он набрал в грудь побольше воздуха, осторожно выдохнул и сказал:

– Да я… собственно, как раз хотел отойти от дел… Я готов тебе свой зал… продать… Делай с ним что хочешь… Хоть расширяй, хоть что…

И Павловский радостно улыбнулся, потому что все наконец складывалось очень хорошо: Равилю нужен зал, а ему, Александру, – уже нет!

Подхватив улыбку Павловского, Равиль зычно расхохотался:

– Продать?! Что ты такое говоришь, Саша!

– А что такого? Зал в порядке, доход нормальный! Я, как хозяин, дела не развалил, а даже наоборот…

– Хозяин?! – Равиль продолжал хохотать так, что на его выпуклых карих глазах заблестели слезы. – Какой ты хозяин? Это мой зал, понимаешь, Сашок? Мой!

– Как твой? – удивился Павловский.

– Так! Мой – да и все тут!

– Не понимаю… У меня и документы есть… лицензия…

– Выбрось, Саша, свои документы, куда хочешь… – уже совершенно серьезно отчеканил Равиль. – Неужели ты думаешь, что я пошевелил бы хоть пальцем, если бы зал был твой! Я, признаться, хотел проверить твои возможности на предмет изымания у непутевых граждан квартир и, при успехе предприятия, поставить тебя во главе этой службы… Квартиры – они всегда понадобятся. Но ты не справляешься, Саша! Ты ни с чем не справляешься! Ты мозгляк, Сашок!

– Равиль… я не понимаю…

– Чего уж тут непонятного?! – протрубил хозяин казино. – Мой это зал, и настоящие бумаги находятся у меня. Как ты правильно понимаешь, мои ребята, в отличие от тебя, могут если и не все, то многое.

Павловского опять кольнуло в сердце. Он, как и у себя в кабинете при разговоре с Эльзой, схватился за грудь.

– Ничего, Саша, пройдет, – небрежно махнул рукой Равиль, с презрением кивнув на руку собеседника, и закурил сигару.

Мощный приторно-коричный дух несколько взбодрил Павловского. Он посмотрел в спокойные глаза человека, которого долгое время совершенно безосновательно считал своим другом и покровителем, и глухо спросил:

– То есть ты хочешь сказать, что у меня… ничего нет…

– Да, именно так. Я мог бы оставить тебя в своей команде для каких-нибудь мелких дел, если, конечно, хочешь… Но, признаться, особого энтузиазма это у меня не вызывает. Так уж… только по старой дружбе я подыщу тебе какую-нибудь должностишку…

У Павловского никак не получалось сообразить, что же делать. Обратиться к ментам? Можно же объяснить, что владелец казино «Опал» обманным путем завладел документами на его игорный зал…

Видимо, тяжелая работа мысли отразилась на его лице, потому что Равиль сказал:

– А если дурная голова поведет тебя в ментовку, то имей в виду, Сашок, я тебя сделаю владельцем «Опала», где только что сняли со столов электронику. И за мясо с гнильцой придется ответить тебе! Икра у нас еще есть просроченная… Про отсутствие некоторых лицензий я вообще молчу. Как тебе такая перспективка? Может, лучше по-хорошему отступиться от зала?

– И что же мне теперь делать? – в состоянии настоящего ужаса спросил Павловский.

– А ничего! Иди домой! Работенка понадобится, подберем что-нибудь. Ты ведь знаешь, Сашок, у меня большое и доброе сердце.

Павловский не мог стронуться с места. Равиль скривился и повторил:

– Иди, Саша. Не мешай. У меня и без того полно дел. Я ж тебе все объяснил.

Александр Григорьевич не без труда оторвался от стула и побрел к выходу. Он потом никак не мог вспомнить, как оказался в собственной машине. Его руки тряслись. У него, в общем-то, очень удачливого человека, разменявшего шестой десяток, умудрились отнять все: бизнес, деньги и… Машу… А что же главнее: деньги или Маша? Да на что он нужен Маше без денег? Не садиться же ей на шею? Сколько она там зарабатывает в своем офисе? Копейки! Конечно, можно пойти к Равилю на поклон, обещал же пристроить, но, честно говоря, очень хочется удушить эту жирную свинью… Жаль, что нельзя и в самом деле поступить так. Да и где он найдет себе другую работу? Не на завод же идти? Не на рынке торговать? Вот ведь сглазил, идиот, сам себя! И зачем он Витьке Задорожному клялся своим бизнесом? Помнится, прямо так ему и сказал: «Пусть у меня все там хряпнется…» Вот оно и хряпнулось! Уж сколько твердят миру, что мысль материальна! Не надо о дорогом и важном поминать всуе! Впрочем, он не о том думает! Маша! Именно она для него – самое дорогое и важное! На Равиля больше нет никакой надежды. Надо срочно ехать в зал, пока его оттуда не турнули под зад, и узнать, что сделала Эльза. Все-таки он ее здорово припугнул. Она должна была решиться на что-то серьезное.

* * *

Маша держала в руках связку Лешкиных ключей и прикидывала варианты. Конечно, их можно просто выбросить. С другой стороны, почему бы не попробовать сделать то, что предлагал Задворьев? А что он ей предлагал? Он цинично предлагал постель. А, собственно говоря, чем его предложение циничней того, которое на отцовском юбилее сделал ей Павловский? Он ведь сказал: «Поехали ко мне», и она тут же поехала, точно зная, чем они займутся с «дядей Сашей». Да, но она его любила. Любила? Да, любила! Она и поехала к нему, потому что любила, и сразу после слияния тел стала считать его своим мужем перед богом. Она была уверена, что они не просто поженятся с Сашей, а обвенчаются. Чтобы уж навек, навсегда, до самой смерти и… после… быть вместе… И что теперь? Теперь она не в состоянии понять, как можно любить того, кого абсолютно не знаешь. Пожалуй, надо быть честной хотя бы с собой: она просто желала физической близости с Павловским! Да! Так желала, что ее всю скручивало, чуть ли не винтом! И Александр по-прежнему имеет над ней чудовищную власть. Всего лишь коснулся губами ее шеи, и она уже готова была снова пасть к его ногам. Но это же ненормально! С этим надо как-то бороться!