– Мы делим вечеринку в честь нашей помолвки с праздником Рен, и она уже зарегистрировалась в «Фосси»?
Боюсь, мой вопрос прозвучал излишне громко.
– И это все, о чем ты сейчас беспокоишься? – Брэдли стоит вполоборота ко мне, держится за ручку входной двери. Его челюсти заметно напряглись. – Ладно, я должен идти. – Тянет дверь на себя и бросает через плечо: – Увидимся в спортзале.
Провожаю его взглядом, но слезы застилают глаза. Прижав к себе папку с контактами Шейна, тупо смотрю на закрытую дверь. Он прав, только… Черт, не хочу я опять играть вторую роль. Да еще при актрисе, которая вечно тянет одеяло на себя.
В голове буквально искрится электричество, куда ни посмотри, все как в тумане. Сажусь за свой стол, сдавливаю двумя пальцами переносицу и плотно сжимаю веки. Мне нужно проверить другие проекты, сделанные моей командой, но я не могу сосредоточиться.
Я в ужасе от того, что Шейн вдруг возник из ниоткуда, притащил с собой прошлое, поставил под вопрос мое будущее. Но если совсем начистоту… я слегка польщена. И совсем не слегка запуталась.
Никто другой не сможет воплотить эту концепцию, ведь вся она вдохновлена мной. Так он сказал. Эти слова сводят меня с ума. И те, что он произнес, и те, что нет. Почему он изменил? Когда мы были вместе, между нами было то самое, о чем рассказывают в фильмах и книгах. Юная любовь и горько-сладкое томление. Впервые я чувствовала, что меня ценят такой, какая я есть. Это было так прекрасно и так окрыляло…
А потом он изменил. Я лишилась веры в то, что наши отношения были искренними. По крайней мере для него.
Отвечаю на несколько писем от дизайнеров моей команды, пока мозг продумывает варианты правильного подхода к Шейну. Не могу же я сказать ему о финансовых проблемах компании. Я подписала соглашение о конфиденциальности, да и вообще это неэтично. Я даже не могу сказать, что на кону мое рабочее место.
Ладно, скажу, что погорячилась, мол, я не хотела вот так сбегать прошлым вечером, просто нужно было домой, и, если несколько сцен из кино помогут в разработке его концепции, тогда, конечно, давай так и сделаем. Выкручусь.
Открываю окошко чата и нахожу Элли.
Кензи Шоу: Ты здесь?
Элли: Засада.
Когда рядом с нашими компьютерами есть посторонние, мы пишем «засада». Это наше кодовое словечко. Да, мозгового штурма не получится. Придется думать одной.
Беру телефон, нахожу в папке номер, набираю и жду, слушая гудки. Может, включится голосовая…
– Алло?
Шейн!
Господи, конечно, Шейн, я ведь ему и звоню. Открываю рот, чтобы заговорить, но слова не идут. Меня захлестывает воспоминание об этом сонном голосе, звучавшем в телефонной трубке, когда мы перезванивались во время каникул.
Мы засыпали вместе. Я – в своем доме, он – на севере с родителями.
– Привет. – Мне удается сказать это спокойно и безразлично. Неплохо для начала.
– Кенсингтон?
– Да, – не знаю, с чего начать. – М-м… Слушай, дело в том… – Тяжело сглатываю и выпаливаю: – Слушай, обе наши компании вложили в дело столько времени и сил, ты не можешь вот так уйти. То есть, если ты не останешься, получится, что столько людей впустую потратили время и деньги. Клайв будет разочарован, а я думаю, что мы можем с тобой обсудить предложение с эпизодами, если это поможет концепции, потому что мы…
– Очень прочувствованная речь.
Его реплика обрывает меня на полуслове. А чего он ожидал? Бред какой-то. Просто сделай это, Кензи. Ради своей работы, ради свадьбы.
– Шейн… я… э-э…
– Да. Спасибо, – говорит он кому-то, потом возвращается ко мне: – Давай встретимся на Монумент-Секл через полчаса? – Легкое замешательство. – И… Кенсингтон, возьми с собой контракт.
Небоскребы, плотно стоящие по кругу, укрывают Монумент-Секл огромными стенами. Чем хорош даунтаун Индианаполиса: все находится близко и всюду можно добраться пешком. Большой город втиснут в несколько кварталов.
– Так куда мы спешим? – спрашиваю я Шейна. Вряд ли далеко, потому что мы идем пешком.
– Вот сюда. – Шейн отступает, пропуская прохожих, дожидается меня и садится на ступеньку Монумента солдатам и морякам. – Приятно вырваться из офиса.
Осторожно сажусь рядом с ним и плотнее запахиваю пиджак, защищаясь от холодного ветра.
– Представляешь, моя семья устраивает нам с Брэдли вечеринку в честь помолвки, – говорю я вроде как между прочим, пытаясь ввести Брэдли обратно в картину и установить границы. Подтягиваю рукава и скрещиваю руки на груди. – Да. Мама звонила вчера вечером. Роскошная будет вечеринка. Здорово повеселимся.
Молчит.
– В субботу через две недели… – неловко продолжаю я.
– Хочешь, поднимемся наверх? – вдруг спрашивает Шейн и встает. Он указывает на башню монумента, высотой двести восемьдесят четыре фута.
– Что? Туда, наверх?
Я прожила в этом городе всю свою жизнь. Работаю в даунтауне, теперь и живу в даунтауне, но никогда не поднималась на башню. Правда, однажды…
– Поднимись со мной на вершину. Это считается. Это есть в списке. – Шейн уже поднимается по ступенькам. – Контракт у тебя с собой?
Я не трогаюсь с места.
– Да, но…
– Но что? – Он уже исчезает за углом.
Может, он не помнит про это место, а я помню. Не шевелюсь.
Достаю телефон и жму на «Фейсбук», пока его дожидаюсь. Лучше бы вернуться в офис. Но контракт нужен фирме. Контракт нужен мне. А вот что мне сейчас не нужно, так это напоминание о прошлом… нашем с ним прошлом.
Вспоминая, как накануне вечером все мы собрались в баре, подавляю смешок и печатаю новый статус: «Прошлое, Настоящее и Будущее вместе заходят в бар. Возникает неловкая пауза».
Шейн не возвращается. Раздраженно сую телефон в карман и иду за ним. Стоит возле лифта. Замечает меня, когда я поднимаюсь по последним ступенькам, и тепло улыбается.
– Прошу, – жестом указывает на лифт. – Билет я уже оплатил.
Он шутит?
– М-м… нет. Если хочешь обсудить контракт или список фильмов, слушаю тебя. Но это глупость какая-то, так что…
Мотаю головой и воинственно складываю руки на груди. Он не помнит.
Шейн подходит ко мне ближе и опирается на стену.
– Помнишь, ты говорила, как хотела бы, чтобы и в твоей жизни произошли все эти моменты из фильмов?
Может, и помню. Тогда ситуация еще более неловкая. Что ему нужно?
Уголки его губ чуть дернулись вверх.
– Ты говорила: «Я не просто хочу любить, я хочу любить как в кино». Помнишь?
Застыв под его взглядом, обмираю при этих словах. Моих словах.
– Это строчка из «Неспящих в Сиэтле». Я помню, как это говорила, и помню, как в это верила.
Черт, я помню, как верила, что у меня это есть.
С ним.
Шейн подходит еще ближе. Встает почти вплотную ко мне. Я не двигаюсь.
– «Неспящие в Сиэтле». Этот фильм стоит в списке первым. – Он протягивает мне руку, в точности как персонаж Тома Хэнкса, и говорит: – Пойдем?
Не задумываясь, беру его за руку, но, как только мои пальцы касаются его руки, в животе что-то екает. Теперь совершенно ясно, что он все помнит. Речь не просто о «Неспящих в Сиэтле». Речь о наших «Неспящих в Сиэтле».
Сердито отдергиваю руку. Он не имеет права!
Мы должны были встретиться на вершине Индианаполисского монумента. Как в кино. Как Сэм и Энни из «Неспящих», которые назначили свидание на вершине Эмпайр-стейт-билдинг в День святого Валентина. И я втайне надеялась, что он собирается сделать мне предложение.
Вместо этого мы неделей раньше расстались. Сразу, как я узнала, что он изменил. Я провела Валентинов день в одиночестве, сидя здесь, на ступеньках, недоумевая, что, черт возьми, произошло. Тоня, желая меня подбодрить, потащила в бар. И мы устроили небольшой девичник. А теперь?
Вскидываю подбородок. Он не смеет так просто вернуться в мою жизнь и снова вытащить мои переживания наружу. Глаза защипало от слез, готовых вот-вот политься. Отступаю на шаг назад.
– И ты всерьез думаешь, что теперь мы устроим эпизод, пропущенный в тот День святого Валентина? – качаю головой, не в силах поверить. – Вычеркивай его из списка. Я уже отыграла его, причем совсем не в той роли, на какую надеялась.
Как было трудно выбираться из постели каждое утро… весь день заставлять себя просто дышать… пытаться забыть, как все было прекрасно и здорово. Пережить это время мне не помогали ни какая-нибудь доктор Марша Филдстоун[1], ни семья. Я оказалась совершенно одна.