— Случайно я знаю, — голос дракона вновь зазвучал в Танькиной голове. — Твоя личная копия явилась на это поле, потому что ждала тебя здесь. А на свет появилась чудом, с единственной целью — быть любимой и взаимно любить, без всяких практических умыслов, потому что тем, кто ее породил, было тогда одиноко. А вот почему она притом действительно твоя копия — уже другой вопрос. Возможно, отчасти она и твоя дочь, так как приняла часть души твоего ребенка. А может быть, просто именно так выглядит для Варвары ее воплощенная любовь.

Она взглянула в глаза Варвариной дочери:

— Отведи меня к ней.

«Отведем, — проворчал Бог, когда Танька, опираясь на протянутую ей руку, с трудом поднялась с земли. — Вот только сообразим, каким образом. Нелида сама сюда еле добралась черт-те на чем. Конец Света же происходит, до полной отключки осталось пять часов, все службы парализованы. Общественный транспорт в ауте, машин ни одной не видать, драконом в больницу лететь, что ли?»

— Почему бы и нет? — предложила Нелида. Слышала, значит, что он говорил внутри Танькиной головы, хотя его слов она своим ртом не произносила. — Вряд ли драконом кого-то сейчас удивишь. Танька, ты как насчет трехглавого?

Но Танька ни слова не проговорила. Вцепившись в Нелидину руку, она сделала только один шаг вперед — и потеряла сознание.

***

Очнулась она под шелест мотора на мягком сиденье автомобиля, кто-то вновь тыкал под ноздри ватку с нашатырем.

— Где мы?

— На Ленинградском.

— Далеко еще до больницы?

— Где-то минут двадцать, — послышался голос водителя. — Движения на дорогах нет, машин нет, людей нет, пробок тоже. Так что доедем быстро!

Танька перевела взгляд на зеркало над лобовым стеклом — в нем мелькнул голубой околыш и глаза такого же цвета.

— Мистер Джон?..

— Yes, m’am[187].

— Mister John, I am so sorry, I shall pay for your car…[188]

— Oh, the car is no problem![189] — подмигнул в зеркале голубой глаз. — What do you think I’m driving right now?[190]

Ах, ну да, конечно, Мистер Джон-то ведь тоже Бог Всемогущий, как она сразу не догадалась. Что для Богов какой-нибудь «мерс», если они способны взять и уничтожить Марс… Или Землю… Но от сердца странным образом отлегло — все же переживала за свое «преступление».

— Остановитесь, пожалуйста, рядом с цветочным ларьком.

— Танька, — вздохнула Нелида, — в Москве все магазины закрыты и все ларьки, цветов днем с огнем…

«На вот, возьми эту… — раздалось в Танькиной голове. Правой рукой она нащупала крепкий стебель и тотчас уколола палец шипом. — Желтая, можешь не сомневаться».

Откуда он знал про розу? Ах, ну да, ведь и он Бог Всеведущий. А сама-то она — какой уж там, к дьяволу, Бог? Ни Всеведения, ни Всемогущества и даже понятия никакого — почему так хотелось преподносить Варваре только один цветок, почему обязательно розу и непременно желтую?

«Видишь ли… — начал объяснять Бог, — так в своих новых воплощениях люди узнают прежних близких. Перед смертью в одной жизни они, если успеют, могут между собой договориться, по каким знакам различат свои души в следующей. Варваре всегда нравились желтые розы, насчет одной вы с ней и договорились. А второй знак у вас — фраза, какая — ты сама знаешь…»

***

Дверь громыхнула и широко распахнулась, словно заставка к сериалу про «Скорую помощь», принимая в приемный покой изможденную и искалеченную фигуру, поддерживаемую с двух сторон Нелидой и Мистером Джоном.

— Наконец-то! — вскричала бледная дама, одетая в черное с сероватым. — Я тут жду вас целую ночь!

Тонкими пальцами с траурным лаком на длинных ногтях она вцепилась в Танькину руку, заголосив умоляюще:

— У меня будет ребенок! Помогите ему! Я не хочу Конца Света, я проголосовала против! И я очень! Знаете, очень! Очень Диму люблю!

— Если у вас взаимно, то все будет в порядке, — подмигнула Пантелеймонии Танька и очутилась в объятиях Олежки и мамы. Мистер Джон и Нелида вежливо отошли в сторону.

— Птица-Танька… Как я рад…

— И я рада, доченька. Мы оба гордимся тобой, — мама поцеловала Таньку, Олежка похлопал ее по спине, но со всех ног к ней бежал заплаканный Ося.

— Мама Таня, сделай что-нибудь. Папа не смог! — он протянул к ней ладошки, в которых, словно в гробу, с закрытыми глазами на неживом глиняном личике лежал маленький гномик.

— Танька, я тут с ума схожу!

Она повернулась на голос и увидела лохматую Ди с воспаленными глазами, в порванных джинсах и запятнанном сером свитере, который, возможно, совсем недавно был розовым. Под мышкой она сжимала другого керамического гнома. «Вася», — узнала Танька.

— У Варвары случился инсульт, представляешь? Она в коме, врачи толком не говорят ничего, а эти два гнома еще вчера были живые! — Ди тарахтела без остановок, кажется, новостей для Таньки у нее накопилось больше, чем сама могла переварить. — И мой Ося… — Ди всхлипнула, — мой сын говорит, что его баба Аля и папа тут… Ося с ума сошел? Или я ненормальная? Я ненормальная, скорее всего, потому что вчера мы по небу летали с Варварой…

— Ты нормальная, Ди, — улыбнулась Танька. — Ты хорошая. И наш Ося очень хороший. А Олежка и мама тут, и они на тебя смотрят. И очень любят вас с Осей. И я вас очень люблю.

 «А теперь я оставлю тебя … — произнес Бог. — Дальше ты уж сама как-нибудь. Мое место тут, с дочерью. Пантелеймонии — с сыном. Васе — с Гришей, а Ди — с Осей, Олежка и твоя мама о них позаботятся. А с кем твое место, Бог Танька, не мне тебе говорить».

Она крепче сжала в ладони колючий стебель, толкнула еще одну дверь.

— Доктора! — закричал кто-то в лицо. — К нам новое поступление! Женщина, сядьте на табуретку, вам каталку сейчас привезут!

Шаг вперед… и второй… и третий…

— Женщина, сядьте же, ляжьте! Из вас, видите, кровь течет? Санитары тут есть? Где же? Где все?.. Остановите больную, мужчина! Остановите, куда она прет?

— Дайте пройти Ему, — раздался низкий голос. И вторил похожий, другой:

— Вы что, сестра, не видите, Кто это?

Мелькнула зеленая шляпа, рядом за ней — лысина, следом — неровный чуб:

— Почему темно в коридоре? Включите яркий свет!

Навстречу Таньке, как эльф из тумана, выплыл старик с бородой:

— Прошу, коллега. Вас ждут в восьмой палате.

— Сюда только в халатах! — вскричала уборщица сбоку. — Ишь, грязи щас нанесут!

Белая дверь. Цифра «8». Еще толчок. Шаг… Второй… Третий...

На белое покрывало слетели желтые лепестки, и под горячим плечом заалел угол подушки. Пальцы правой руки переплели две ладони, сцепленные на груди. Вдоль влажной щеки заскользили сухие губы и застыли на теплой мочке, протрепетав:

— Я люблю тебя. Не пугайся…

Всколыхнулся воздух; источая искры, заклубилась восьмая палата. Раздвинулись серые стены, исчез бледный потолок. Искристый шар дрогнул, качнулся величаво, вздохнул и поплыл медленно и торжественно — вверх. Этажи над ним выше разошлись в стороны, разверзлась бетонная крыша — и все, кто не спали внутри, увидели, как в один миг грязное небо умылось и стало розовым. Шар завис над больницей, лучи солнца игриво пронзили его насквозь — и он разлетелся вдребезги миллионом хрустальных осколков, как из гигантской бутылки шампанского миллион радужных брызг, и рассыпался по семи холмам с радостным перезвоном — от больших колоколен до маленьких колокольчиков.

В небе, на месте шара, затрепетало сердце — живое, с двумя половинками: рубиновой и золотой. Зашелестели перья, и половинки сердца враз обернулись птицами: рубиновой и золотой. Расправив крылья, распрямив высокие шеи, они прокружили трижды, прежде чем выше взлететь. И пока в вышине обе не превратились в звездочки — внизу, в приемном покое, их провожали взглядами: женщина и ребенок пяти лет, два оживших гнома — отец и его юный сын, два Человека-Ветра — мать и сын, уже взрослый, с ними еще шесть Всеведущих и Всемогущих сил… и рядом еще двое — девочка, почти взрослая, двадцати одного года, и с нею тот, чье имя нельзя произносить, — Бог, принесший свое Всемогущество в жертву своей Любви.

 

НЕконец

 

Москва — Лондон — Брут — Букингемширское графство,

2007-2011


Хочу выразить сердечную благодарность друзьям, чье заинтересованное участие помогло мне завершить этот роман: