— Ты должен простить моё отсутствие энтузиазма, Боббингтон. Мы были друзьями с Итона, и я считаю, что твоя полная преданность была посвящена мисс Уилсон прошлой осенью, добродетельной мисс Харриет в июле, звёздной мисс Бернард как раз перед Пасхой, скучающей…
— Это совсем другое!
— Да? Почему же?
Боббингтон покраснел и переступил с ноги на ногу.
— Потому что мои чувства возвращаются.
— Прекрасная мисс Пайболд, дочь лорда Реджинальда Пайболда, сообщила тебе о преданности, хотя за все три встречи не вышла к тебе. Чудно. Ты говорил с её отцом?
— О, Нортам, прекрати! Ты знаешь, я ничего такого не делал. Она пропала с марта. Я просто ждал её возвращения.
— Тогда почему ты веришь, что мисс Пайболд ответит взаимностью?
— Был момент перед её уходом.
— И какой?
— Это не по-джентльменски.
Спенсер вздохнул. Он потёр висок.
— Тогда, мой друг, ты можешь бросить заигрывания с незнакомками на одиноких скалах, или окажешься в компрометирующей ситуации, теряя всякую надежду на справедливую мисс Пайболд.
Боббингтон резко покачал головой.
— Этого не будет.
— Несмотря на твоё отсутствие средств, в тебе есть очарование. Но ты не первый, кто стал жертвой интриганок матери и дочери.
— У нашей мисс есть тётя.
— Не так буквально, Боббингтон.
— Ты же не думаешь, что девушка бросилась со скалы ради моего внимания.
— Может быть, нет, это было бы слишком.
— В самом деле. Думаю, истинная природа твоего неодобрения не в том, что я заставил её покраснеть, а в том, что ты потерял свой шанс.
— Чёрт!
Боббингтон подарил ему победоносную усмешку.
Спенсер наклонился над столом и ударил шар сильнее, чем собирался. Пока он смотрел, как бил Боббингтон, он задумчиво проводил пальцами по искуссному орнаменту медальона, лежавшего у него в кармане. Он задавался вопросом о пряди тёмных волос, хранящихся внутри и эмблеме, напоминающей цветок лилии. Медальон лежал в соломе у дуба… Это любовный медальон свалился на французского шпиона?
Может, это указывает на то, что надо ждать на утёсе? Был ли это какой-то сигнал? Это был не простой медальон — но пока, он ничего не значил.
Как молодой человек и предполагал, виновата неопытность — способность знать и понимать, что за объект перед ним, приходит с годами. Он с интересом ждал, пока его навыки шпионажа будут столь сильны, что станут наравне с Байбери и лордом Уинфритом. Вероятно, они бы на расстоянии поняли, что это за медальон.
Тем не менее, у Спенсера ещё не было такого мастерства, и он считал, что Сент-Айвз Хед ему для чего-то нужен — и он позволит себе понаблюдать за Райтон-Мэнором.
— Девочки, спускайтесь! — тенор тёти Филисы был непонятен, но перемены всегда оставались незначительными — раздражена или очень раздражена.
Джулиана не стала ждать, чтобы узнать это. С такой же поспешностью и грацией она поспешила настолько быстро — насколько возможно, чтобы не получить упрёка за несвойственное поведение, — и спустилась по широкой лестнице. Кэрри внимательно следила за нею. Тётя не собиралась подниматься.
— Джулиана, я обратила внимание, что… — тётя Филис начала с минуты, когда ноги Джулианы коснулись пола, но вдруг остановилась.
Честер, лакей, вошёл в главный зал, неся большой канделябр, предназначенный для столовой. Мэйзи был занят семейным портретом, и госпожа Белчер, экономка, прошла в маленький шал со своими ключами, звеня с каждым шагом.
Тётя Филис нетерпеливо махнула в сторону утренней комнаты, показывая, что они поговорят там.
Джулиана вошла в нежно-голубую комнату со всплеском негодовании. Она не позволит этой женщине говорить лишнее. Тётя заслуживает уважения, ибо старше, она находится на хороших позициях и приходится её отцу сестрой, но это не даёт ей права…
— Джулиана, не сутулься.
— Да, тётя, — Джулиана ответила так сладко, как могла. Семейные узы не давали права тёте Филисе умалять её мораль, оскорблять её образование, орга…
— Джулиана, поправь платье.
— Да, тётя, — Джулиана провела руками по отлично отлаженному лифу. Она просто не могла позволить тёте запугать её. Джулиана подняла подбородок и повернулась лицом к врагу.
Тётя Филиса была красивой женщиной. Она была маленького роста, но её худоба соответствовала этому. Густые волосы медового цвета, несколько седых прядей, которые свет видел слишком редко, всегда спокойный, но сильный голос, со злобой, которую не чувствовали джентльмены, но ощущали все женщины.
Джулиана медленно, с преувеличенной грацией опустилась на ближайшую парчовую кушетку. Тёте не нравилось, что люди возвышались над нею, даже когда дело было в дюйме, как с Джулианой.
— Ты, вероятно, слышала одной тебе понятный голос из тени, Джулиана, ибо я уверена в том, что он предложил тебе сесть сейчас — верх неуважения.
— Прости, тётя. Голос, что я слышала, ваш — вчера вы сказали, что вам трудно смотреть, — Джулиана мило улыбнулась. — Я не хотела причинять вам боль в шее, — после того, как она посмотрела в потолок, Джулиана посмотрела на женщину, пытаясь быть внимательной, и сжала челюсти.
Если бы это не было единственным способом попасть в Лондон с целью быть незамеченной, она бы изящно поднялась по лестнице, спокойно собрала бы вещи и покинула дом. Но, как бы это ни было, она должна была мириться с насмешками и ехидством, или вернуться домой никому не известной. Сейчас или никогда — ибо она слышала, что ещё один естествоиспытатель продвигал свои теории — исследования, позаимствованные у Телфорда.
— Джулиана, до меня дошли слухи, что ты гуляла одна. Снова. И это после того, как я заявила, что такое бессмысленное поведение является вульгарным и распространённым явлением… Ты должна воздержаться от прогулах за пределами парка, как сегодня. Ты не понимаешь, что делаешь? Гулять без сопровождения!
Вероятно, ты едва избежала очередного инцидента. Я не больше потерплю чего-то подобного!
— Да, тётя, — хвала небесам, её спасители молчали. — Тем не менее, помните, что я не привыкла к ограничениям и умею их стирать.
Небольшая, но сильная рука тёти Филисы барабанила по лифу где-то у сердца.
— Это не имеет значения. Ты больше не в Комптон Грин. Есть стандарты, и я не намерена… — Тётя Филиса искусно рухнула на маленький стул рядом со своим секретёром. Её руки трепетали, словно птицы, а после всё её тело тоже принялось содрогаться. Изысканное лавандовое платье растекалось вокруг неё.
— Я не буду связана, — снова начала она с акцентом, — с кем-то, в кого есть даже намёк на плохое поведение. Мы должны сделать всё возможное, чтобы скрыть французскую скверну твоей матери.
Это было уже слишком для Джулианы.
— Тётя Филиса, как вы смеете говорить о наследии моей мамы! Она — дочь Конта! Это не пример плохого поведения!
Тётя Филиса выгнула левую бровь, практикуя выражение превосходства, а после повернулась к камину, глядя на картину. Там было изображено генеалогическое древо Телфордов, очень точное.
— Мой прадед, граф, дорожил родословными, Джулиана. Франция — наш враг! Мы в состоянии войны! — её губы сжались, что можно было по ошибке принять за улыбку — она была очарована длинным списком имён. Джулиана воздержалась от указывания на то, что Филиса Ривз никогда не была графиней и что её имя было на одной из самых слабых ветвей этого генеалогического древа. Джулиана заставила себя прикусить язык и держать его за зубами, чтобы не наговорить всяких гадостей.
— Теперь я должна сообщить тебе благую весть! — тётя повернулась к девушкам, критически осмотрела Кэрри, а после нахмурилась. Её глаза сосредоточились на мелких завитушках на очаровательной шее дочери. Она на мгновение поджала губы, но всё ещё не сказала об изменениях в причёске. — Наше бдение окончено, леди Пайболд и Вивиан вернулись. Достаточно красноречивое письмо пришло несколько часов назад. Судя по всему, праздник в Озёрном крае был успешным, хотя путь домой оказался длинным и ужасным для нежной Вивиан… Нужна краткая передышка, но мы можем уехать в Лондон через пять или шесть дней… Может, семь. Конечно, не сейчас, но это уже что-то!
Несмотря ни на что, Джулиана улыбнулась.
— Это хорошая новость, тётя, — она взглянула на кузину. Из взгляды встретились во взаимном волнении. В конце концов, они собирались в Лондон.