Достаю пальто — кажется, достаточно теплое. Широкое и длинное, мне такие нравятся, и оно идет к моему палантину.
Перекладываю из кармана плаща ключи от дома на виа Виньятальята. Брадаманта готова! Ада крутится, как мячик. Если Майо жив, я найду его. Должна найти.
В такси по дороге на вокзал звоню Микеле. Она отвечает не сразу.
— Это Антония, ты можешь говорить?
— Подожди, поменяю руку, я мешаю крем. Как дела?
— Хорошо, мне нужно встретиться с тобой, сегодня я уезжаю и не знаю, когда еще вернусь. Может, выпьем кофе после обеда?
Чувствую, что она колеблется, но лишь какое–то мгновение.
— Дочь сегодня возвращается из школы в два, мы обедаем поздно. В три нормально?
— Отлично. У меня в гостинице, хорошо?
— Значит, в три. Пока, пока, крем пригорает!
Так, в Феррару я приезжаю в полдень. Полчаса на сборы, оплату гостиницы… а чем заняться до трех? Может, позвонить Луиджи, поделиться своими догадками о Майо? Или лучше не надо? Что он скажет о маме?
Позвоню. Нет, лучше напишу: «Приезжаю в полдень на электричке, в три у меня одно дело, если хочешь, попрощаемся».
Все. Отправлено.
Ответ приходит сразу: «Встречу тебя на вокзале».
В глубине души я на это надеялась.
Субботняя электричка почти пуста, не то что в прошлый понедельник. Я могу положить ноги на сиденье напротив, если подстелю газету, никто не сделает замечание беременной женщине.
За окном тянется паданская равнина: из тумана выступают крестьянские домики, ряды тополей, схваченные изморосью поля. Сегодня кажется, что весна передумала приходить. Туман низкий и густой, как будто белые молочные облака опустились на землю. Поезд делает лишь одну остановку: Сан — Пьетро–ин–Казале. В прошлый раз я ее не заметила. Как будто в понедельник утром на этом поезде ехал совершенно другой человек, направляясь в город, о котором ничего не мог припомнить кроме могилы Нанетти. Сейчас мне кажется, что я возвращаюсь домой.
Я очень беспокоюсь за Альму, но чувствую, что должна это сделать, сейчас или никогда: узнать, что случилось с ее братом.
В Ферраре мне бы хотелось попрощаться с Лией. И Изабеллой. Откуда это щемящее чувство прощания? Надо еще так много узнать. Лео позвонил, когда я подъезжала к городу. Он не удивился, он согласен со мной: «Надо закончить дело».
Еще он сказал, что начались аресты, мелкая сошка заговорила. Надеется, что больше никого не убьют, «четыре трупа за шесть дней — более чем достаточно».
Я не спросила, что, по его мнению, делала Альма в Пиластро, — я и так знаю, что он только об этом и думает.
Все по порядку. Мы всё узнаем, когда она придет в себя.
Не хочется торопить события, зачем спешить, если история и так подходит к концу.
Двадцать четвертая неделя, ты весишь восемьсот граммов, а я набрала шесть кило: сегодня утром, когда я рассматривала себя в зеркале у Альмы, мне показалось, что мой живот заметно увеличился. Надо уделять Аде больше внимания.
Луиджи нет на перроне.
Выхожу на привокзальную площадь, начинает моросить дождь. А вот и красная машина его жены, на которой мы ездили к морю. Это он. Читает книгу.
Стучу в окно, в первое мгновение он смотрит на меня, будто не узнает. Мы не виделись с тех пор, как я поменяла брюки и серое пальто на наряд императрицы. Пальто из верблюжьей шерсти великолепно: легкое, теплое, как облако на плечах.
— Садись, — машет он, не выходя из машины.
Несмотря на дождь, велосипедов на площади не меньше, чем вчера.
Это было только вчера, вчера я приехала сюда встречать Лео.
Луиджи открывает дверцу машины и смотрит на меня, не отрывая глаз. Этот взгляд будит во мне чувства, в которых я боюсь себе признаться.
— Как мама? — спрашивает он, не сводя с меня глаз.
— Говорят, все в порядке. Она еще в реанимации, сделали операцию.
— Сколько у тебя есть времени?
— Что читаешь? — перевожу я разговор.
— Феррарский писатель, в библиотеке нашел. Джанфранко Росси.
— Как называется?
— «Друзья ночи».
— Интересно?
— Очень.
— А о чем?
— Это рассказы, действие происходит в Ферраре.
— Никогда не слышала.
— Не одна ты. Он умер в двухтысячном году, всего на день раньше Бассани, но об этом никто не помнит.
Беру в руки маленькую книжку в красном переплете, издатель мне неизвестен.
— Я тоже издаюсь в маленьком издательстве, которое никто не знает.
Машина трогается с места. Один «дворник» ритмично постукивает. Открываю наугад книгу, заглавие меня цепляет: «Неслучайное место».
Читаю вслух: Где–то есть место настоящей тишины, деревьев, трав, животных; место, откуда не нужно убегать; место, жить в котором означает быть самим собой, свободно, спонтанно, дико, с бесконечной радостью, переходящей постепенно в тихую, невыразимую грусть.
— Красиво пишет, — удивляюсь я.
Вдоль дороги стоят низкие дома. Пошел сильный дождь.
— У меня есть время, куда поедем?
— А куда бы ты хотела? — отвечает он.
Я не знаю. Не знаю, куда бы я хотела поехать с Луиджи. Куда–то, в какое–то неслучайное место. Я хотела так много посмотреть в Ферраре, но уже не успею.
— Поедем туда, где можно поговорить.
Выезжаем за город. Узнаю дорогу, по которой мы ездили к По, где нашли «гольф» с теми ребятами из Массафискалья и где, как предполагает Луиджи, мог быть и Майо.
Однако мы не останавливаемся у моста на площадке в зарослях камыша, а переезжаем реку.
Какая же она широкая и опасная! Грязная, мутная вода: сколько в ней веток, омутов, водоворотов, страшно смотреть. По соседнему мосту мчится поезд, вибрация ощущается и у нас. Тумана сегодня нет, его смыл дождь.
За мостом Луиджи поворачивает налево и въезжает на дорожку, ведущую к какой–то барже на реке: ресторан или бар. Или рыбацкое жилище.
На берегу припаркована всего одна машина. Бежим под дождем, по грязи. Это ресторан — большой, пустой и не слишком симпатичный.
— Летом здесь хорошо — на берегу, на террасе, вот только комары тебя съедают, — говорит Луиджи.
— Как нам повезло, что сейчас не лето!
Мы садимся за столик у большого окна с видом на реку Вблизи она еще страшнее.
В зале холодно, из посетителей мы одни.
— Лодки убирают, если будет так лить, затопит, — говорит Луиджи. И добавляет: — Утром я был у Порты, бывшего помощника инспектора. Попросил рассказать мне что–нибудь еще о том времени. Узнал кое–что о твоей матери.
— Что именно?
— Ты уверена, что хочешь это услышать?
— Конечно.
— Когда твоя бабушка лежала в больнице, твоя мама осталась одна и попала в дурную компанию, которая собиралась в печально известном баре на улице Карла Майера. Кажется, она встречалась с двумя братьями.
— С двумя сразу?
— Так сказал Порта. В полицию поступила просьба от префекта Кантони присмотреть за ней и, в случае чего, вмешаться. Братья были из Калабрии, промышляли грабежом.
— Может, она хотела что–то узнать о Майо?
— Может быть. Кажется, она была очень привязана к одному из них — тому, которого вскоре арестовали, и тогда она сошлась с другим. Порта говорит, что это были опасные люди. В квартире у братьев хранилось оружие и наркотики.
Не знаю, что и подумать. Пытаюсь представить себе Альму в восемнадцать лет: брат пропал, отец покончил с собой, мама умирает в больнице. Чем она жила? Что чувствовала?
— Ее вызвали в Комиссариат, поговорили, дали ей понять, что это может плохо кончиться. Порта считает, что она делала все, о чем ее просил этот тип из тюрьмы, в том числе сойтись с его братом и, возможно, что–то еще.
— А что?
— Не знаю, но, когда ты попадаешь в этот круг, тебя затягивает. Если живешь с вегетарианцами, поневоле начинаешь есть овощи.
— Необязательно. Альма не такая.
К нашему столику подходит лысеющий краснолицый человек в высоких болотных сапогах.
— Приветствую, комиссар, — говорит он, обращаясь к Луиджи. — Ну и погодка сегодня!
— Привет, Отелло, сделаешь нам два кофе?
— А как же! Мигом! — отвечает Отелло, направляясь к барной стойке.