Придя в себя, Бенедикт затаил дыхание и, приподнявшись на локте, посмотрел на Жизель, распростертую под ним. Она лежала с плотно закрытыми глазами, отрывисто и учащенно дыша. Лицо, шея и груди покрылись легким румянцем. Склонив голову, Бенедикт игриво укусил Жизель в плечо, ощутив на губах вкус ставшего солоноватым от пота вина.

— Было неплохо, верно? — пробормотал он, тяжело дыша.

Жизель молча кивнула головой и покраснела.

— Теперь ты можешь смело открывать глаза.

Она последовала его совету с явной неохотой, словно стыдясь того, что только что произошло между ними.

— Вот видишь, Господь может посылать и удовольствие. — Бенедикт осторожно перевернулся на бок и лег рядом с Жизелью. — Мы муж и жена, и в том, что случилось, нет никакого греха.

Жизель снова кивнула, но скорее для того, чтобы угодить ему, чем соглашаясь с услышанным. Приподняв покрывало, она стыдливо посмотрела на свое обнаженное тело и облегченно вздохнула, когда заметила кровь, стекавшую по бедрам на простыню.

— Странно, но мне не было больно.

— Полагаю, твоя мать говорила, что в первую ночь ты непременно испытаешь чуть ли не адские муки? — спросил Бенедикт.

Нахмурившись, Жизель покачала головой.

— Она говорила, что, возможно, я действительно испытаю боль. Но просила меня не пугаться, так как, по ее словам, эта боль быстро кончается. Но отец Гойль говорил, что женщина должна испытывать боль, много боли, искупая таким образом грех Евы. А если боли нет, значит, это просто животная похоть.

— Отец Гойль — безмозглый старый болван, — пренебрежительно фыркнул Бенедикт. — Разумеется, я мог причинить тебе боль, чтобы заранее избавить тебя от последующих угрызений совести. Но мне хотелось взять тебя нежно и ласково. Мне хотелось, чтобы тебе было со мной хорошо.

— Ты добился этого, — после некоторого молчания сухо вымолвила Жизель, натягивая на себя покрывало. — Но теперь я корю себя.

Раздосадованный Бенедикт с горечью подумал о том, что воистину благими намерениями вымощена дорога в ад. В порыве неожиданной злости он притянул Жизель к себе, его руки, соскользнув вниз, обхватили ее ягодицы Холодное смирение жены только поддразнило его. Сонливость как рукой сняло.

— А сейчас будет еще лучше, — с вызовом бросил он. — Обещаю.

В то время как Жизель, жалобно всхлипывая и извиваясь всем телом, отчаянно отбивалась от настойчивых пальцев и губ Бенедикта, Джулитта лежала в комнате вместе с другими женщинами и, беспокойно ерзая на тюфяке, тихо плакала от безысходности и обиды.

В ту ночь не находил себе покоя и Моджер.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Джулитта порывисто наклонилась, схватила горсть снега, слепила крепкий снежок и бросила его в убегающего от нее молодого человека.

Снежок попал ему в плечо и мелкими кристалликами рассыпался по накидке. Отряхнувшись, молодой человек пригнулся и зачерпнул в руку охапку снега. Взвизгнув от удовольствия, Джулитта сорвалась с места и со всех ног бросилась в сторону лестницы, ведущей на башню. С веселым хихиканьем она бежала по нижнему двору, но юбки путались между ног и замедляли движение. Юноша с легкостью догнал ее, схватил за руку и повернул к себе лицом, показывая внушительную пригоршню снега. Джулитта только рассмеялась и попыталась вырваться. Ее коса растрепалась, волосы выбились из-под платка.

Моджер, стоявший на верхней ступеньке лестницы, наблюдал за всем происходящим, нахмурившись и крепко сжав кулаки.

— Арно, — почти прорычал он. — Арно, кто позволил тебе бросить работу? — Перепрыгивая через ступеньки, Моджер быстро спустился вниз и подошел к ним. — Чем ты здесь занимаешься?

Арно отдернул руку от Джулитты так резко, словно она превратилась в кусок раскаленного железа. Опустив голову, он виновато посмотрел на Моджера.

— Я выполнял поручение леди Арлетт, — пробормотал юноша. — Я в мыслях не имел ничего дурного, мы просто баловались.

Джулитта небрежно стряхнула с накидки снег и бросила на Моджера изучающий взгляд из-под опущенных ресниц. Ее порозовевшее хорошенькое личико, обрамленное рыжими кудрями, светилось лукавством.

— Баловались? — язвительно переспросил Моджер. — Значит, для тебя баловство важнее поручения господина? — грозно добавил он и залепил провинившемуся оплеуху.

— Нет, сэр.

Не успел Арно и глазом моргнуть, как за первой оплеухой последовала вторая.

— В таком случае немедленно отправляйся выполнять то, что тебе велели. Но запомни, если я еще раз увижу, что ты бездельничаешь, заставлю тебя целый месяц убирать навоз в конюшне.

— Да, сэр. — Юношу словно ветром сдуло.

Подперев бока, Моджер с важным видом обошел вокруг Джулитты, не сводя с нее глаз. С осени она очень похорошела, но осталась все такой же непокорной и своенравной, как суровые сезонные ветры, обдувавшие нормандский берег и сметавшие все на своем пути. По мнению Моджера, Джулитта поступала крайне неразумно, забавляясь во дворе с простым работником. Господи, ведь ей уже почти пятнадцать — достаточно зрелый возраст, чтобы понимать что к чему. Девушке ее лет непозволительно вести себя как несмышленому ребенку.

— Тебе следует быть осторожнее с молодыми людьми и не давать им повода для… — Моджер насупился. — В общем, это неприлично.

Джулитта гордо вскинула голову.

— Но я не сделала ничего дурного.

Моджер хотел было сказать ей, что она уже не уличная девка и должна вести себя соответственно, но вовремя прикусил язык.

— Леди Арлетт знает, где ты?

— Да.

В этом коротком «да» прозвучал такой вызов, что Моджер сразу сообразил, что Джулитта лжет.

— Пока твой отец во Фландрии, ответственность за тебя несет госпожа Арлетт, — сухо заметил он. — И ты должна беспрекословно слушаться ее.

— С какой стати? — возмущенно фыркнула Джулитта. — Она хочет, чтобы я дни напролет сидела перед горой вонючей шерсти и крутила веретено. Да еще слушала ее охи-вздохи. Она без умолку говорит о Жизели и о том, как нам всем ее не хватает.

— Но ты ведь даже не пытаешься помириться с ней. Я же своими глазами видел, как ты поддразниваешь ее, делая все назло. Неужели ты думаешь, что твоя мать, увидев и услышав все это, одобрила бы поведение дочери?

Джулитта в упор рассматривала его. На ее глазах заблестели слезы, губы задрожали.

— Я ненавижу тебя! — выпалила она и, стремительно развернувшись, побежала к башне, спотыкаясь и увязая в глубоком снегу.

Моджер проводил ее взглядом. Сейчас он окончательно убедился в том, что этой взбалмошной девчонке нужна была твердая рука, рука сильного, взрослого мужчины, способная приструнить ее. Но не отца. Он слишком потрясен событиями прошлого и удручен собственной виной, чтобы справиться с дочерью.

Склонив голову, Моджер неторопливым шагом направился к конюшням. Тем временем Джулитта добралась, наконец, до комнаты Арлетт. Заметно присмиревшая, она обдумывала слова Моджера. Действительно, что сказала бы мать, если бы увидела ее сейчас? Девочка нисколько не сомневалась, что, увидев сражение со снежками, Эйлит непременно бы рассмеялась, но вот насчет всего остального… Джулитта молча опустилась на скамью и взялась за пряжу. В глубине души она не могла не признаться себе в том, что вела себя дурно только потому, что хотела отомстить Арлетт и безжалостному миру, который так жестоко обошелся с ней.

Мрачные мысли терзали душу. Все окружающее не только не радовало взор девушки, но и вызывало раздражение. Желая успокоиться, Джулитта попыталась воскресить в памяти образ Эйлит… но не смогла. Боже, она не могла вспомнить лицо матери! Ее руки задрожали, чуть не выронив веретено, глаза вновь наполнились слезами. Но она продолжала работу, стараясь, чтобы вездесущая, Арлетт ничего не заметила.

Но Арлетт было не до падчерицы: ее одолевали свои проблемы и страхи. Мысли женщины устремились вслед за дочерью, которая впервые в жизни отправилась в дорогу без нее.

Узнав, что Жизели вместе с молодым мужем предстояло пересечь пролив, Арлетт решительно воспротивилась, посчитав такое путешествие слишком опасным. Но Бенедикт настоял на своем, и Рольф поддержал его.

— Я много раз пересекал пролив и до сих пор жив-здоров, — сказал он. — Ты должна отпустить ее. Девушке пора начинать свою жизнь, а не ютиться в твоей тени.