(Англия) Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Джулитта

— Что ты хочешь этим сказать?

— О, Моджер, я до смерти устала. Дай мне немного поспать.

Влажная ладонь Моджера замерла на ее груди. Он склонился над ней, вглядываясь в ее лицо. Джулитта чувствовала его пристальный выжидающий взгляд, но не открывала глаз.

— Может, я и был с тобой немного грубоват, — мрачно признался он. — Просто мне хотелось показать свою мужскую силу. Джулитта, прошу, не отталкивай меня. — Его рука медленно сползла с ее груди, а потом Джулитта ощутила ласковое прикосновение шершавых пальцев к ее щеке. — Хорошо, спи, — впервые за день непривычно нежно произнес он.

Если бы Джулитта взглянула сейчас на лицо своего мужа, то увидела бы на нем выражение замешательства и безграничной нежности, которую не могла скрыть даже маска суровой властности: Моджер всегда стыдился подобных проявлений чувств, считая их недостойными и унизительными для мужчины. Но Джулитта, облегченно вздыхая, думала только о том, что ее наконец-то оставили в покое. Повернувшись на бок, она натянула пыльное покрывало на плечо и свернулась, как младенец в утробе матери.

Моджер лежал на спине и невидящим взглядом смотрел на обвешанные паутиной перекладины. Свечи, медленно догорев, погрузили комнату во тьму. Но ему все равно не удавалось заснуть: чем больше он думал, пытаясь разобраться в своих чувствах, тем неспокойнее становилось у него на душе.

— Вышла замуж за Моджера? Похоже, Рольф совсем выжил из ума, — ошеломленно бросил Бенедикт.

Они с отцом сидели в руанской таверне на берегу Сены. У пристани стояли два принадлежащие Оберту судна, уже загруженные и снаряженные для отправки в Лондон. Третье, с грузом южных вин и цитрусовых, должно было вот-вот прибыть из Коруньи.

— Думаю, что не только он, — заметил Оберт и строго посмотрел на сына. — Кстати, если учитывать то, как сложились обстоятельства, я полностью с ним согласен он поступил в интересах дочери Хорошо еще, что она не забеременела. Это бы осложнило дело.

Бенедикт лениво водил пальцем по граням кубка. Стоял октябрь. С той злополучной ночи в канун майского праздника прошло пять месяцев. Почти ежедневно юноша, оставаясь наедине с собой, раскаивался в случившемся и в то же время желал, чтобы все повторилось. Его томило чувство вины и перед Джулиттой, и перед Жизелью: ведь он умудрился стать яблоком раздора между двумя сводными сестрами, которые и прежде между собой не ладили. Иногда он думал, что ему, возможно, не стоило соглашаться с решением Рольфа, а напротив, отдаться в ураган страсти вместо того, чтобы кануть в постылое серое небытие.

— Что тебе известно? — осторожно поинтересовался Бенедикт.

Подошедшая служанка поставила на стол блюдо со свежим хлебом, затем удалилась и вернулась с деревянными подносами, на каждом из которых лежало по целой плоской рыбине, приготовленной в масляном соусе с пряностями. Оберт жестом отослал ее и достал из-за пояса небольшой кинжал.

— Рольф рассказал мне все начистоту. Он знает, что я не болтлив, и к тому же, как твой отец, неожиданно оказался причастен к делу.

Бенедикт перевел взгляд на поднос. Молочно-белые рыбьи глаза, казалось, смотрели на него с укором. Несмотря на голод, ему совершенно расхотелось есть. Кроме того, юношу все еще поташнивало после утомительного морского путешествия. В этот раз пролив, прозванный моряками «узким морем», показался Бенедикту слишком уж широким. Волны за кормой судна вздымались подобно диким необъезженным лошадям, тяжелые капли дождя серебристыми пиками вонзались в палубу. Всю дорогу его не покидали мысли о Джулитте.

— Я люблю ее, — тихо признался он.

Склонив голову, Оберт сосредоточенно возился с рыбиной, отделяя мясо от костей.

— Так я и подумал. Вернее, старался думать, ибо считать, что мой сын соблазнил младшую сестру жены спьяну или по глупости, поверь, очень неприятно. Кроме того, ты не из тех, кто совершает подобное.

— Не спьяну, но и не преднамеренно. — Бенедикт впился взглядом в глаза отца, желая убедить, заставить его понять. — Понимаешь, это просто случилось и все. И в тот момент казалось мне правильным и единственно важным. Но не успели мы прийти в себя и собраться с мыслями, чтобы все как следует обдумать, как навалились последствия. Моджер… — произнес он с негодованием и некоторой брезгливостью. — До сих пор не могу поверить, что Джулитту выдали за него замуж.

— Рольф сказал, что она, похоже, смирилась со своей участью, успокоилась и старается стать хорошей женой. Возможно, девочка наконец получила то, в чем нуждалась — круг обязанностей и мужа, надежного, как каменная стена.

Бенедикт досадливо поморщился: после нескольких месяцев семейной жизни он сам вряд ли соответствовал последней формулировке. Надежный, как каменная стена?! Слова отца о с виду счастливой жизни Джулитты вызвали в его душе вспышку зависти и ревности. Неужели она может быть счастлива с таким несносным тупицей, как Моджер? Нет, это не та Джулитта, которую он знал. Что они с ней сделали?

— Я должен увидеть ее, чтобы самому убедиться, что с ней все в порядке.

Оберт резко отложил кинжал в сторону.

— Если ты любишь ее, любишь по-настоящему, то оставишь ее в покое, — властно сказал он. — Рана никогда не заживет, если то и дело ковырять ее острием ножа. У тебя есть жена. Лучше подумай о ней и о ваших отношениях. Нет, не прячь глаза. — Он схватил сына за руку. — У тебя есть обязанности и перед Жизелью, и перед Рольфом. И ты должен их выполнять, а это значит, что тебе следует держаться от Джулитты подальше. Я предчувствую, чем может закончиться ваша новая встреча. Тогда ты тоже скажешь, что все произошло случайно и непреднамеренно? — Он убрал руку. Бенедикт перевел взгляд на остывшую рыбу, лежащую на подносе. Он осознавал, что Оберт прав, однако его совет, как и нетронутая рыба, казался ему совершенно неприемлемым. Неужели ему больше никогда не удастся увидеть Джулитту? Ни прикоснуться к ее непокорным рыжим кудрям, ни поймать на себе ее полный любви взгляд, преследовавший его все эти долгие месяцы одиночества? Разлука казалась невыносимой, встреча грозила бурей.

— Я не могу это есть. — Бенедикт отодвинул от себя поднос и торопливо вышел из таверны.

Закрыв за собой дверь, он остановился на крыльце и шумно вдохнул прохладный влажный воздух.

За право владения землями каждый лорд Фоввиль обязан был отслужить военную службу в Бриз-сюр-Рисле, а хозяин Бриза, в свою очередь, имел ту же обязанность перед герцогом Нормандским. Эта традиция зародилась в давние времена и продолжалась из поколения в поколение. Часть своего долга Рольф оплачивал ежегодно в Михайлов день, посылая ко двору по пять боевых коней. Кроме того, раз в год он направлял на сорокадневную военную службу по три конных рыцаря и двенадцать пеших воинов. Прежде во главе отряда нередко отправлялся сам Рольф, но последние годы он предпочитал посылать вместо себя кого-нибудь из своих вассалов. В нынешнем году эта обязанность легла на плечи Моджера.

Спокойными и уверенными движениями Джулитта помогала собирать мужу вещи: две льняные рубашки, две туники, штаны, подвязки, широкая и короткая накидка и шапочка из кроличьего меха. Сейчас она, пожалуй, являла собой образец хорошей жены — именно такой хотел ее видеть Моджер. Немного грустная на первый взгляд, в глубине души, там, куда не мог проникнуть даже пытливый Моджер, она ликовала от восторга.

За шестнадцать месяцев, миновавших со дня свадьбы, Джулитта приобрела хозяйскую осанку и уверенность и выглядела вполне счастливой и довольной. Но, увы, только со стороны. Никто, даже отец, не догадывался, что творится в ее душе. Иногда она притворялась настолько естественно, что сама начинала верить в то, что изображала. Все это очень напоминало игру в «белочку», которую она любила в детстве. Но чем искуснее Джулитта притворялась, тем тяжелее ей это давалось. Она прекратила бороться с Моджером и пускать в ход язык по всякому поводу, а то и без такового, потому что сама жестоко страдала от всякого нанесенного ею удара. Первые несколько недель, проведенные в Фоввиле, были невероятно тяжелыми. Месячное кровотечение задерживалось, и она начала надеяться на то, что зачала от Бенедикта ребенка. Но стоило ей однажды пожаловаться на слабость и головокружение, как Моджер распорядился запрячь для нее одну из самых норовистых лошадей и потащил ее с собой на прогулку. Большую часть дня Джулитта провела в седле, то поднимаясь на склоны холмов, то спускаясь с них. Но и по возвращении домой Моджер не оставил ее в покое, вынудив всю ночь напролет выполнять супружеский долг. На следующее утро у нее началось кровотечение.