Предоставив заботу о вещах в фургоне прислуге, Бенедикт вошел в башню. Окинув ее беглым взглядом, он убедился, что Джулитты там не было. За столом, поглощая тушеное мясо с хлебом, сидели обитатели замка. Почетные места занимали местные рыцари с семьями, но тяжелые кресла с прогнутыми спинками, расположенные во главе стола, пустовали. Бенедикт мог бы занять одно из них, но у него не было ни желания, ни аппетита.
Юноша поднялся в верхнюю комнату, но не обнаружил Джулитту и там. Он прошел мимо ткацкого станка, мимо скамьи и сундука, на котором стояла небольшая корзинка с роговым гребнем и лентами для волос. У проема, соединяющего мастерскую со спальней, он помедлил, но затем решительно раздвинул занавески.
Арлетт лежала на горе подушек. На фоне льняной рубашки ее лицо казалось совершенно желтым, из-под полупрозрачной кожи проступали кости. Бенедикт был потрясен. Он знал, что последнее время теще не здоровилось, но не принимал этого всерьез, считая, что впечатлительная Жизель по своему обыкновению слишком драматизировала ситуацию. Сегодня Бенедикт своими глазами увидел во взгляде Арлетт тень смерти.
Жизель сидела на краю кровати и, держа мать за руку, что-то негромко говорила, но, заметив мужа, бросила на него обеспокоенный взгляд и замолчала. По другую сторону кровати служанка разбирала вещи молодой госпожи, доставая их из только что принесенного со двора сундука. Почти уверенный, что до его прихода дочка нашептывала умирающей мамаше подробности их визита к святой Петронелле, Бенедикт помрачнел, подошел к кровати и поцеловал Арлетт в горячую и сухую щеку.
— Здравствуйте, мама, — с чувством исполненного долга произнес он, жалея, что нельзя сейчас же вытереть губы.
— Здравствуй, сын, — непривычно тепло поприветствовала его женщина.
Бенедикт прекрасно знал правила, издавна заведенные в доме Арлетт де Бриз: никто из мужчин, за исключением Рольфа, его самого и изредка Моджера, ставшего теперь членом семьи, не допускался в спальню хозяйки. Теперь, когда он, Бенедикт, нанес краткий визит вежливости, ему следовало немедленно покинуть комнату. Арлетт всегда давала зятю понять, что с трудом терпит его и не горит желанием общаться без особой на то надобности.
— Мне искренне жаль, что вы плохо себя чувствуете.
— Это пройдет, — передернув плечами, устало ответила Арлетт. — Такое случалось со мной и раньше.
— Тебе нужно отдохнуть и поспать, мама. Теперь за тобой есть кому присмотреть. — Жизель ласково похлопала больную по руке. — Я здесь, рядом, и не покину тебя, пока ты не поправишься.
— Ты всегда была прекрасной дочерью. — Изможденное лицо Арлетт просветлело. Она перевела взгляд на зятя. — Я просила Джулитту привести отца Гойля, но она, видимо, забыла. Не мог бы ты найти его?
Бенедикт с готовностью согласился, обрадованный возможностью улизнуть. И уж конечно тому, что он ушел, обрадовалась Арлетт, столь бесцеремонно его отсылавшая. Сентябрьский воздух был изумительно свеж. В чистом небе сияла полная серебристая луна, прекрасная и холодная, недостижимо далекая. У основания башенной лестницы Бенедикт встретил отца Гойля. Видимо, Джулитта все-таки не забыла просьбу Арлетт. Когда юноша спросил о ней у священника, тот лишь развел руками.
— Ничем не могу помочь. Я встретил Джулитту во дворе. Лучше спроси о ней у охранников, сын мой.
— Благодарю за совет.
Освещавщий внутренний двор тусклый свет факелов играл тенями на стенах башни, из ее узких бойниц струились ленивые серо-голубые ленточки дыма. Бенедикт стоял у башни и смотрел вниз, на реку. Рисл, извиваясь, сверкал в ночи, словно агатовое ожерелье, лежащее на темно-синих бугорках земли. Тишину изредка нарушало фырканье лошадей и скрип дверей.
Стражники, охранявшие ворота нижнего двора, грелись у раскаленной жаровни. Жена одного из них принесла мужу металлический котелок с кашей и поставила его на угли. На вопрос Бенедикта о Джулитте стражники отрицательно покачали головами. Нет, она не покидала замок. Да, они видели, что она разговаривала во дворе со святым отцом, но никто не заметил, куда она направилась потом.
— Если увидите ее, передайте, что она сможет найти меня в конюшне или в зале, — с нарочитой небрежностью обронил Бенедикт и удалился.
Он побрел куда глаза глядят, пока случайно не натолкнулся на болтавшегося в полумраке малыша, сына одного из воинов. Мальчик был буквально с ног до головы обмазан медом, и на рубашке Бенедикта тотчас расплылось блестящее желтоватое пятно. Из ближайшей пристройки выскочила мать ребенка и с силой потянула его за собой, на ходу извиняясь перед Бенедиктом.
Но молодой человек, осененный догадкой, уже не слышал ее извинений.
— Ну, конечно же, пчелы, — пробормотал он. Его глаза радостно заблестели. Спустя мгновение собравшиеся у жаровни воины немало удивились, увидев, как молодой господин опрометью бросился в сторону сада, примыкавшего к крепостной стене. Сюда, в это райское местечко, в хорошую погоду с утра до вечера залитое солнцем, в послеобеденные часы имели обыкновение приходить Арлетт и Жизель. Они подолгу гуляли здесь по дорожкам, занимаясь шитьем и слушая религиозные притчи в исполнении отца Гойля. Могучие стены окружали сад с трех сторон, четвертую заменяла огромная калитка, не позволявшая забредать внутрь животным.
Лунный свет посеребрил деревья и кусты, траву и цветы. В голову ударяли пропитавшие воздух горьковато-сладкие запахи. Ночные бабочки плавно перелетали с цветка на цветок, издалека слышались воинственные крики летучих мышей, охотившихся за добычей.
Бенедикт осторожно продвигался в глубину сада, пока не добрался до места, где боковая стена заканчивалась, образуя тупик. Увидев Джулитту, юноша замер, переводя дыхание.
Она стояла у одного из ульев и, положив руку на крышку, тихо разговаривала с пчелами. Настолько тихо, что на расстоянии невозможно было разобрать ни слова. Распущенные волосы Джулитты тяжелыми волнами струились по спине. Она прижимала к бедру аккуратно сложенный платок.
— Снова разговариваешь с пчелами? — негромко спросил Бенедикт… — Я знал, что найду тебя здесь.
Испуганно вскрикнув, Джулитта повернулась на голос и прижала руку с платком к груди.
— Извини, я не хотел тебя испугать, — поспешно добавил молодой человек. — Если бы я дал знать о своем приближении раньше, ты бы убежала.
Джулитта опустила руку.
— Да, убежала бы, — согласилась она, не предпринимая, однако, попыток уйти. Ее глаза взволнованно сверкали в темноте, грудь бурно вздымалась и опускалась.
— Мы не говорили с тобой.:. Господи, мы не виделись с тобой с той майской ночи.
— У нас имелись на то свои причины.
— Согласен, причины имелись. И достаточно веские, — мрачно подтвердил Бенедикт. — И они атаковали меня со всех сторон, в конечном счете едва не доведя до безумия. Ты оставила след в моей душе. Когда я думаю о тебе, то теряю голову.
Джулитта вздрогнула.
— Ты всегда умел говорить красиво.
— Это не просто слова. В ту ночь нас свела не похоть… И ты знаешь это не хуже меня.
Она робко шагнула ему навстречу, но, быстро опомнившись, остановилась, прежде чем он успел прикоснуться к ней, и хрипло спросила:
— Зачем ты искал меня?
Он распростер руки.
— Чтобы увидеть… и поговорить, как мы говорили раньше.
— Поговорить? — Джулитта вцепилась в это слово как в спасательный якорь посреди штормового моря. Затем она села на скамью и укрыла колени платком — символом уважаемого положения замужней женщины. — Хорошо, тогда садись и говори.
Бенедикт не сразу решился выполнить ее просьбу, но потом все же опустился рядом.
— С чего же нам начать разговор? — спросил он, словно обращаясь к самому себе. — Ты счастлива с Моджером?
Джулитта смотрела на залитый лунным светом сад, обдумывая ответ. Плечо Бенедикта почти касалось ее плеча. Она ощущала близость его тела, слышала его дыхание и чувствовала тончайший и соблазнительный запах опасности.
— Я была счастливее раньше, до замужества, — начала она издалека. — Хотя мою тогдашнюю жизнь слишком часто омрачали горе и скорбь. Сейчас у меня есть крыша над головой, и я полновластная хозяйка дома. Моджер сдержал слово. — Нервно теребя, край платья, она бросила на Бенедикта беглый взгляд из-под опущенных ресниц. — Надеюсь, ваш брак с Жизелью тоже не оказался несчастным. Ты получил не совсем то, что хотел, но ведь этого достаточно, чтобы не умереть от голода, верно?