Руфус пренебрежительно фыркнул.

— Надо же! С каких это пор он стал примерным мужем? Никогда не поверю.

— Тем не менее это так, — с достоинством ответил Бенедикт.

Король криво усмехнулся.

— Иногда и свиньи вьют гнезда на деревьях, — язвительно заметил он, пригубил вина и вытер губы тыльной стороной расшитого рукава. — Твой тесть всегда находит подходящие случаю объяснения, когда нуждается в них.

— Вы обвиняете его в чем-то конкретном? Руфус кинул на Бенедикта испепеляющий взгляд. Придворные льстецы затаили дыхание, ожидая взрыва королевского гнева. Щеки короля стали пунцовыми, бочковидная грудь раздулась, грозя разорвать по швам тесную красную тунику, отороченную мехом. Бенедикта очень рассмешило это предположение, и ему отчаянно захотелось ткнуть в пухлый живот Руфуса булавкой. По его мнению, он вполне мог лопнуть, как рождественский пузырь.

— У тебя слишком длинный язык, юноша. И еще не обсохшее молоко на губах, — проворчал гость неожиданно миролюбиво. Видимо, дерзкое поведение Бенедикта заинтриговало его. — Посмотрим, такой ли ты смелый, каким кажешься на первый взгляд. — Задумчиво постучав ногтем указательного пальца по желтым зубам, Руфус вскочил на ноги. — Покажи-ка мне лошадей. Мне нужен жеребец, достойный короля.

Бенедикт тоже поднялся со стула.

— Вас интересует боевой конь, сэр? — учтиво уточнил он. — Или же легкий скакун?

Неопределенно передернув плечами, Руфус поскреб свой выпуклый живот, перетянутый изящным поясом.

— Мне нужен конь, при виде которого у моего любезного братца Роберта глаза полезут на лоб от зависти, — напыжившись, заявил он. — Короче, самый лучший.

Довольно быстро Бенедикт убедился, что король разбирался в лошадях не лучше, чем в одежде или в людях. Он вел себя как капризный ребенок. Привлеченный необычным окрасом или размерами коня, Руфус совершенно не интересовался его нравом и выносливостью. Предложенного ему Бенедиктом серого в яблоках жеребца с неплохими данными гость назвал крестьянской клячей, хотя тот стоил, по крайней мере, двух небольших деревень со всеми обитателями. Таким образом Руфус признал непригодными еще нескольких коней, пока не увидел серебристо-серого жеребца, дико завращавшего глазами и поднявшегося на дыбы, когда один из конюхов попытался оседлать его в присутствии коронованной особы.

— Вот этот! — выпятив нижнюю губу, которая свесилась почти до подбородка, Руфус ткнул в коня пальцем. — Хочу этого!

— Как вы могли заметить, у него очень неуравновешенный нрав, сэр, — предупредил Бенедикт.

— В таком случае, мы с ним прекрасно поладим.

Бенедикт не нашелся что возразить против столь веского аргумента.

— Он еще не приучен к седлу, — мысленно призывая Господа на помощь, добавил он и уже представил себе, как жеребец поднимается на дыбы и сбрасывает надменного толстяка наземь.

— У меня хватает конюхов. Они без труда усмирят его. — Когда Руфус приблизился к коню, тот, хоть и удерживаемый двумя работниками, оскалил зубы и попытался ударить короля передними копытами. Руфус самодовольно рассмеялся. — Сатана! — восхищенно выкрикнул он. — Я назову его Сатаной!

Юный фаворит, стоявший за спиной своего господина, слащаво захихикал-. Закоренелый язычник, Руфус никогда не скрывал своего пренебрежения к церкви. Так или иначе, богохульное имя вполне подходило норовистому жеребцу. Бенедикт мог бы посоветовать королю самый надежный способ усмирения коня — кастрацию, но сомневался, что сиятельный покупатель пойдет на это.

Надежды на то, что король быстро покинет Улвертон, не оправдались. Он пожелал осмотреть табун боевых коней и пони, много лет назад привезенных Рольфом с севера. Собственно, благодаря именно им Улвертон и добился последующей славы.

— Так это и есть ваши хваленые пони? — Руфус брезгливо разглядывал низкорослых лошадок, по сравнению с грациозными боевыми конями казавшихся уродливыми и неуклюжими. — С какой стати, черт возьми, твоему тестю взбрело в голову вкладывать в них деньги?

— Разнообразие блюд украшает стол, сэр. Среди наших клиентов много торговцев и лавочников, которым нужны выносливые вьючные лошади. Кстати, они могут пригодиться и знатным рыцарям, к примеру, во время войны. Выглядят пони и вправду неказисто, но их выносливость поражает воображение. Могу с уверенностью сказать, что любой из них, навьюченный двумя мешками с камнями, в течение дня не отстанет в дороге от боевого коня и к следующему утру будет как свеженький.

Руфус призадум: лся.

— Значит, говоришь, во время войны? — повторил он, косясь на Бенедикта. — В Бризе Рольф тоже разводит пони?

— Нет, сэр, только в Улвертоне.

— В таком случае, я покупаю у тебя их всех. — Король удовлетворенно кивнул, довольный тем, что получил то, чего не имел ненавистный ему брат..

В этот момент юнец во фригийском колпаке прокашлялся, стремясь привлечь к себе внимание.

— Сэр, посмотрите, разве она не прелестна? — он игриво указал тонким, по-женски изящным пальчиком на лошадь, которая стояла в стороне, с любопытством рассматривая людей. Кобыла среднего роста с чуткими ушами, умными глазами и горделивой осанкой имела редкий и очень красивый золотой окрас.

Руфус обернулся и вперился в нее своими хищными глазами-буравчиками, горящими от удивления и жадности.

— Значит, самое лучшее ты припас напоследок? — Он взволнованно облизал губы. — Мне следовало бы догадаться. Вы, торговцы-лошадники, все одинаковы, независимо от положения и состояния.

Королевский фаворит жеманно рассмеялся и послал кобыле несколько воздушных поцелуев. Фыркнув в ответ, лошадь подошла к Бенедикту и ласково куснула его за плечо. Он нежно потрепал ее по шее.

— Извините, сэр, но она не продается.

— А я хочу ее получить, — немедленно откликнулся Руфус. — Назови цену.

— У нее нет цены, сэр. Я не смогу продать вам ее даже на вес золота. Она куплена мной для другого человека.

Глаза короля прищурились.

— Похоже, ты горишь желанием впасть в немилость. А ведь я могу применить свою власть и силу.

Бенедикт расправил плечи, словно готовясь отразить удар.

— Это ваше право, — тихо ответил он.

Руфус сурово сдвинул брови и пристально посмотрел на дерзкого вассала. Смазливый мальчишка обиженно надул губы.

— Велите ему отдать лошадь, сэр, — злобно взвизгнул он, подперев рукой бок и барабаня тонкими белыми пальцами по рукоятке висевшего на поясе столового кинжала.

— Утихомирься, Годфрой, — раздраженно бросил Руфус и приблизился к Бенедикту. — Итак, ты категорически отказываешься уступить ее мне? — жестко отчеканил он.

— Искренне сожалею, сэр, но вынужден отказать, — ровно ответил Бенедикт, чувствуя исходящий от короля запах вина, различая паутину красных прожилок на его румяных щеках и капельки пота в редеющих каштановых волосах. Разъяренный Годфрой нервно грыз свои ухоженные ногти.

— Ты пожалеешь об этом, — процедил Руфус и, пройдя мимо Бенедикта, окликнул конюхов. Молодой человек настороженно наблюдал за ним. Он не верил, что Руфус способен был организовать что-нибудь вроде вооруженного нападения на Улвертон, однако понимал, что только что перешел дорогу самому королю и что ничего хорошего это ему не предвещало.

Между тем Руфус вскочил в седло и, щелкнув пальцами, велел двоим слугам привести норовистого жеребца: те с трудом удерживали его. Даже не взглянув на них, король пришпорил свою лошадь и направил ее прямо на Бенедикта. Его прищуренные карие глаза, казалось, извергали молнии, ноздри раздувались. Бенедикт не сдвинулся с места.

— Запомни, между честью и глупостью есть большая разница, — крикнул Руфус, приближаясь. Он с силой хлестнул лошадь по крупу, и она в мгновение ока подлетела к Бенедикту, который едва успел отскочить в сторону, чтобы не быть растоптанным.

Король галопом выехал за ворота замка. Его любимчик, высоко задрав нос и поджав губы, поспешил за ним.

Бенедикт стоял у ворот, пока последний всадник не скрылся из вида. Затем он опустился на каменный выступ и закрыл глаза.


Джулитта перекрестилась и поднялась с коленей. Алтарь часовни освещали десятки зажженных свечей. В самой его середине висел массивный серебряный крест, украшенный позолотой, аметистами и горным хрусталем. Отец Жером, облаченный в одеяние из алого и темно-красного дамасского шелка, благословил присутствующих. Его изящные тонкие пальцы совершенно не подходили коренастому широкоплечему телу.