(Англия) Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Джулитта

— Но никто не разбирается в людях лучше, чем Сид, — обронил он. — Должно быть, он обнаружил в тебе нечто стоящее, если подарил тебе Кумби и решил продать несколько лошадей из своего табуна. Может, со временем я узнаю, что он в тебе нашел.

Бенедикт любезно улыбнулся в ответ.

— Того же мнения я придерживаюсь и на ваш счет.

Арлетт де Бриз умерла ясным летним утром в монастыре святой Магдалены. Она наконец обрела покой. Рольф стоял и смотрел на высохшее восковое лицо жены. Час тому назад, когда ее тело содрогалось в судорогах агонии, она прошептала:

— Я ухожу к Жизели!

Не к Богу, а к Жизели!

В течение последней недели боль стала невыносимой. По нескольку раз на дню монахини поили умирающую маковым настоем Поэтому большую часть времени она проводила в забытьи и видениях. Изредка приходя в сознание, Арлетт дрожащим голосом рассказывала о прекрасных цветущих садах и солнцеликих ангелах, гуляющих там. Но когда действие макового настоя кончалось и женщина оставалась в сознании, она кричала о смерти и текущих повсюду реках крови.

Рольфу стало легко, когда она умерла и страдания покинули ее душу Странно, но скорби он не испытывал. Скорее, пронзительную бесконечную затуманенность, которая охватывает человека после глотка макового настоя За тридцать лет, прожитых ими вместе, Арлетт стала неотъемлемой частью его жизни. Он настолько привык к жене, что почти не замечал ее присутствия Но, как выяснилось, только до тех пор, пока на ее месте не образовалась холодная, леденящая пустота Конечно, Арлетт не оставила в его душе такого следа, как Эйлит, чья тень до сих пор мерещилась Рольфу, но он вдруг осознал, что без нее его жизнь стала серой и одинокой.

Просидев у тела жены положенные несколько часов, он предоставил его заботам монахинь: теперь Арлетт принадлежала им. Только они могли позаботиться о ней так, как не мог он сам.

Рольф тяжелой походкой вышел из часовни седеющий мужчина под пятьдесят, давно сменивший гибкую грациозность молодости на солидность зрелости и ждущий старости. На его по-прежнему привлекательное лицо наложило новые штрихи безжалостное время.

В мрачном настроении он возвращался в Бриз. Его мысли унеслись к далекому, горькому и в то же время прекрасному прошлому. Ах, если бы в Арлетт было больше огня… Если бы он сам имел больше терпения Если бы С его губ невольно сорвалось женское имя, и оно не принадлежало Арлетт.

Погруженный в печальные раздумья, Рольф подъехал к воротам замка Когда он въехал во двор, в глаза ему бросилось непривычное оживление У конюшни стояли чужие лошади, конюхи быстрее, чем обычно, сновали вокруг них Один из них подбежал к господину.

— В замок приехал сам герцог Роберт, — сказал он, кивнув на гнедого жеребца, которого держал под уздцы незнакомый слуга Седло коня было сшито из дорогой, с тисненым рисунком, кожи Нагрудную ленту и яркую тканую попону украшали алые шелковые кисточки. Рольф едва не выругался чего ему сейчас не хотелось, так это выслушивать солдафонские шуточки герцога. Роберта, которые тот любил отпускать к месту и не к месту.

— Он чего-нибудь пожелал?

— Ничего, господин, только попросил позаботиться о своей лошади и лошадях его спутников Они приехали без фургона, но привезли с собой много поклажи.

«А это означает, что герцог заехал сюда по дороге в Руан и намеревается остаться, по крайней мере, на ночь», — подумал Рольф, спешиваясь. Судя по всему, визит Роберта предвещал немало хлопот.

Еще не дойдя до башни, он услышал доносящийся изнутри раскатистый смех герцога и воркующий женский голос. Джулитта?! Рольф облегченно вздохнул если она была здесь, то ее наверняка сопровождал Моджер.

Роберт, герцог Нормандский, старший сын Вильгельма-Завоевателя, был крепким мужчиной среднего роста с темно-каштановыми волосами, слегка выпуклыми серыми глазами, красивым прямым носом и полными чувственными губами Привлекательный и общительный, герцог с ранних лет прославился своим легкомыслием и крайней ненадежностью в делах Он обещал все, что угодно, кому угодно и почти никогда не делал то, что обещал Его окружение брало пример с господина, и поэтому при дворе пышным цветом процветали обман, лицемерие и интриги, приводящие к мелким недоразумениям и в конце концов способные завершиться междоусобной войной.

Роберт гордо восседал во главе огромного стола, заставленного угощениями и винам. Справа от него сидели Джулитта и как всегда хранивший непроницаемый вид Моджер. Красивые женщины являлись одной из многочисленных слабостей Роберта, причем, как правило, его совершенно не интересовало общественное и семейное положение выбранной им для ухаживания жертвы.

— Рад приветствовать вас, мой господин.

Рольф преклонил перед герцогом колено. Раньше он приветствовал так же Вильгельма-Завоевателя, в самом деле испытывая перед ним уважение и трепет, сейчас же сделал это только потому, что того требовал этикет.

— Брось, поднимайся! — великодушно воскликнул гость. — Какие могут быть церемонии между старыми друзьями. Проходи и садись за стол. Кто здесь хозяин дома, черт побери! — Роберт указал рукой на скамью слева от себя, придвигая свое кресло почти вплотную к креслу Джулитты.

— Надеюсь, сэр, вы простите мне мой мрачный вид, — поспешил сказать Рольф, прежде чем герцог пустился в привычную болтовню. — Сегодня утром в монастыре святой Магдалены умерла моя жена. Она долго болела, и я был готов к печальному исходу, но тем не менее ее смерть потрясла меня. — Устало взмахнув рукой, он тяжело опустился на скамью.

Джулитта наполнила кубок вином и протянула его отцу, с тревогой заглянув ему в глаза. Изобразив на лице вымученную улыбку, Рольф досадливо поморщился, кивнув головой в сторону нежданного гостя. Джулитта понимающе кивнула.

— Отец, прими мои соболезнования, — скорбно произнесла она, принимая правила игры.

Рольф печально склонил голову и пригубил из кубка.

— Она наконец-то обрела покой.

— Я поддерживаю тебя в твоем горе. — На добродушном лице Роберта появилось несвойственное ему мрачное выражение. — Твоя красавица-дочь сказала мне, что ты поехал в монастырь к жене и что она тяжело больна. Сегодня же закажу мессу за упокой ее души. — Он с рвением перекрестился. — Она была благородной и набожной женщиной. Полагаю, ты будешь тосковать без нее.

— Да.

Рольф рассеянно покручивал в ладонях свой кубок Вино в нем имело такой же темно-рыжий цвет, как и волосы его дочери. При всем своем тщеславии и эгоизме, Роберт Нормандский, судя по всему, говорил искренне.

— Я понимаю, что сейчас не самый подходящий момент для дел, но все же решусь побеспокоить тебя, — откинувшись на спинку кресла, Роберт с притворным сожалением вздохнул.

Рольф вяло кивнул и заверил собеседника в том, что сделает для него все, что может. В какой бы вежливой форме сильные мира сего ни излагали свои желания, за их витиеватыми извинениями всегда проглядывало одно простое и ясное слово — «хочу», возражать в таких случаях не следовало.

— Насколько я знаю, мой отец традиционно покупал лошадей только у тебя, — начал гость. — И я не собираюсь нарушать эту традицию. Само собой разумеется, — сдвинув брови, добавил он, — мне бы не хотелось, чтобы ты продолжал поставлять лошадей моему нежнейшему брату Руфусу. Понимаешь, о чем я?

Рольф глотнул вина и подержал его во рту, наслаждаясь вкусом. Чего добивался Роберт, ему было ясно. Но мог ли он потребовать от него, Рольфа, прервать все деловые отношения с Руфусом? Если мог, то ничего не оставалось, как отказать ему.

— Как владелец Улвертона, я являюсь подданным вашего брата, здесь же, в Нормандии, Служу вам, — подчеркнуто вежливо, но твердо ответил Рольф. — В таком же затруднительном положении оказались многие лорды, имеющие земли по обе стороны пролива. И вы и ваш брат всегда смотрели на Бриз и на Улвертон как на поставщиков боевых коней. Предположим, я откажу одному из вас и не буду снабжать его лошадьми. С чем же я останусь, если в один прекрасный день вы с братом помиритесь, а одной из разменных монет выберете меня, чтобы утешить амбиции того, кому я имел неосторожность прежде отказать в конях? Куда денусь я? Так что вынужден вам заметить, сэр, что собираюсь обустраивать свои дела так, как сочту нужным.

Роберт нахмурился и нервно забарабанил толстыми пальцами по столу.