– Ну да. Единственную, но зато какую! – тихо пробормотала себе под нос Надежда.

– Что вы говорите?

– Да ничего, это я так… И что потом? Немцы начали деньги присылать?

– Ну да… А что в этом такого? Она ж не на себя одну тратила! Она ж и деда хорошо кормила, и Сашу с иголочки одевала. Даже лучше, чем себя, между прочим! Он еще все удивлялся, что жена так много зарабатывает.

– А потом что было?

– А потом деду письмо пришло. Немцы, они же дотошные! Один нашелся такой зануда и решил проверить, все ли его деньги поступили на отцовский счет… А у него никакого такого счета и отродясь не бывало! Ну, папа тоже правдолюбец еще тот был, быстренько всю правду раскопал. Кричал на Алиску так, что весь дом переполошил. И даже палкой замахивался. Пришлось ей съехать, конечно. Да еще и Саша чего-то задурил… Не буду, говорит, с тобой больше жить, и все. А вы как думаете, может, у него просто другая появилась?

– Я не знаю. Вряд ли, – потупив взор в чашку с чаем, тихо проговорила Надежда.

– А еще Алиска очень переживала, что дед и впрямь свою угрозу исполнит и завещание на квартиру напишет. Отдаст ее государству или тем немцам, например, вернет. А что? Он мог такое сотворить, у него б не задержалось… А еще Петечка недавно рассказывал – это друг у них такой есть, они его Питом зовут, – что вроде как и на Сашу дед собирался квартиру свою отписывать.

– А с чего он вдруг так решил, этот ваш Пит?

– Да якобы Саша ему сам об этом сказал. Он после того случая, когда дед Алиску палкой выгнал, все захаживал к нему, продукты носил, лекарства, корм для собаки, ну и все такое прочее. Сам-то папа далеко от дома не может уходить, ноги не держат. Так только, во дворе с собакой прогуляется рано утром да вечерком…

– А вы разве ему не помогали?

– Да я бы помогала, конечно, только Алиска запретила мне туда ходить. Раз, говорит, отказался от нашей помощи, пусть сам теперь и живет как хочет, со своими дурацкими принципами… А когда узнала, что Саша к деду ходит, – ух как сердилась! Уж зря ей Петечка об этом рассказал, наверное. Уж смолчал бы лучше. Чего ее злить-то зря? У нее и без того все наперекосяк пошло. И с квартирой этой дедовой, и муж из хомута ни с того ни с сего выпрягся, и чего ему не хватало?

– А раньше что, в хомуте ходил, что ли? Как конь?

– Ой, а то вы мою Алиску не знаете! Она ж по-другому не умеет. Мы все вокруг нее на своих поводках ходим. И я, и Саша, и даже Петечка.

– А этот… Петечка ваш, он чей больше друг, Алисы или Саши?

– Ой, да разве их поймешь? Вроде с одной стороны он Сашин еще со школы друг, а только каждую свободную минутку около Алисы торчит. Он вообще мне очень нравится, Петечка этот. Неказистый, правда, зато Алиску хорошо понимает и любит, только в рот ей и смотрит. Ей бы такого мужа, Алиске-то. Чтоб поводку своему сам радовался. А что? Так ведь не бывает, чтоб все сразу. Чтоб и красивый был, и рядом на поводке шел. У красивых мужиков свои придури. А она этого не понимает никак – подавай ей обратно Сашу, и все тут. Что делать, если она такая вот выросла – никому своего не отдаст. Что к ней в руки попало, то при ней и остаться должно. А что – тоже принцип. Вся она в деда пошла, такая же упертая.

– Ну да. Только принципы у них разные получились. Прямо противоположные.

– Ну так она ж все-таки женщина… Она все для семьи старалась! Ой, да для любого мужика такая жена – просто подарок настоящий!

– Ну да. Подарок… Конечно же, подарок… – задумчиво поддакнула ей Надежда.

– Так и я о том же говорю! И все так думают! Один Саша у нас самый умный оказался, видишь ли! Ушел он! Жену бросил! Да разве таких жен бросают, скажите?

– Не знаю. Нет, наверное.

– А я вот все никак не спрошу… вы с Алиской в институте вместе учились, да? Смотрю-смотрю на вас, никак припомнить не могу.

– Нет, не учились…

– Работали вместе?

– Нет, и не работали.

– А… а кто вы тогда?

Надежда так и не успела рассказать Алисиной матери, кто она есть такая и что привело ее в этот дом. Хотела правду рассказать, да не успела. В прихожей громко хлопнула дверь, и нежно-властный женский голосок, продолжая, видимо, еще начатую за дверью фразу, проник звонким колокольчиком к ним на кухню:

– …А я говорю, что он у тебя тогда свою куртку оставил! Именно у тебя! Он не помнит, а я помню! И именно она, эта куртка, оказалась рядом с дедом!

– Да не было у меня никакой куртки, Алис! Ты что-то путаешь! – виновато пробубнил в ответ звонкому колокольчику знакомый Надежде голос. Вскоре и обладатель этого голоса нарисовался в кухонном проеме, возник нелепым колобком, уставился на нее удивленно.

– Ой, Петечка! Вы уже пришли! А вас тут вот гостья дожидается…

– Кто там пришел, мам? – выглянула из-за спины стоящего в дверях Пита Алиса. Отодвинув его небрежно, как тумбочку на колесиках, в сторону, она прошла на кухню, начала молча рассматривать гостью. Надежда тоже не отказала себе в любопытстве, уставилась на Алису оценивающе. Что ж, и правда красивая. Правда необычная. Легкая и прозрачная, как весеннее облачко. Летучие светло-рыжие колечки кудрей спутаны красиво и вроде бы небрежно, но за небрежностью этой столько изыска прячется, что так и тянет их рукой потрогать, ощутить их ласковую упругость. И кожа на лице необыкновенная, будто золотом светится. И косметики – никакой, лишь губы сияют перламутром, светло-рыжим, под цвет волос. Даже ресницы не накрашены, и оттого большие зеленые глаза в окружении их густых белесых пушинок кажутся будто странной дымкой подернутыми, совершенно прозрачными, как у холодной царевны Несмеяны из детской книжки. Хотя и есть в этих глазах что-то такое… злобное. Обволакивающее, как белый горький дым от костра. Или как липкая паутина, в которую попади только, и назад уже не выберешься. Запутаешься в ней, и зачахнешь, и выбраться уже никогда не сможешь.

– А вы кто? – первая нарушила взаимное разглядывание Алиса.

– А это и есть та самая Надежда, между прочим, о которой я тебе говорил, Сашкина спасительница со скалкой, – пояснил ей Пит, выскочив на полшага вперед с того места, куда определила его властно-небрежным жестом Алиса, – видишь, я прав оказался: наш пострел везде поспел.

– Пострел – это я? – улыбнулась ему беззлобно Надя. – Или Саша?

– В данном конкретном случае это вы, конечно. Сашино поведение мы с вами, как вы сами понимаете, обсуждать не будем. Да и кто вы такая вообще? И чего сюда приперлись, интересно? Что вам здесь надо?

– Да теперь уже ничего, собственно. И так все ясно. Ладно, извините, мне пора. Спасибо за чай.

Мать Алисы кивнула ей молча, испуганно перевела глаза на дочь. И тут же будто съежилась под ее взглядом, тихо вздохнула-всхлипнула:

– Ой, Алисочка… Я ж думала, это подружка твоя какая.

– Мам, ты что?.. – будто сдерживая снисходительное раздражение, насмешливо проговорила Алиса. – Нельзя быть такой простодушной, ей-богу, тем более в твоем возрасте. Пускаешь в квартиру неизвестно кого. Надеюсь, ты с нашей гостьей подробности моей интимной жизни не обсуждала? Хватило у тебя ума? Или наша гостья не мной, а моим мужем интересовалась?

– Да нет… Я только… Нет, Алисочка… – залепетала виновато мама, стрельнув в Надежду сердито глазом.

– Ладно, понятно. Не удержалась, значит. Опять поносом общения мучилась. Что ж у тебя за потребность такая, мам, перед всеми наизнанку выворачиваться?

– Да мы просто поговорили, чайку еще вот попили, и все. Мне же скучно, Алисочка. Все дома да дома. Ты ведь и не поговоришь со мной никогда.

Надежда поднялась со стула и направилась было в прихожую, но Алиса легко придержала ее за локоток, взглянула своими глазами-паутинками, улыбнулась вежливо:

– Да вы погодите, девушка… И впрямь, чего вы приходили-то? Спасибо вам, конечно, за Сашино алиби… Наверное, он с вами рассчитаться забыл, да? Он у нас вообще такой, очень рассеянный. Все в облаках витает. Мы сейчас в ссоре с ним, но это ненадолго, я думаю. В облаках, знаете ли, долго продержаться тоже невозможно, когда-то и на землю нашу грешную спускаться приходится. Это очень хорошо, что вы прямо ко мне пришли. Не стесняйтесь, скажите: сколько вы хотите?

– А я за спасение людей денег не беру, знаете ли. Тут я с вашим дедушкой совершенно и полностью согласна. А приходила я так – на вас посмотреть.

– И что, посмотрели?

– Ага.

– И каков результат? Понравилась?

– Очень… Вы очень красивая, Алиса. Всего вам доброго. Прощайте.