Ну что ж ветер ей был обеспечен, Ксю неслась по узкой дороге в маленьком смешном кабриолете с поднятым верхом и радовалась каждой секунде этого нового дня. Из колонок раздавалась веселая и немного циничная песня: «Леди в машине с открытым верхом», Ксения подпевала во все горло, прекрасно зная, что у нее нет ни слуха, ни голоса, и радуясь этому тоже.
Сан-Ремо неспешно просыпался, не было слышно ни привычного шума машин, ни громкой музыки из уличных кафе, первые торговцы открывали свои лавочки и кофейни, жалобно скрипя старыми жалюзи и делясь впечатлениями о прошедших днях. Ксю любила город в этот час, любой город, потому что именно сейчас он был настоящим, еще не успев надеть привычную маску радушной хозяйки, желающей угодить всем и вся.
Ксю медленно спустилась к набережной, припарковала машину и вышла, спустилась к воде. У причалов покачивались белоснежные яхты, порт всегда манил ее к себе, даря мечты о бурных волнах и дальних странствиях. На борту одной из яхт была нарисована огромная звезда, словно купающаяся в лучах восходящего солнца, «странный сюжет, — подумала Ксю, — просто невозможный в реальной жизни». На секунду она даже зауважала владельца судна, придумавшего эту аллегорию, но уважению быстро угасло — на палубе небрежно брошенные валялись пара женских купальников и босоножки на безумных шпильках. Понятно, последствия славной вечеринки, которыми так любят шокировать этот, в общем-то, консервативный край. Приподнятое настроение отчего-то испарилось, причем бесследно, но Ксю попыталась его сохранить. Она резко развернулась и пошла к своей машине, сейчас она поднимется на главную улицу Сан-Ремо, зайдет в маленькую кофейню и выпьет кофе, такой крепкий, что он был бы вполне уместен где-нибудь в дантовом аду.
Ксения медленно брела в гору, над городом раздавался колокольный перезвон, а вдали кричали чайки — духовное спорило с земным, и не было победителя в этом споре, она улыбнулась, жизнь прекрасна — Dolce vita!
Возле Мini Cooperа, арендованного Ксю, привалившись к водительской дверце, сидела какая-то странная небритая личность, вытянув ноги и закинув русую голову почти в салон. Ксения была возмущена, ну ладно, несчастные парижские клошары, но мерзкий бездомный в маленьком тихом Сан-Ремо — это уж слишком! Сейчас она с ним разделается, — мстительно думала Ксю, приближаясь к автомобилю, разделается и отправится не за жалкой чашкой кофе, а за огромным сэндвичем с пышной чиаббатой.
— Эй, мистер, просыпайтесь! — быстро заговорила Ксения по-итальянски и, брезгливо морщась, ткнула незнакомца белоснежной кроссовкой. — Здесь вам не ночлежка!
Он улыбнулся сквозь сон, завозился на асфальте и еще уютнее устроился на двери ее машины, а потом протянул свои гадкие руки и обхватил Ксю за ноги.
— Отпустите меня, немедленно, — она перешла на английский и постаралась вырваться, а он еще крепче схватил ее и прижал к себе, Ксению словно пронзил электрический разряд, его небритое лицо, царапая, касалось ее голых ног, так хотелось избавиться от навязчивых прикосновений, но еще сильнее хотелось остаться.
Какой ужас, — одернула себя Ксю, — Уже дошла до тисканья с жалкими бездомными итальянцами.
— Черт возьми, отстаньте от меня, — Ксения заорала по-русски, незнакомец что-то пробормотал в ответ и обиженно отстранился.
Ну слава Богу, — она облегченно вздохнула, но где-то глубоко-глубоко в душе очень огорчилась.
— Ну вот и замечательно, — она снова заговорила по-итальянски, а он протянул к ней руки и уткнулся лицом ей в коленки.
— Пойдем отсюда, — злобно прошипела проходящая мимо туристка своему мужу, бросающему жадные взгляды в сторону Ксю и ее нового спутника.
— Эй, вы, уберите свои руки, — Ксения дернулась и, оступившись, рухнула на сладко спящего мужчину, — бдительная туристка, злобно оглядываясь через плечо, поспешила дальше, Ксения заколотила по груди спящего кулачками, а он опять улыбнулся и, вытянув губу в трубочку, потянулся к ее лицу. Ну это уж слишком — Ксения собралась с силами, вскочила и больно стукнула его все той же злосчастной белой кроссовкой. Она вытащила ключи из кармана шорт и решительно сдвинула мужчину в сторону, было немножко жаль оставлять его здесь, но… такова жизнь.
Странно, впервые вижу клошара в мокасинах Гуччи, — пронеслось в голове у Ксю, — А также в футболке Прада, — шепнул внутренний голос. — Но это все неважно, совершенно не важно.
Ксения, наконец, села за руль, бросив последний взгляд в сторону, как оказалось, состоятельно бездомного, но не увидела его, и уже было собиралась резко рвануть с места, как пассажирская дверь распахнулась, и клошар рухнул на сиденье.
— Куда едем, ma fiore (ит. — цветок)? — спросил мужчина на странной смеси английского и итальянского с такой невозмутимостью, словно они были знакомы целую вечность.
— Я еду в город, а вы выходите прямо здесь, — зашипела на него Ксю и попыталась, перегнувшись через «бродягу», распахнуть дверь.
— Да, ладно, bambino (здесь ит. — детка), не злись, смотри какая идиллия, — он широко взмахнул рукой и схватил ее за запястье, попытавшись прижать к себе.
— Не смейте меня трогать! — прокричала она ему в лицо, но добилась лишь того, что оказалась еще теснее прижата к широкой мужской груди. На секунду у Ксении закружилась голова — от него пахло странной смесью моря, сигар, коньяка и дорогих духов.
Ксения слышала настойчивые сигналы машин, которым она мешала выехать из порта, но чувствовала только одно — его теплое дыхание на своей щеке и какую-то странную дрожь, которая рождалась где-то в глубине ее существа.
— Молодые люди, — пожилой карабинер постучал по капоту машины и заглянул внутрь, — Все понятно: море, солнце, жаркая ночь, но езжайте обниматься куда-нибудь в другое место, а то придется выписать вам штраф за хулиганство, — он усмехнулся и пошел дальше.
Ксю, наконец, высвободилась из крепких рук своего нового знакомого и выехала на дорогу, что ж она просто высадит его в центре и отправится дальше по своим делам.
Мужчина опустил со лба темные очки, пристегнулся и защелкал переключателем компакт-дисков, он был совершенно непринужден и этим злил Ксению еще больше — уж лучше бы опять начал приставать к ней — это хотя бы давало ей право грубить ему.
Из колонок полилась удивительно чистая и страстная мелодия Бизе — «Кармен», сердце Ксю дрогнуло и забилось чаще, чем ей бы того хотелось.
— Трагичная история любви работницы папиросной фабрики и бравого испанского офицера, — усмехнулся мужчина. У него был какой-то неуловимый акцент, когда он говорил по-английски и холодноватая северная резкость в итальянском, за стеклами темных очков прятались удивительные дымчато-серые глаза, немного печальные и очень притягательные даже в их теперешнем покрасневшем и заспанном виде.
— Для любителя поспать на тротуаре вы демонстрируете редкий интеллект, — съязвила Ксю, уже смирившись со своим попутчиком.
— Не будьте банальны! — рассмеялся мужчина и прибавил громкость музыки — полная любви и горечи мелодия окутала Ксю. — Как там в Библии «Не судите и не судимы будете» или у Грибоедова «А судьи кто?».
Катя никак не могла понять, что за человек сидит рядом с ней, она даже не была уверена в его национальности — итальянец — не похоже, англичанин или немец — тоже вроде бы нет. Может быть, он из Америки, Канады или Австралии — это могло бы объяснить акцент, но Грибоедов — это уж слишком! Везет его в своей машине и даже не знает его имени! Абсурд!
— Вас хоть как зовут-то, мистер? — проговорила Ксю.
— А вас? — вопросом на вопрос ответил он.
— Что вы увиливаете? Скрываетесь от закона? — сердилась Ксю.
— Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на цветок чертополоха? такая же колючка, — рассмеялся мужчина.
Ну точно англичанин, у них, по ее наблюдениям, всегда было плохо с чувством юмора, — подумала Ксю.
Следующие несколько минут прошли в тишине, прерываемой музыкой и звуками пробуждающегося города. Ксения бросала взгляды на своего попутчика и убеждалась, что судьба подкинула к колесам ее маленькой смешной машины отличный образец мужской природы: высокий, широкоплечий, элегантно-атлетичный, с растрепанными пепельными волосами и немного неряшливой щетиной он был вполне достоин украсить «дневник Ксю и пупса» в качестве примера того редкого вида, на который и велась охота.
Антон смотрел на девушку и ему казалось, что ее черты, ее речь напоминают ему кого-то, что неуловимое, вечно ускользающее: странная смесь женственности, сексуальности, грубости и подозрительности. Она легко переходила с одного языка на другой, а сквозь сон ему даже показалось, что она бормочет что-то по-русски.