От постоянного напряжения слуха ей стало больно слушать даже тишину. Она задумывалась над своей жизнью, и мысли лишали ее сна. Слушать... Разве не этим она занималась всю жизнь? Она слушала мать, слушала Мартина, слушала бесчисленных пациенток. Чему же ее хотели научить?
В тишине монастыря Фьямма постепенно отвыкала от прежней жизни, училась довольствоваться самым малым. Она чувствовала: что-то должно произойти, но уже не хотела ничего ждать. Каждое утро она под-ходила к деревянному столу, чтобы получить совет и постараться следовать ему неукоснительно.
Вторая записка была такого содержания: "ПОЗВОЛЬ СВОИМ ГЛАЗАМ СМОТРЕТЬ".
Фьямма перестала считать дни, которые прожила в полном одиночестве, и начала своим одиночеством наслаждаться. Все, что ее окружало — горы, леса, река, — принадлежало только ей. Она вставала затемно, чтобы встретить рассвет на берегу могучей реки, а под вечер взбиралась на самую вершину горы, чтобы насладиться зрелищем заката, полюбоваться, как багровый шар солнца медленно опускается за голубые хребты далеких гор. Она не взяла с собой ни фотоаппарата, ни книги, ни даже своего дневника — свято выполняла завет своего друга: в эти места нужно приходить налегке и ни на что не отвлекаться. Так что все ее вещи остались в отеле Каджарахо.
Но, в отсутствие фотоаппарата, Фьямма научилась наслаждаться удивительным цветом неба и необыкновенными формами пышных облаков не через объектив "Никона", как делала всегда, а перенося увиденную картину прямо на сетчатку своей души.
Ночью здесь было столько звезд, что им, казалось, тесно на небе, и каждая звезда силилась затмить другие. Фьямму зрелище приводило в восторг.
Ее наручные часы были при ней, но однажды без видимых причин стрелки отвалились от циферблата. Фьямма все же продолжала носить часы — ей было забавно находиться в относительном времени.
Хотя одиночество сыграло с ней плохую шутку, заставив жить воспоминаниями, Фьямма иногда ловила себя на том, что испытывает странное состояние пустоты, которого пока не могла объяснить. Лишенная элементарных удобств, она начинала чувствовать себя очень комфортно. Она жила добровольной узницей, отмечая каждый прожитый в монастыре день маленьким крестиком на стволе старого дуба, под которым любила размышлять. Медитировать она еще не пробовала, так как чувствовала, что пока не готова. Каждую ночь ей снились сны: то Мартин, то мать, то мертвые голубята, то далекое детство и сестры, то пациентки, то Давид... Чаще это были не просто сны, а кошмары, после которых она просыпалась в холодном поту. Она научилась распознавать каждый ночной звук, не бояться сов и обезьян, воровавших у нее по ночам бананы. Спала она на полу, на тонкой под-стилке.
Однажды Фьямма проснулась в слезах и три дня подряд проплакала от жалости к самой себе. Но зато промыла слезами душу и почувствовала себя легкой и чистой. Почувствовала, что освобождается от прошлого. Однако стоило ей подумать о будущем, и ее снова охватывали сомнения. Однажды, сидя под древним дубом, она поняла, что сомнений не нужно бояться. Пусть они будут, пусть помогут ей решить, как жить дальше.
Она научилась стирать одежду в реке и в той же реке смывала с себя все печали. А пока одежда сушилась на солнце, Фьямма, пыталась поймать руками облака. Она утратила чувство времени и питалась почти одной водой, так что брюки с нее спадали, и ей приходилось подвязывать их бечевкой. Она чувствовала себя в прямом смысле очень легкой, но это ее не беспокоило, а даже радовало. Единственное, чего ей хотелось, это пить. Она литрами пила чистую воду. Казалось, ее душа хотела омыться. Фьямма входила в источник и пила, пила, пила... Никогда в жизни вода не доставляла ей такого наслаждения. Она казалась Фьямме эликсиром, с ней не шла ни в какое сравнение "Маргарита", которой столько было выпито за все четверговые ужины в "Заброшенном саду".
Как-то утром, пробудившись после очередного кошмара, Фьямма почувствовала сильную жажду, но кувшина с благословенной влагой на месте не оказалось. Вместо него Фьямма увидела записку: "ПОЗВОЛЬ СВОЕМУ НЁБУ ОЩУТИТЬ ВКУС". Через несколько часов кувшин снова стоял на своем месте, а в корзине лежали, источая сладкий аромат, плоды манго.
И так прошло еще много дней, каждый из которых был отмечен маленькой радостью и большой печалью. Все смешалось в тишине этих странных гор, где у Фьяммы не было никого и ничего, кроме таинственным образом появлявшихся записок.
Однажды в полнолуние налетел сильнейший порыв ветра. Казалось, он был послан из Гармендии-дель-Вьенто. Огромная спираль вырвалась из облака и устремилась прямиком к Фьямме, которая только что получила очередную записку: "ПОЗВОЛЬ СВОЕЙ КОЖЕ ЧУВСТВОВАТЬ". И вдруг Фьямма начала двигаться в ритме ветра, который, казалось, приглашал ее потанцевать, выпевая вместе с листьями зеленую древесную мелодию. И под эту зеленую мелодию босые ноги Фьяммы танцевали голубой танец. Ее длинная тень, отбрасываемая на скалы, в ритме ночного листопада то приближалась к луне, словно целуя ее, то снова отдалялась. Фьямма не заметила, как разделась. Обнаженная, она кружилась и кружилась как сумасшедшая, открыв свое тело ласкам щедрого ветра. Она танцевала и танцевала, пока первый солнечный луч, словно ножом, не разрезал темный бархат ночи. И тогда ветер успокоился и уснул, усталый.
Через несколько дней она нашла у входа в огромную каменную пещеру голубую розу с изумительным запахом. Рядом лежала записка: "ПОЗВОЛЬ НОСУ ЧУВСТВОВАТЬ ЗАПАХИ". Фьямма поднесла цветок к лицу, вдыхая запах, но роза у нее на глазах увяла. Наполнив душу чудесным ароматом, Фьямма решила провести возле этой скалы несколько ночей, и спала прямо на земле, чувствуя кожей ее дыхание.
И однажды утром, после долгого поста и молчания, после того, как аромат голубой розы окончательно очистил ее душу, Фьямма преобразилась: все бури улеглись, все радости и печали утихомирились, и наступил полный покой. Она проснулась с желанием медитировать. Подчинившись внутреннему голосу, который она теперь слышала отчетливо, Фьямма встала над водопадом. Раньше она не осмеливалась подходить так близко, потому что боялась высоты. Сейчас же стояла у самого края, не закрывая глаз. Пришло время победить древние страхи. Не мигая, чуть дыша, сознавая, что в любой момент может сорваться, она простояла не шевельнувшись с восхода солнца до того момента, как на небо выплыла луна. Потом, словно со стороны, увидела, как падает в бездну, но не испытала при этом ни малейшего страха. Она видела себя плывущей в пустом пространстве и чувствовала, что это ей невыразимо приятно. В таком состоянии Фьямму и застала та самая женщина в красном, которую несколькими неделями раньше они с Давидом видели у входа в один из храмов Каджурахо.
Пришло время понять, что такое Тантра.
Голосом, похожим на свист ветра, женщина позвала ее по имени. Фьямма пришла в себя. После многих дней одиночества это был первый ее контакт с людьми. Почему-то женщина напомнила ей Апассионату, рыжую голубку, крылатую почтальоншу. Теплая волна прилила к сердцу Фьяммы. Она снова почувствовала острую потребность в матери и подруге. Чувства ее были, как ей казалось, обнажены. Она знала, что им, как и ей самой, нужно окрепнуть, ведь предстоял долгий путь.
Загадочная женщина с седыми волосами, которая сказала, что имя ее — Либертад , наблюдала за Фьяммой все время, что та жила в монастыре. Это она забрала кувшин с водой, она оставляла записки, положила розу возле пещеры, вызвала ветер. Она была прекрасно осведомлена обо всех страданиях и сомнениях Фьяммы в эти дни — двадцать лет назад она сама прошла через подобные испытания, разве что более жестокие.
Женщина в красном рассказала Фьямме, как оказалась в этих местах. Она покинула свою страну, пережив множество неудач. Бросила семью, работу, друзей и любимого человека. Она приехала сюда в поисках истины, которая успокоила бы ее душу. И была уверена, что, когда уедет из своей страны, все ее проблемы кончатся. Но проблемы остались при ней: переехали вместе с ней из одной страны в другую. Она хотела, чтобы изменилось все вокруг нее, хотела оказаться в благоприятной среде. Но не понимала, что измениться должна прежде всего она сама. Фьямма очень внимательно слушала Либертад. Раньше она воспринимала бы ее как одну из своих пациенток и тут же поставила бы диагноз, руководствуясь какой-нибудь из своих толстых книг по психопатологии. Но сейчас она понимала эту женщину, и ей казалось, что, слушая ее, она слышит свой собственный голос, рассказывающий о ее, Фьяммы, собственной жизни... Сейчас она слушала душой... А Либертад рассказывала о том, как ночь за ночью мучилась, вспоминая свое прошлое, на том же месте, где теперь разговаривала с Фьяммой, и что когда освободилась от всех сомнений и мыслей, то поняла великую истину: ее сознание было заблокировано страхом. Это открытие помогло ей понять и многое другое. Именно страх заставляет живые существа действовать или бездействовать. Тот самый страх, который она отказывалась признавать. Это не боязнь кого-то или чего-то, это присущий каждому человеку глубокий внутренний страх, без которого невозможна и сама жизнь, хотя многие люди себе в этом страхе не сознаются.